Читать книгу Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4 - Фредерик Дюбуа де Монпере - Страница 23

Страна, простирающаяся на юг от Джавалы или Мачавери, напротив Катариненфельда, сильно отличается от той, что находится на севере. Здесь вы не обнаружите громадных отливок лавы; там больше нет ни извержений, ни впадин от огненных потоков. Линии холмов конической формы разрезают землю, оставляя между собой прекрасные и широкие долины, орошаемые Паладаури и его притоками, общее устье которых в Джавале находится на закате от руин крепости Джамбалы(124).

Мы можем составить представление об этом пейзаже по данному мной виду Катариненфельда, простирающемуся до отдаленных вершин Лиалвара, покрытых снегом еще в июне. Мы их видим справа от руины старинной церкви, увенчивающей наиболее выдвинутый диоритовый порфировый конус, почти разрезанный до пика, у подножия которого расположена деревня.

Эта хижина летом является целью большого числа паломничеств со стороны жителей Кахетии, которые добровольно или принудительно пересаживают лозы на богатые Алазанские виноградные плантации, вспоминая еще о том, что долины Джавалы и Поладаури были их первоначальной родиной.

Шушинская армянка (1900 год)

Долина Поладаури находится за первым рядом конусов; Германцы из Катариненфельда ей дают название Köpenikerthal, которая не что иное, как разрушение гряды Капанакчи(125).

Несмотря на недомогание, предвещаемое мне лихорадкой, я пожелал посетить эту долину, и один, как обычно, вооруженный лишь геологическим молотком, я поднялся на Джавалу через сады, плодовые посадки и пажити Катариненфельда, пока не осталось небольшого расстояния от Квеши; там, напротив церкви, расположенной справа на рисунке, и господствующей над Квеши с восточной стороны, я обнаружил лесистый перевал, ведущий к нынешним руинам Чори. Там я пересек дорогу, по которой следовал Гильденштедт 31 мая 1772 года, собираясь навестить рудники Дамбулута, идя по ней прямо из Шанша-Оглу на Поладаури в Квеши на Джавале. Я же направился более короткой стезей на Поладаури. По мере того, как я выходил из открывавшейся на долину горловины, возрастало мое удивление при виде богатства и плодородия этого превосходного края, древнее население исчезло, оставив свои церкви и множественные часовни рассеянными по всей долине посреди татарских деревень, новых захватчиков.

Чори располагало несколькими такими памятниками; наиболее крупный из них, замеченный мной на выходе из горловины и уже в долине – церковь самого простого стиля, без купола и с одной апсидой. Квадратные колонны разделяли неф с приделами. Некоторые надписи покрывали стену; главные, против обычного в Грузии и Армении, являются рельефными. Вот их перевод, сделанный господином Броссе младшим(126).

«Во имя Бога Отца, Сына и Святого Духа, по заступничеству Святой Матери Бога и Святого Григола(127), я, Глахак Илия, имея честь быть настоятелем церкви Святого Григола, я не забыл предписать бдение, знак к которому подаст монастырская трещотка. Одинаково я определил подарок в виде вина для бдения, посвященного прославлению Бога. Бог возвышает Давита Мафу и его сына, и Авеля Мафу; и любой, кто после меня изменит это бдение и подарок, преподнесенный церкви, будь он религиозным служителем или нет, проклят Богом; и любой, кто среди светских лиц это упразднит, равно подпадает под тяжесть церковных канонов».

Ужасная редакция этого отрывка, выбор выражений и стиль, в котором он вырезан, заставляют думать господина Броссе, что надпись современная и ей мы обязаны одному Армянину.

На краю цоколя, образующего основание Церкви, мы видим рельефные буквы.

«… Покровительствуй мне и Азарухт… этот дом молитвы для наших душ».

На косяке маленькой двери с правой стороны церкви я скопировал эту третью надпись, которая не что иное, как сокращение первой надписи.

«С. во имя Бога, … святого Григория, я предписал, я… Глахак, бдение в этой церкви».

Следуя первой надписи, эта церковь Святого Григория зависела от монастыря, следы которого обнаруживаются вокруг здания. Стена защищала его от набегов кавказских разбойников; посреди этих руин остается стоящей только башня, служившая колокольней и входными вратами в монастырь. Со стороны двора я увидел на этой башне большую надпись, написанную курсивными буквами, но я не располагал временем ее скопировать.

