Читать книгу Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Элиза Бёрнетт - Страница 4

Наверное, никогда еще Седрик не удивлялся так часто, как в течение следующей недели. В его жизни еще не бывало более странных и удивительных дней. История, которую поведала ему мама, была совершенно необыкновенной. Миссис Эррол была вынуждена повторить ее несколько раз, чтобы сын все понял. Мальчик боялся даже представить себе, что подумает обо всем этом мистер Хоббс!

История была про… графов. Дед Седрика, которого мальчик никогда не видел, оказывается, был графом. И его старший дядя, если бы он не упал с лошади и не умер, тоже со временем стал бы графом. После его смерти второй дядя был бы графом, но он внезапно умер в Риме от лихорадки. После этого графский титул перешел бы к отцу Седрика, но его тоже уже не было в живых. Вот и выходило, что после смерти деда графом должен стать Седрик, а в настоящее время он – лорд Фаунтлерой.

Мальчик растерялся и сильно побледнел, когда ему об этом сказали в первый раз.

– О, Дорогая! – кинулся он к матери. – Я предпочел бы не быть графом! Среди моих друзей нет ни одного графа. Нельзя ли устроить так, чтобы я тоже им не был?

Но это оказалось невозможным. И вечером, сидя вместе у открытого окна и глядя на тихую улицу, Седрик с мамой долго говорили об этом. Мальчик сидел на скамейке в своей любимой позе, обняв руками одно колено, с тревожным, немного раскрасневшимся от волнения лицом. Дедушка хочет, чтобы он приехал в Англию, и мама считает, что так и нужно поступить.

– Я знаю, твой папа желал бы этого, – говорила она грустно, – он очень любил свою родину… Нам придется подумать о многих вещах, которых ты, маленький мальчик, пока еще не можешь понять. Я буду дурной матерью, если не отпущу тебя. Когда ты вырастешь, то поймешь…

Седрик печально покачал головой:

– Мне бы не хотелось расставаться с мистером Хоббсом. Боюсь, он будет скучать по мне, а я буду скучать по нему… И по всем остальным…

На следующий день их снова навестил мистер Хэвишем – тот самый пожилой джентльмен с проницательным взглядом. Он был адвокатом графа Доринкорта, деда Седрика. Седрик услышал много нового: что когда он вырастет, то станет очень богатым человеком – у него будут замки с прекрасными парками, богатые рудники, обширные поместья и множество слуг и работников. Но все это не обрадовало мальчика. Он беспокоился о мистере Хоббсе и сразу после завтрака отправился к нему в лавку.

Седрик застал своего друга за чтением утренней газеты и подошел к нему с крайне озабоченным видом. Он чувствовал, что для мистера Хоббса удивительные новости станут большим ударом. По дороге мальчик обдумывал, как лучше сообщить о них.

– Привет! – сказал бакалейщик. – Доброе утро!

– Доброе утро, – ответил Седрик.

Он не влез, как обычно, на высокий стул, а присел на ящик с печеньем и обхватил руками колено. Несколько минут в лавке было тихо. Потом торговец вопросительно взглянул на мальчика из-за газеты:

– Все в порядке?

Седрик собрался с духом.

– Мистер Хоббс, – сказал он, – вы помните, о чем мы с вами говорили вчера утром?

– Ну, да, – ответил бакалейщик, – мы вроде бы говорили об Англии.

– Да, – кивнул Седрик. – А когда за мной пришла Мэри, о чем?

Мистер Хоббс почесал затылок.

– Мы вспоминали королеву Викторию и аристократов.

– И… – Седрик немного запнулся, – и графов, так ведь?

– Ну, да, – хмыкнул торговец, – мы их тоже слегка затронули, это верно!

Седрик покраснел до корней своих вьющихся, спадающих на лоб волос. Никогда в жизни он еще не попадал в столь затруднительное положение. Мальчик со страхом думал о том, что скажет мистер Хоббс, услышав его новость.

– Вы мне говорили, – продолжал он, – что не желали бы видеть их здесь, у ваших ящиков с печеньем.

– Да, я так и сказал. И не отступлюсь от своих слов! Пусть они только попробуют, тогда посмотрим!..

– Мистер Хоббс, – тихо объявил Седрик, – один из графов сидит сейчас здесь, на этом ящике…

Бакалейщик чуть не свалился со своего стула.

– Что?! Что ты сказал?

– Да, – потупился мальчик, – я один из них… или скоро стану одним из них. Я не хочу вас обманывать…

Мистер Хоббс разволновался. Он вдруг вскочил со стула и пошел взглянуть на термометр.

