Читать книгу Конец цепи - Фредрик Т. Олссон - Страница 14

Если бы Франкен сфокусировал взгляд, он увидел бы свое лицо, отражавшееся в стекле перед ним. Увидел бы беспокойство в собственном взгляде, морщины вокруг рта, всегда становившиеся глубже, как только новые волнения обрушивались на него: борозды, расходящиеся в стороны по уже покрытому трещинами пейзажу, под прямым углом от его плотно сжатых губ.

Но у Франкена хватало о чем думать помимо собственной внешности. И он сконцентрировался на гораздо большем расстоянии, по другую сторону защитного стекла, в большой даже чересчур хорошо освещенной комнате.

Прозрачная перегородка была больше сантиметра толщиной, далее шло пространство с абсолютным вакуумом, а после него еще одна перегородка из такого же толстого особо прочного стекла, как и первая. Сделанные таким образом окна могли противостоять чему угодно. При их изготовлении использовали то же самое кварцевое стекло, что и в космических челноках, а все перемещения происходили через атмосферный шлюз, также специально заказанный у одного из поставщиков НАСА. И все равно, подумал он, им не удалось сохранить все внутри.

Его взгляд скользнул по длинным рядам коек. Но он не стал считать количество тел в различных стадиях на пути к мучительной смерти. Не пытался определить, сколько еще живы, а сколько находятся на грани.

Он же спасал их, уговаривал Франкен самого себя.

Большинство ведь получили более сносную жизнь, тепло, и еду, и защищенность, и интеллектуальный стимул, тогда как многие из них уже давно умерли бы, если бы не лежали здесь. То, через что они проходили, стало ценой, которую они сами выбрали заплатить. Пожалуй, не зная о последствиях. Во всяком случае, не зная полностью, но выбор ведь оставался за ними. И в то время как его глаза продолжали странствовать меж запятнанных кровью простыней, Франкен избавился от появившегося неприятного чувства с помощью обычной для него убежденности. Или, по крайней мере, в привычной манере попытался достичь ее, чтобы заглушить угрызения совести.

Использовал обычное оправдание.

Когда надо спасать мир, приходится жертвовать отдельными индивидуумами.

Это была его мантра, и он поступил как всегда: повторял ее про себя, пока сам не поверил в это.

В конце концов взгляд Франкена закончил свое странствование. Молодая женщина, медленно двигавшаяся между кроватей там, по другую сторону стекла, почувствовала его на себе и посмотрела в сторону генерала из-за запотевшей пластиковой защиты лица. Она была одета в толстый полностью герметичный наряд из специальной белой, синтетической ткани, под которую был закачан воздух под избыточным давлением, чтобы в случае отверстия или другого повреждения в нем он устремился наружу (а не наоборот) и дал ей хоть какой-то шанс выбраться, пока еще не будет слишком поздно. Ее глаза были пустыми, почти бесчувственными, но Франкен знал, что у него они такие же. Это был единственный способ выдержать.

Она остановилась около одной из кроватей по другую сторону защитной перегородки. Простыни были чистыми. У человека, лежавшего под ними и спавшего под действием препаратов на спине, щетина только-только начала проявляться на лице. С большого расстояния он все еще выглядел здоровым. И Франкен в душе надеялся, что все так и обстоит.

Не ради мужчина. Не ради себя самого.

А ради всех других.

Женщина немного задержалась у его кровати. Сделала то обычное, что и у всех иных, мимо кого она проходила. Сняла показания с аппарата, стоявшего по соседству. Сердечный ритм, температуру, насыщенность крови кислородом. Подняла покрывало, осмотрела тело. Ощупала кожу в поисках характерных изменений. А Франкен ждал. Дал ей необходимое время.

В конце концов она посмотрела на него снова.

И как только их глаза встретились, надежда сразу оставила генерала.

Охранники, стоявшие в другом конце коридора, имели защиту глаз и дыхательных путей, а также куртки и брюки из шуршащего пластика, тщательно зашнурованные на каждом стыке. На руках у них были резиновые перчатки, но все равно они избегали прикасаться к ним, гнали Жанин и Вильяма вперед при помощи слов и жестов.

Они миновали атмосферный шлюз и оказались в холодной до ужаса комнате.

Люминесцентные лампы на потолке. Стены и пол покрыты железными листами.

Это могла быть бойня. Или морг. Проложенные в полу желоба сходились вместе в одном углу и заканчивались в сливном отверстии. И из всего прочего там находилась только система, напоминавшая спринклерную, где пара труб спускалась к кранам на одной из стен.

Вильям слышал, как Жанин дышит рядом, и посмотрел на нее. Она приклеилась взглядом к стене напротив них. Таращилась на нее пустыми глазами, дрожала от нервного возбуждения, но старалась удержать эмоции при себе.