Посетив этот брошенный монастырь посреди татарских полей, я старался достичь другой более красивой, чем первая, церкви, и я увидел ее напротив от себя на высотах, тянущихся вдоль правого берега Поладаури. Но расстояние оказалось слишком большим для меня, и все, что я мог сделать, только достаточно приблизиться, чтобы суметь ее зарисовать и рассмотреть. Немцы мне сообщили, что в стране ее называли Каченна (Katchenna)(128).

По стилю эта церковь напоминает храмы Гелати и Тифлиса; она в форме креста, освещаемая немного разрушенным куполом. Она скорее грузинского, нежели армянского происхождения. Ближайшая деревня к этому святилищу Капанакчи, удаленная отсюда на несколько верст.

Расположенная посреди долины шириной в лье и выровненной как равнина, я увидел ее открывшейся как залив по направлению к Джавале, которую принимает Поладаури.

Другие церкви и руины замков были живописно рассеянными на высотах вдоль его сторон; но я не имел времени на них останавливаться и возвратился в Катариненфельд, с трудом поднимаясь по порфировому конусу, увенчанному руиной, господствующей над деревней. Я думал здесь найти какой-нибудь памятник, который оправдал бы столь знаменитые паломничества, совершаемые сюда; но кроме фундамента большой стены, выглядевшего так, как будто стена окружала хижину, основания которой кажутся почти на голой земле посреди подстриженных кустов, стезей паломников, как в английском саду, я не замечал ничего, что могло бы заслужить столько веры и столько ревности, за исключением вида, являвшегося великолепным.

Я отмечал, как сделал уже Гильденштедт, что часть долин Джавалы и Поладаури, наиболее приближенная к Храму, была безлесной, и букеты из многих деревьев начинались лишь с приближением Квеши: это показано на моем рисунке.

Деревня Катариненфельд радует большим процветанием, нежели Геленендорф, и не находится в долгу столь ужасным способом. Положение колонии благоприятно и ее близость к Тифлису предлагает ей уверенный рынок сбыта для ее продуктов. Мой хозяин Зальцман из Тифлиса, живший в Катариненфельде, построил прекрасную мельницу на Джавале. Впрочем, у поселенцев хорошие поля, которые они не могут орошать, это правда, достаточно значительные пастбища, расположенные вдоль Джавалы, виноградники, дающие в том числе светлое белое игристое и приятное на вкус вино. Возрастает индустрия садоводства и овцеводства. Деревня имеет церковь и пастора.

Накануне Святой Пасхи мой хозяин Гаубензакк сопроводил меня в своей повозке на полпути до Тифлиса, то есть до поста Коди, где я взял лошадей.

Мы переехали через Колагири, положение которой мне показалось еще более странным, чем в первый раз, теперь, когда я давеча посетил лавные стены Шамшуильде. Храм, выходящий пенящимся из темной бездны серой или черной лавы с руинами церквей и домов, рассеянными по всем скальным складкам, в высшей степени контрастирует со столь плодородной равниной Борчало, покрытой деревнями, а особенно с самой крепостью Колагири, возникающей из ослепительной белизны на темном склоне.

Развернувшись на юго-запад, я имел обратную сторону вида, великолепие которого меня поразило в предшествующий день в долине Поладаури; она широко открывалась со своими руинами замков – среди них по-особенному примечательны развалины Джамбалы(129), причудливо расположенные на двух обособленных пиках из желтоватого порфира и связанные длинной стеной. Эта группа скал заполняет угол слияния Паладаури с Джавалой. На самых краях Поладаури выше Джамбалы появляются руины другого замка Датлехаче или Болниса, столь же живописного, сколь и первый.

За Колагири, желая достичь берегов Алгета, избежав большого объезда, мы поднялись на отливку лавы, как и в Армении, напоминающей разобранную стену, ощетинившуюся разломанными блоками. Здесь часто встречаются куски черного обсидиана, прозванные в народе верблюжьим глазом и рассеянные по всему пространству.