– Это жара во всем виновата! – решил он и тут же вернулся, обеспокоенный состоянием своего юного друга. – Духота, однако… Как ты себя чувствуешь? Голова кружится? Когда ты почувствовал себя дурно?

Он положил огромную руку на голову мальчика. Положение становилось все более затруднительным.

– Спасибо, – сказал Седрик, – я вполне здоров. С моей головой все в порядке. Мне очень неприятно вам говорить, но это правда. Поэтому Мэри и пришла тогда за мной. Мистер Хэвишем все рассказал маме, а он – адвокат…

– Одного из нас точно хватил солнечный удар! – перебил его бакалейщик.

– Нет, – возразил Седрик, – нет, лучше нам примириться с этим, мистер Хоббс. Мистер Хэвишем приехал издалека, из Англии. Его прислал мой дедушка.

Торговец изумленно посмотрел на серьезное детское лицо.

– И кто же твой дедушка?

Седрик опустил руку в карман и осторожно вытащил листок бумаги, на котором было что-то написано его собственным круглым, еще не вполне устоявшимся почерком.

– Я не смог сразу запомнить и записал вот тут, – сказал мальчик, а затем медленно прочел вслух: «Джон Артур Молинекс Эррол, граф Доринкорт». – Так зовут дедушку, и он живет в одном замке… нет, кажется, даже в двух или в трех замках. И мой папа был его младшим сыном… Я не был бы лордом или графом, если бы он был жив! Да и папа не мог бы стать графом, если бы два его старших брата не умерли. Но они все умерли, и там больше нет никого… ни одного мальчика… Так что я должен стать графом, и мой дедушка прислал за мной, чтобы я ехал в Англию…

Мистера Хоббса действительно бросило в жар. Он вытирал вспотевший лоб, мокрую лысину и часто дышал. Бакалейщик начал понимать, что случилось нечто необыкновенное. Он смотрел на своего маленького друга, сидевшего на ящике с невинным, хотя и взволнованным выражением лица, и не видел в нем никаких перемен: Седрик оставался все тем же простым, красивым, милым, приветливым мальчиком в черном костюме с красным кушаком. И это рушило привычные представления мистера Хоббса об аристократах…

В особенности торговца смущала простота и искренность, с которой Седрик говорил о новостях. Было ясно, что малыш совершенно не отдает себе отчета в том, как удивительно все происходящее.

– Как ты сказал, тебя теперь зовут? – переспросил мистер Хоббс.

– Седрик Эррол, лорд Фаунтлерой, – ответил Седрик. – Так назвал меня мистер Хэвишем. Когда я вошел в комнату, он сказал: «Итак, вот маленький лорд Фаунтлерой».

– Так!.. – протянул бакалейщик. – Будь я проклят!.. – это восклицание всегда раздавалось, когда он был чем-нибудь удивлен или взволнован. Ничего другого в этот момент ему не пришло в голову.

Седрик нашел восклицание своего друга совершенно уместным: его уважение и привязанность к мистеру Хоббсу были так велики, что он одобрял все его замечания. За свою жизнь мальчик видел не так много людей и поэтому не понимал, что мистер Хоббс не отличался благовоспитанностью. Конечно, Седрик понимал, что мистер Хоббс не похож на маму, но его мама была леди, и мальчик простодушно полагал, что леди отличаются от джентльменов большей сдержанностью.

Он пристально посмотрел на бакалейщика.

– Ведь до Англии далеко, не так ли? – спросил он.

– Придется пересечь Атлантический океан, – ответил мистер Хоббс.

– Весьма огорчительно, – вздохнул Седрик, – значит, я вас долго не увижу. Мне не хочется даже думать об этом, мистер Хоббс!

– И самые лучшие друзья порой вынуждены расставаться, – заметил бакалейщик.

– Да, – сказал Седрик, – но мы столько лет были друзьями, не правда ли?

– С тех пор, как ты родился, – кивнул мистер Хоббс. – Тебе было около шести недель, когда тебя в первый раз вынесли гулять на эту улицу.

– Ох, – вздохнул мальчик, – вот уж никогда не думал, что буду графом!

– Ты полагаешь, что этого нельзя избежать? – поинтересовался мистер Хоббс.