Только сейчас Вильям понял, насколько она напугана.

В отличие от него ее никогда не готовили к подобным ситуациям. Ей не приходилось проходить тренировки, где отрабатывалось поведение при допросах, в заключении или в критических ситуациях, и сейчас она не знала ничего о том, чего им ждать.

Он хотел что-нибудь сказать ей. Но никакие слова сейчас не помогли бы, и им оставалось только следовать за охранниками, стараться не перечить им, ждать и смотреть, что случится. И Вильям последовал примеру Жанин и сжал зубы.

Они получили приказ остановиться посередине комнаты и сделали это.

Ждали. Слышали, как мужчины, стоявшие за их спинами, отошли назад и встали на большом расстоянии вдоль стен. А потом им сказали раздеться.

Рядом с ним стояла Жанин, которой и без этого было ужасно холодно. Она колебалась. И Вильям начал первым.

Он расстегнул свою одежду, стащил ее, бросил прямо на пол, и в конце концов Жанин последовала его примеру, пока они не остались нагими рядом друг с другом, с взглядами, направленными прямо вперед, чтобы не делать ситуацию еще более неприятной, чем она уже была.

Потом им приказали подойти к стене. Положить руки на нее, стоя спиной к мужчинам. Послышался звук волочения шланга по полу.

– Закройте рот и глаза и постарайтесь не дышать, – сказал кто-то, а потом их спины взорвались от боли.

Струя, ударившая по ним, была по-настоящему горячей, а напор столь сильным, что Вильям с трудом удерживал равновесие, и колющая боль расползалась по телу по мере того, как жидкость попадала на них и стекала на пол.

Жидкость, поскольку это была не вода. Она пахла алкоголем и хлоркой, и, пожалуй, йодом, и чем-то еще, но, о чем бы ни шла речь, концентрация была неслыханно высокой. И только когда струя опустилась вниз на его ноги, Вильям осмелился дышать, чуть приоткрыть глаза и увидел, как дезинфицирующее средство течет по его икрам. Его ручейки закручивались в водовороты у подошв, пробегали мимо меньших по размеру, но более мускулистых ступней Жанин, а потом устремлялись дальше, пока не исчезали под слоем вонючей пены, плотной и непроницаемо белой, с коричневыми полосками йода по краям, которая в неистовом хороводе кружилась вокруг сливного отверстия.

Затем им приказали повернуться. Когда струя снова поднялась вверх и жгучая боль распространилась по грудной клетке, он с такой силой сомкнул веки, что даже задумался, сможет ли открыть глаза снова.

Все это продолжалось приблизительно минуту, а когда наконец прекратилось, им приказали перейти в следующую комнату.

Они шли один за другим. Сначала Жанин, Вильям позади нее, и он не смог удержаться и обратил внимание на ее спину, темно-красную от дезинфицирующего средства, но хорошо тренированную, с прилично развитой мускулатурой, но спохватился и заставил себя сфокусировать взгляд перед ней, далеко впереди, уже в глубине комнаты, куда они направлялись. Ему пришло в голову, что если Жанин находилась здесь уже семь месяцев, то, наверное, продолжала тренироваться и после приезда сюда, и его заинтересовало, занималась ли он этим тайком в своей комнате, или организацию, в плену которой они находились, подобное по какой-то причине устраивало.

Комната, куда они вошли, выглядела не более приветливо, чем предыдущая. Ее стены были покрыты кафелем, а на потолке вдоль одной длинной стены висели трубы, заканчивавшиеся большими душевыми насадками. Каждый душ окружал шатер из толстой прозрачной пластиковой пленки, с крышей и полом из того же материала. Он закрывался на молнию с передней стороны, и в нем вполне хватало места для одного человека.

Они оказались каждый в своем шатре. Им приказали вымыться с помощью средства, находившегося в емкостях с внутренней стороны шатра. Волосы, все складки на коже и даже те части тела, которые географически были расположены таким образом, что до них невозможно дотянуться. Мягкая пена слегка сглаживала ощущения. Но обожженная кожа уже стала настолько чувствительной, что требовались дни для возвращения ее в нормальное состояние, и любая капля воды, падавшая из душа, колола, как грифель остро заточенного карандаша. Чем бы их сейчас не опрыскивали, он не сомневался, что у Союза по борьбе с астмой и аллергией нашлась бы пара возражений.

Вильям смыл с себя остатки пены и продолжал стоять под потоками воды, заставляя их омывать его снова и снова, словно не осмеливался поверить, что опасность уже позади.

Он никак не мог забыть женщину в стеклянном ящике.

С чем они соприкоснулись?

Сибирская язва? Лихорадка Эбола?

И что Жанин хотела рассказать, но не успела?

Он бросил взгляд в ее сторону.