Мы перешли Алгет вброд выше разрушенного моста и вскоре достигли Коди, оставив далеко слева каменистую долину Алгета, а в горловине, орошаемой ручьем, третью колонию Элизабет-таль, четвертое поселение страны по уровню благосостояния и преимуществ почвы. Она находится на равном расстоянии на восток от Большого и Малого Энагета.

Глядя на хорошую почтовую карту, можно заметить, что дорога от Коди к мосту Дебеды выводит на большой объезд, вместо того, чтобы идти прямо через равнину; что удивляет, и тем не менее этот путь мотивирован уважительными причинами: нижняя равнина, обрамляющая Куру, столь жаркая и настолько наполненная комарами в летний период, что ее невозможно пересечь; вот почему следовало объезжать ее по высотам, чтобы хорошо выглядеть. Все Татары, проводящие здесь зиму, летом удаляются на горы: на каждую деревню с трудом можно найти одного или двух жителей, которые их охраняют.

Я повстречался в Коди с сыном князя Тарку или Шамхала, ехавшего в Тифлис, чтобы поздравить графа Розена с праздником Святой Пасхи. Я узнал одного из ямщиков, столь мало обходительного в Муганли, который его привез и состроил кислую физиономию, поскольку Его Высочество не проявили щедрости и ничего ему не дали. Я не держал на него зла: «Возьми вот на Пасху, – сказал я ему, – но в будущем будь более услужливым к бедным иностранцам».

Пройдя Коди, мы сошли в низину или на очень необычную вулканическую окружность, склоны которой очень крутые и понижаются немного только на юг, где поднимается над осыпью обособленный конус. Стены этого обширного кратера мне показались состоящими лишь из пепла и шлака всех цветов. В глубине окружности находится озеро без стока и насыщенное солью Глаубера. Мы вышли из окружности, взобравшись на порфировое плато, скальные породы которой напоминают те, что расположены по соседству с Тифлисскими ваннами.

Я покинул эти огненные скалы, прибыв в Соганлуги; оттуда я поднимался вдоль берегов Куры, стесненных скалами из черного сланца, и я, наконец, приехал в Тифлис, благословляя Бога за то, что он вернул меня сюда, по крайней мере, живым, если не в добром здравии. Усталости моего долгого странствия и вынужденные посты, мной перенесенные, подорвали мое здоровье больше, чем я думал, прибыв в Катариненфельд. Сочная немецкая кухня, салаты с беконом, омлеты с салом, ветчина, жаркое и пр. пришли на смену столь простому и легкому татарскому плову; мой желудок оказался не готов к этим угощениям, и когда я приехал в Тифлис, то дрожал всеми конечностями и задыхался от приступов лихорадки третьей степени. На мое несчастье добрый Зальцман не смог меня поселить; однако он мне уступил маленький угол в прихожей, где я ожидал конец своего первого приступа, будучи сильно опечаленным и не зная, где мне обрести пристанище. Все еще шатаясь, ближе к вечеру я покинул тяжелый войлочный ковер, служивший мне постелью, чтобы выйти на галерею подышать свежим воздухом и подкрепиться; я с беспокойством смотрел на просторную панораму Тифлиса, где я с таким трудом нашел жилье, когда два всадника, проезжающие перед воротами, останавливаются при виде меня. «Как, это вы, благословен Господь!» – «Да, это я, я прибыл и только что перенес приступ лихорадки: хуже того, я не знаю, где мне найти кров» – «Как, благой Бог! Почему вы мне не сказали? Поспешите быть у меня; у меня больше места, чем вам нужно. Я увеличил свое жилище со времени вашего отъезда; за вами будут хорошо ухаживать; вот дрожки, которые приедут – пользуйтесь ими. Я присоединюсь к вам: я сам был болен с вашего отъезда и намерен пройди курс лечения, предписанный моим врачом». Этим щедрым человеком, пришедшим мне на помощь, являлся один из моих соотечественников из Санкт-Галлена господин Карл Мейер, молодой интеллигентный человек, столь же усердный в делах, приведших его в Тифлис, сколь услужливый и хороший друг. Я желаю, чтобы он прочел эти строки, признав в них чувство благодарности, их продиктовавшее; но, увы, молодой человек покоится в могиле, став жертвой своего усердия и своей смелости.