– Боюсь, что нет, – развел руками Седрик. – Мама говорит, что папа желал бы этого. Но если уж я должен стать графом, я постараюсь быть хорошим графом. И не буду тираном. А если когда-нибудь начнется война с Америкой, я постараюсь остановить ее…

Его разговор с мистером Хоббсом был долгим и серьезным. Когда первый шок прошел, бакалейщик вовсе не выказал вражды к мальчику, как ожидал Седрик. Он покорился неизбежному и принялся расспрашивать своего маленького друга о подробностях. Так как Седрик мог ответить далеко не на все вопросы, то мистер Хоббс пытался сам отвечать на остальные. Мистер Хэвишем был бы очень удивлен, если бы мог услышать рассуждения торговца о графах, маркизах и лордах.

Впрочем, мистер Хэвишем и без того многому удивлялся в эти дни. Всю свою жизнь он провел в Англии, американцы и их обычаи были ему чужды. Почти сорок лет он был адвокатом графа Доринкорта и хорошо представлял себе размеры его богатства и могущества. Сейчас он деловито и беспристрастно наблюдал за маленьким мальчиком, который должен был стать наследником графа Доринкорта. Адвокат знал, сколько надежд старый граф возлагал на своих старших сыновей, слышал о его бешеной ярости при известии о женитьбе капитана Седрика и сам наблюдал ненависть старика: граф с презрением отзывался о вдове младшего сына и утверждал, что она, необразованная американская девица, вышла за его сына только потому, что тот был сыном графа.

Старый адвокат тоже был склонен так думать. В своей жизни он видел немало себялюбивых, корыстных людей и к тому же был не слишком хорошего мнения об американцах. Когда его экипаж въехал на невзрачную улицу и остановился перед простым маленьким домиком, ему стало досадно. Ему показалось ужасным, что будущий владелец замков Доринкорт, Уиндем-Тауэрс, Чорлуорт и прочих великолепных поместий родился и воспитывался в таком убогом месте. Мистер Хэвишем гордился знатным семейством, судебные дела которого он вел столько лет, и ему претила перспектива вести дела с вульгарной, корыстной женщиной, не уважающей родину своего умершего мужа и его дворянское достоинство. Это было действительно старинное и славное имя, и мистер Хэвишем был проникнут глубочайшим уважением к нему.

Когда Мэри ввела старого адвоката в маленькую гостиную, он зорко осмотрелся кругом. Комната была убрана просто, но выглядела уютной, в ней не было дешевых мещанских безделушек и пестрых картин. Немногие украшения на стенах свидетельствовали о хорошем вкусе хозяев, прелестные вещицы были явно сделаны умелыми женскими руками. «Не так уж плохо, – сказал он сам себе, – впрочем, может быть, в этом проявился вкус капитана».

Но когда в комнату вошла миссис Эррол, мистер Хэвишем подумал, что и она сама наверняка тоже участвовала в создании домашнего уюта. Не будь он сдержанным, холодным старым джентльменом, адвокат, вероятно, выразил бы удивление, увидев ее. В своем простом черном платье, плотно облегающем ее стройную фигуру, вдова младшего сына графа больше походила на юную девушку, чем на мать семилетнего мальчика. Ее молодое лицо было красиво, но грустно, а в больших глазах светилось нежное, задумчивое выражение, которое не покидало ее после смерти мужа. Седрик привык к нему; оно исчезало только, когда мальчик с ней играл или разговаривал или когда он, рассуждая о чем-нибудь серьезно, вдруг употреблял новые для него слова, которые почерпнул из газет или из разговоров с мистером Хоббсом. Мальчик любил замысловатые выражения и всегда радовался, если они заставляли маму смеяться, хотя сам не видел в них ничего смешного.

Адвокат был опытным человеком и хорошо разбирался в людях. Едва увидев мать Седрика, он сразу же понял, что старый граф глубоко ошибся, предположив, что она – необразованная, корыстолюбивая женщина. Мистер Хэвишем сам никогда не был женат, никогда не любил, но сразу почувствовал, что эта маленькая молодая женщина, с ласковым голосом и грустными глазами, вышла замуж за капитана Эррола только потому, что любила его всей душой, и что ее нисколько не интересовала родословная мужа. Адвокат понял, что с ней у него не будет никаких затруднений и что, может быть, маленький лорд Фаунтлерой не запятнает честь своего благородного семейства.

Как только он сказал миссис Эррол, зачем приехал, она побледнела.

– О! – воскликнула она. – Неужели у меня отнимут сына? Мы так любим друг друга! Он – мое счастье! Он – все, что я имею! Я старалась быть хорошей матерью для него, и вы не представляете, чем он был для меня…

Адвокат откашлялся.