И сразу обнаружил, что она смотрит на него. И сначала хотел отвернуться, с невинной миной отвести глаза к стене, словно кафель оказался ужасно интересным, к его удивлению.

Но ее взгляд привлек его внимание. То, как она смотрела на него. Все ее нагое тело было повернуто к стене перед ней, как бы в знак того, что оно занято мытьем и ничем другим, но глаза искали его глаза, целенаправленно, исподтишка, с такой силой, что ему стало интересно, как долго она стояла так, если сознательно пыталась заставить его почувствовать призыв, посмотреть на нее.

Так, наверное, все и было. Она стояла долго. Не спуская с него взгляда, старалась что-то ему сказать.

Он посмотрел на нее.

Незаметно, в то время как его тело продолжало принимать душ. Жанин делала то же самое. Наклонив голову, чтобы охранники не видели ее лица. Но красноречивее слов говорили ее глаза.

Стена.

Похоже, именно это она пыталась сказать.

Стена перед ней.

Вильям посмотрел на кафель, не зная, что она имела в виду. Но увидел только его. И еще вертикальную трубу и больше ничего.

Он снова посмотрел на Жанин, еле заметно наморщил брови. Что ты имеешь в виду? Она снова переместила взгляд к стене. Там. Смотри куда и я. Там.

Он не понял. Что она видела?

Попытался понять.

Сзади зашевелился кто-то из охранников, и они оба среагировали на звук.

Просто дали отдохнуть глазами, без всякой цели смотря перед собой, продолжали обливаться теплой водой, ждали, проверяя, не разоблачили ли их.

Уголком глаза Вильям видел, как один из охранников приближался к ним. Он постучал рукой по пластиковой оболочке душа Жанин и знаками показал ей заканчивать. Расстегнул молнию на ее шатре, дал ей полотенце, приказал вытереться насухо и только потом выйти наружу.

Она сделала, как ей сказали.

Бросила последний взгляд на Вильяма. Но увидела только его затылок.

Жанин пыталась послать ему сообщение, но он не понял, а сейчас она не знала свою дальнейшую судьбу.

Пожалуй, все было слишком поздно.

Наверное, она упустила шанс.

Катастрофа приближалась, и ей не удалось ничего сделать.

Она покинула душ и оставила послание за своей спиной.

Только когда охранники увели ее, Вильям увидел, что Жанин имела в виду.

На запотевшей стенке ее палец написал четыре буквы. Короткое сообщение. Которое вот-вот должно было исчезнуть по мере того, как капельки пара сливались вместе и стекали вниз.

AGCT.

Вот и все, что было там.

Вильям посмотрел ей вслед, но она находилась к нему сейчас спиной. Они завернули ее в толстое полотенце, вывели из комнаты, по-прежнему не прикасаясь к ней, через дверь и направо по коридору.

Их взгляды встретились на мгновение. Слишком короткое для общения, и он заметил страх в ее глазах, когда она исчезала из его поля зрения, перед тем как тяжелая дверь закрылась за ней. Страх не по поводу ее ближайшего будущего. А из-за того, что он не увидел ее послание.

Но он ведь прочитал его. Хотя и не понял смысл.

AGCT.

Аденин, гуанин, цитозин, тимин.

И что?

Вильям закрыл глаза. Теплая вода продолжала омывать его тело, в то время как он заставлял себя думать.

Азотистые основания нуклеиновых кислот. Четыре краеугольных камня ДНК. Вряд ли ведь Жанин имела в виду что-то иное, но почему написала их, почему захотела, чтобы он увидел это?

Он заставлял себя сосредоточиться. Попытался избавиться от страха, связанного с тем, что они, возможно, заразились, вытеснить из головы неприятный осадок от увиденного.

Больная женщина. В карантине.

ДНК.

Вирус.

Именно это она пыталась рассказать?

Генетическая мутация? В таком случае снова: и что?

Вильям не продвинулся дальше, прежде чем мужчины вернулись.

Они остановились перед шатром Вильяма. Приказали ему выключить воду, насухо вытереться внутри, как Жанин сделала до него.

Серьезность в их глазах испугала его. Они боялись. И когда вели его оттуда, с защитными масками на лицах, в резиновых перчатках, чтобы не касаться его тела, не только холод в коридоре заставлял его постоянно дрожать.

В комнате по-прежнему царила полная тишина, когда дверь за спиной Франкена открылась и вошел Коннорс. Франкен остался стоять неподвижно, даже не поднял на него глаз. Во-первых, он уже по шагам знал, кто пришел, а во-вторых, сомневался, что его взгляд был таким сосредоточенным и уверенным, как он бы хотел. Словно для кого-то являлось секретом то, что все они чувствовали. Как будто неприятное, даже бесчеловечное решение принимается просто небрежным кивком, а потом о нем уже никто не задумывается, словно речь шла о сущей безделице.