– Я вынужден сообщить вам, – заговорил он, – что граф Доринкорт не… не слишком расположен к вам. Он – старый человек и находится во власти предубеждений. Он ненавидит Америку и американцев, и особенно после женитьбы сына. Мне грустно сообщать вам неприятную весть, но граф непреклонен в своем решении: вас он видеть не хочет. Он намерен лично наблюдать за воспитанием маленького лорда Фаунтлероя, поэтому мальчик должен будет жить с ним. Граф очень привязан к Доринкорту и большую часть времени проводит там. Он страдает подагрой и не любит Лондон. Итак, лорд Фаунтлерой, вероятно, будет находиться главным образом в Доринкорте. Граф предлагает вам жить в Корт-Лодже, расположенном неподалеку от замка. Он будет выплачивать вам весьма щедрое содержание. Лорду Фаунтлерою будет позволено часто посещать вас, но для вас вход в Доринкорт будет закрыт. Как видите, вы не будете разлучены с сыном, и уверяю вас, условия не столь жестоки, как… как могли бы быть. Преимущества такого подхода к воспитанию лорда Фаунтлероя – я уверен, и вы сами это оцените, – будут очень велики.

Старый адвокат побаивался, как бы его собеседница не начала плакать и устраивать сцену, как некоторые женщины непременно сделали бы на ее месте. Он всегда смущался и раздражался при виде плачущих женщин. Но нет. Миссис Эр-рол подошла к окну и несколько минут простояла, спрятав от гостя свое лицо, и тот видел, что она старается скрыть свое волнение.

– Мой муж очень любил Доринкорт, Англию и все английское, – сказала она наконец. – Он гордился своей семьей и своим именем. И сожалел, что не может вернуться домой. Он желал бы… Я знаю, он желал бы, чтобы его сын увидел красивые старинные поместья и чтобы он получил воспитание, соответствующее его будущему положению.

С этими словами она вернулась к столу и кротко взглянула на мистера Хэвишема.

– Мой муж желал бы этого, – повторила она. – Так будет лучше для моего мальчика. Я знаю… я уверена, что граф не так жесток и не будет стремиться к тому, чтобы Седрик разлюбил меня. Да это и не удастся – мой мальчик не может вырасти дурным, ведь он слишком похож на своего отца. У него открытая, честная натура и верное сердце. Он будет любить меня даже в разлуке. А если нам будет позволено видеться, я не буду страдать…

«Она мало заботится о себе, – подумал адвокат. – Для себя она не ставит никаких условий».

– Мадам! – сказал он вслух. – Я уважаю вашу заботу о будущем своего сына. Когда он вырастет, он вас за это отблагодарит. Уверяю вас, что лорд Фаунтлерой будет окружен самым тщательным уходом и что будут приложены все усилия, чтобы он был счастлив. Граф Доринкорт будет заботиться о его благосостоянии и благополучии с неменьшим усердием, чем вы.

– Я надеюсь, – проговорила миссис Эррол слегка дрогнувшим голосом, – что дедушка полюбит Седрика. У мальчика очень доброе сердце, и его всегда все любили.

Мистер Хэвишем снова откашлялся. Он с трудом мог представить себе, чтобы желчный, вспыльчивый, своенравный старый граф был способен полюбить кого бы то ни было. Однако честолюбивый старик будет уделять внимание ребенку, который должен стать его наследником, – чтобы впоследствии иметь возможность гордиться им.

– Лорду Фаунтлерою будет хорошо, я в этом уверен, – ответил адвокат. – К тому же граф пожелал поместить вас поближе к сыну, чтобы вы могли часто видеться друг с другом.

Мистер Хэвишем счел неудобным в точности повторить слова старого графа, которые не отличались любезностью и учтивостью, и предпочел выразить предложение своего знатного патрона в более мягкой и вежливой форме.

Миссис Эррол попросила служанку сходить за мальчиком.

– Да он же в бакалейной лавке у мистера Хоббса, – засмеялась Мэри. – Наверное, сидит на высоком стуле у прилавка и разговаривает с ним о политике. Или играет там, в ящиках с мылом и со свечами. Я его сейчас приведу!

– Мистер Хоббс знает Седрика с самого рождения, – сказала миссис Эррол адвокату. – Они большие друзья.

Мистер Хэвишем припомнил лавку, которую он мельком видел, проезжая мимо, представил себе бочки с картофелем, яблоками и различной снедью, – и у него вновь возникли сомнения. В Англии сыновья джентльменов не дружат с лавочниками, и такие отношения немного пугали адвоката. Будет досадно, если у ребенка обнаружатся дурные манеры и склонность к неподобающим знакомствам. Унизительнее всего для старого графа было то, что оба его старших сына любили дурное общество. А вдруг мальчик унаследовал их дурные стороны вместо прекрасных качеств своего отца?

Мистер Хэвишем с тревогой размышлял об этом, продолжая беседовать с миссис Эррол. Когда дверь наконец открылась, Хэвишем некоторое время помедлил, прежде чем взглянуть на Седрика. Те, кто давно знал адвоката, удивились бы чувствам, которые испытал мистер Хэвишем, глядя на мальчика, когда тот бросился в объятия матери. Перед ним стоял один из самых прелестных мальчиков. Крепкий, стройный, грациозный, с открытым, благородным лицом, он высоко держал голову. Седрик был удивительно похож на своего отца. У него были золотистые волосы отца и карие глаза матери, но в них не отражалось ни грусти, ни робости. Взгляд был прямым и открытым. Седрик смотрел так, будто никогда в жизни ничего не боялся.

«Это самый очаровательный, самый красивый мальчик, какого я когда-либо видел», – вот что думал мистер Хэвишем. Вслух он сказал только:

– Итак, это маленький лорд Фаунтлерой.

Чем больше он присматривался к маленькому лорду Фаунтлерою, тем больше удивлялся ему. Адвоката никогда не интересовали дети, хотя он много видел их в Англии: изящных, красивых, розовых девочек и мальчиков, о которых так заботились их гувернантки и гувернеры. Иногда они были застенчивы, иногда шаловливы, буйны, но они никогда не привлекали внимания сурового джентльмена. Возможно, только личная заинтересованность в судьбе маленького лорда Фаунтлероя заставила мистера Хэвишема получше присмотреться к Седрику. Как бы то ни было, адвокат не сводил с мальчика глаз.

Седрик не знал, что за ним пристально наблюдают, и вел себя как всегда. По своему обыкновению, он дружески пожал руку мистеру Хэвишему, когда их познакомили, и отвечал на все его вопросы без малейшего замешательства – как он отвечал бы мистеру Хоббсу. В мальчике не было ни застенчивости, ни несдержанности. Беседуя с миссис Эррол, мистер Хевишэм заметил, что Седрик с интересом прислушивался к их разговору.

– Он кажется старше своих лет, – заметил адвокат.

– Да, в некоторых случаях, – кивнула хозяйка дома. – Он всегда очень быстро все схватывал, да и вырос он среди взрослых. У сына есть смешная привычка употреблять длинные слова и выражения, которые он вычитал в книгах или услышал от других. Но при этом он очень любит детские игры. Словом, иногда ведет себя совсем как маленький ребенок…

Когда мистер Хэвишем встретил Седрика в следующий раз, он убедился, что последнее замечание миссис Эррол было верно. Когда экипаж завернул за угол, адвокат увидел группу очень оживленных мальчуганов. Двое готовились бежать наперегонки, и одним из них был юный граф, который кричал громче своих товарищей. Он стоял плечо к плечу с другим мальчиком, выдвинув вперед ножку.

– Раз – приготовиться! – кричал распорядитель. – Два – становиться! Три – бежать!

Мистер Хэвишем высунулся из окна своего экипажа с необычным для него любопытством и стал свидетелем чудесной сцены: едва раздалась команда, ножки лорда в коротких панталонах и красных чулках быстро замелькали над землей. Седрик вихрем помчался вперед, а ветер развевал его золотистые волосы.

Зрители ликовали и, подпрыгивая и размахивая руками, громко кричали:

– Сед Эррол! Давай!

– Жми, Билли Вильямс!..

– Седди!..

– Билли!.. Ура! Ура! Ура!..

– Мне кажется, он выиграет, – пробормотал мистер Хэвишем.

Мелькание красных чулок Седрика и черных Билли Вильямса, вопли мальчишек, отчаянная борьба за победу – все это взволновало адвоката.

– Право, мне хочется, чтобы он выиграл! – смущенно покашливая, признался себе адвокат.

В это мгновение в толпе мальчишек раздались громкие крики и свист: будущий граф Доринкорт достиг фонарного столба и коснулся его всего двумя секундами раньше, чем Билли Вильямс.

– Трижды «ура» Седрику Эрролу! – кричали мальчики. – Ура, Седди Эррол!..

Мистер Хэвишем с облегчением откинулся на спинку сиденья и довольно улыбнулся: «Браво, лорд Фаунтлерой!»

Экипаж остановился перед домом миссис Эр-рол, к нему как раз приближались победитель и побежденный, сопровождаемые ликующей толпой. Седрик шел рядом с Билли и разговаривал с ним. Лицо юного лорда сильно раскраснелось, кудри прилипли к разгоряченному влажному лбу, руки были засунуты в карманы.

– Мне кажется, – говорил Седрик с явным намерением смягчить горечь поражения своему неудачливому сопернику, – я победил потому, что мои ноги немножко длиннее. Я думаю, что это из-за того, что я на три дня старше тебя.

Билли, похоже, одобрил такой взгляд на положение вещей: к нему вновь вернулась способность улыбаться, и он даже почувствовал некоторую гордость, будто на самом деле был победителем, а не побежденным.

Седрик Эррол обладал даром ободрять людей. Даже в первую минуту наслаждения победой он помнил, что проигравшему не так весело, как ему, – и спешил утешить соперника словами о том, что при других обстоятельствах побежденный мог бы легко одержать верх.

В это самое утро у мистера Хэвишема состоялся долгий разговор с победителем в беге – разговор, который заставил его не раз улыбнуться и по привычке погладить рукой подбородок.

Миссис Эррол вышла из гостиной, и адвокат остался наедине с Седриком. Мистер Хэвишем не сразу нашелся, что сказать своему маленькому собеседнику. Ему предстояло подготовить Седрика к встрече с дедушкой, а также поговорить с мальчиком о предстоящих важных переменах в его жизни. Адвокат уже убедился, что Седрик не имел ни малейшего представления о том, что его ждет по прибытии в Англию, и о той обстановке, в которой ему предстоит оказаться. Мальчик еще не знал, что мать будет жить отдельно от него. Мистер Хэвишем с миссис Эррол решили, что лучше выждать, пока пройдет первое волнение, и только потом рассказать ему обо всем.

Мистер Хэвишем сидел в кресле у открытого окна. Напротив стояло другое кресло, в нем устроился Седрик: кудрявая головка опиралась на спинку, ноги были скрещены, а руки засунуты глубоко в карманы – как это часто делал мистер Хоббс. Пока мама была в комнате, мальчик очень внимательно наблюдал за мистером Хэвишемом, а после ее ухода он продолжал смотреть на адвоката с почтительной задумчивостью. Седрик как будто изучал мистера Хэвишема, а мистер Хэвишем уж точно изучал Седрика. Пожилой джентльмен никак не мог придумать, что сказать маленькому мальчику, который был победителем в беге и носил короткие панталоны с красными чулками и ножки которого были еще настолько коротки, что даже не доставали до пола.

Седрик вывел адвоката из затруднительного положения, сам начав разговор.

– Представляете, сэр, – сказал он, – я не знаю, что такое граф!

– Не знаете? – удивился мистер Хэвишем.

– Нет. Но если мальчику предстоит быть графом, то он должен знать, что это такое. Как вы считаете?

– О, да! – ответил мистер Хэвишем.

– Не пожелали бы вы, – почтительно сказал Седрик, – выяснить мне (иногда, употребляя сложные фразы, он не совсем правильно произносил их), как человек становится графом?

– Это делают королева или король, – сказал мистер Хэвишем, – за заслуги перед отечеством или за подвиги.

– О! – обрадовался Седрик. – Это – как выборы президента!

– Так ли? – вновь удивился мистер Хэвишем. – Разве за это выбирают в президенты?

– Да, – восторженно ответил Седрик. – Если человек очень добр и знает очень много, его выбирают в президенты. Тогда бывают факельные шествия и музыканты, и все говорят приветственные речи. Я раньше думал, что, может быть, когда-нибудь стану президентом. Но мне и в голову не приходило, что я буду графом. Я ничего не знал о графах! – прибавил он поспешно, чтобы мистер Хэвишем не счел невежливым его нежелание быть графом.

– Это совсем не то, что быть президентом, – заметил мистер Хэвишем.

– Правда? – спросил Седрик. – Разве не бывает факельных шествий?

Мистер Хэвишем положил одну ногу на другую и сложил руки на груди. Он подумал, что, пожалуй, настало время разъяснить суть дела более подробно.

– Граф – это… это весьма важное лицо, – начал он.

– Так же, как и президент, – вставил Седрик. – Факельные процессии в пять миль длиной, еще фейерверки устраивают, и музыка играет. Мистер Хоббс брал меня с собой, и я сам видел!

– Граф, – продолжал мистер Хэвишем с некоторой нерешительностью в голосе, – как правило, происходит из очень древнего рода.

– Как так? – не понял Седрик.

– Из очень древней фамилии… Он бывает очень древнего происхождения.

– Я понял! – просиял Седрик, глубже засовывая руки в карманы. – Это как торговка яблоками в парке! Я могу точно сказать, что она древнего происхождения. Она так стара, что едва может двигаться. Я думаю, ей лет сто, и все-таки она постоянно в парке, даже когда идет дождь. Я ее очень жалею, и другие мальчики тоже. Однажды у Билли Вильямса был почти целый доллар, и я попросил его покупать у торговки каждый день на пять центов яблок, пока не кончатся все деньги. Этого хватило бы на двадцать дней, но через неделю яблоки ему надоели. Потом, к счастью, один джентльмен дал мне пятьдесят центов, и я стал покупать яблоки сам. Очень жалко бедных, особенного если они такого древнего происхождения. Торговка говорит, что у нее от древности «ломит кости» и в дождик ей всегда хуже.

Мистер Хэвишем не сразу нашелся, что ответить и некоторое время молчал, глядя на серьезное лицо своего собеседника.

– Я боюсь, что вы меня не совсем поняли, – наконец промолвил он. – Когда я говорил «древнего происхождения», я не имел в виду возраст. Я подразумевал, что имя такого человека известно в мире долгое время, многие сотни лет. Может быть, люди, носившие это имя, были известны, и о них говорится в истории их страны.

– Как о Джордже Вашингтоне! – обрадовался Седрик. – Я о нем слышу, сколько себя помню. Да и еще раньше он был известен. Мистер Хоббс говорит, что его никогда не забудут. Это за «Декларацию независимости» и за Четвертое июля. Он был очень хороший человек.

– Первый граф Доринкорт, – торжественно произнес мистер Хэвишем, – был произведен в графы несколько сот лет тому назад.

– Отлично, отлично! – воскликнул Седди. – Значит, очень давно! Дорогая знает об этом? Расскажите ей, когда она придет, это ее очень заинтересует. Она так любит слушать интересные истории. А что еще делают графы?

– Очень многие из них помогали управлять Англией. Некоторые были очень храбры и участвовали в старину в больших битвах.

– Я бы тоже охотно так делал, – заметил Седрик. – Мой папа был офицером, и очень храбрым, как Джордж Вашингтон. Он мог бы быть отличным графом, если бы не умер. Вообще, хорошо, что графы храбрые. Это очень большое преимущество – быть храбрым человеком. Прежде я немножко трусил… В темноте, например… А потом стал думать о солдатах и о Джордже Вашингтоне, – и это помогло мне исправиться.

– У графов есть еще и другие преимущества, – мистер Хэвишем пытливо посмотрел на мальчика. – Некоторые графы имеют очень много денег.

Адвокату очень хотелось узнать, понимает ли его маленький друг силу денег.

– Это хорошо, – наивно отозвался Седрик, – я не прочь иметь много денег.

– Вот как? – спросил мистер Хэвишем. – А почему?

– Дело в том, – объяснил Седрик, – что человек с деньгами может сделать очень много хорошего. Вот, например, та торговка яблоками. Если бы я был богат, то купил бы навес для ее лотка и маленькую печку. А в дождливые и холодные дни давал бы ей по доллару, чтобы она оставалась дома. И потом – о! – я подарил бы ей плед, чтобы ее кости так не болели. У нее кости не такие, как наши: они причиняют ей боль при ходьбе. Это очень мучительно, когда болят кости. Если бы я был богат и купил торговке все это, я думаю, ее кости поправились бы совершенно!

– Та-а-ак!.. – протянул мистер Хэвишем. – А что бы вы еще сделали, если бы были богаты?

– О, я сделал бы очень много всего! Само собой, я накупил бы Дорого́й всяких красивых вещей: игольниц, вееров, золотых наперстков и колец, и энциклопедию, и экипаж, чтобы ей не надо было ожидать омнибуса[5]. Если бы она любила разноцветные шелковые платья, я купил бы их для нее, но она предпочитает черные. Я взял бы ее с собой в большие магазины, чтобы она выбрала все, что пожелает. А потом Дик…

– Кто это – Дик? – спросил мистер Хэвишем.

– Дик – чистильщик сапог, – пояснил юный лорд, разгоряченный заманчивыми планами. – Это самый замечательный чистильщик, какого только можно себе представить! Он стоит на углу улицы, внизу, в городе. Я его знаю уже много лет. Однажды, когда я был совсем маленький, Дорогая купила мне красивый мячик. Я стал играть на прогулке, и мячик отпрыгнул на середину улицы, где были экипажи и лошади. Я очень испугался и начал плакать, я был тогда еще очень маленький… А Дик чистил сапоги какого-то мужчины, но он бросился между лошадьми, поймал мой мячик и вытер его о свою куртку, потом отдал его мне и сказал: «Извольте, молодой человек». Дорогая очень была ему благодарна, и я тоже, и после этого мы всегда разговариваем с ним, когда ходим в город. Он скажет: «Привет!» и я скажу: «Привет!», а потом мы поговорим немножко, и он мне рассказывает, как идут дела… Но в последнее время они у него идут очень плохо.

– И что бы вы хотели сделать для него? – спросил адвокат, с загадочной улыбкой гладя свой подбородок.

– О! – воскликнул лорд Фаунтлерой, с деловым видом усаживаясь поудобнее в своем кресле. – Я выкупил бы у Джека его долю.

– А кто это – Джек? – осведомился мистер Хэвишем.

– Джек – компаньон Дика, и, по-моему, самый худший из компаньонов, какие только бывают на свете. Он обманывает Дика, и Дика это бесит. Знаете, это взбесило бы и вас, если бы вы чистили сапоги изо всех сил и всегда поступали бы честно, а ваш компаньон вас обманывал. Дика все любят, а Джека нет, поэтому некоторые и не приходят к ним во второй раз. И если бы я был богат, я выкупил бы у Джека долю и сделал бы Дику яркую вывеску. Он говорит, что с яркой вывеской можно далеко пойти. И я дал бы Дику новую одежду и новые щетки – это поможет ему встать на ноги. Он говорит, что ему больше ничего и не нужно.

Как трогательно было то простодушие, с которым маленький лорд вел свой рассказ, наивно приводя словечки и выражения своего друга Дика! Казалось, он ни минуты не сомневался в том, что его пожилого собеседника так же интересует судьба Дика, как и его самого. И действительно, мистер Хэвишем был очень заинтересован, но не столько торговкой яблоками и Диком, сколько добрым маленьким лордом, головка которого, украшенная ореолом золотистых кудрей, была настолько полна великодушных планов в отношении его друзей, что, казалось, о самом себе он совершенно забывал.

– А не хотели бы вы, – осторожно спросил адвокат, – сделать что-нибудь для себя, если бы вы были богаты?

– О да, множество вещей! – живо откликнулся лорд Фаунтлерой. – Но прежде я хотел бы дать Мэри денег для Бриджит: это ее сестра с десятью детьми и с мужем, который не может работать. Она приходит сюда и плачет, – и Дорогая дает ей целую корзинку разных вещей, а потом она опять плачет и говорит: «Благослови вас Бог, моя красавица леди». Я думаю также, что мистер Хоббс хотел бы иметь золотые часы и цепочку – на память от меня, и красивую трубку. И потом, еще мне хотелось бы устроить парад.

– Парад? – удивленно воскликнул мистер Хэвишем.

– Как на съезде республиканцев, – взволнованно объяснил Седрик. – Мне хотелось бы иметь факелы, и форму, и все прочее для всех мальчиков и для себя тоже. И мы маршировали бы и перестраивались. Вот что я хотел бы для себя, если бы был богат.

Дверь отворилась, и в комнату вошла миссис Эррол.

– Я сожалею, что вынуждена была так надолго оставить вас, – сказала она мистеру Хэвишему. – Ко мне пришла одна бедная женщина, у нее большое горе.

– Этот молодой джентльмен, – улыбнулся в ответ мистер Хэвишем, – не давал мне скучать. Он рассказывал о некоторых своих друзьях и о том, что сделал бы для них, если бы был богат.

– Бриджит – тоже его друг, – сказала миссис Эррол. – С ней-то я сейчас и разговаривала в кухне. Она очень расстроена: у мужа разыгрался ревматизм.

Седрик слез со своего высокого кресла:

– Я пойду к ней и спрошу, как Майкл себя чувствует. Муж Бриджит – милый человек, когда здоров. Я ему очень обязан: он однажды сделал мне деревянный меч. Очень талантливый человек!

Мальчик выбежал из комнаты, а мистер Хэвишем поднялся с кресла. Казалось, он хочет что-то сказать, но колеблется. После некоторой паузы он сказал миссис Эррол:

– Перед отъездом из замка Доринкорт я виделся с графом, и он дал мне некоторые инструкции. Он желает, чтобы его внук с радостью ждал переезда в Англию и знакомства с ним. Он просил меня дать маленькому лорду понять, что перемена в его жизни принесет ему много денег и удовольствий, которые так любят дети. Если юный лорд выразит какое-нибудь желание, я должен выполнить его от имени дедушки. Конечно, граф ни о чем подобном не думал, но если помощь этой бедной женщине доставит удовольствие лорду Фаунтлерою, я готов исполнить желание мальчика, а тем самым – и волю графа.

И снова адвокат по-своему передал слова патрона. В действительности граф сказал так: «Объясните мальчику, что я могу дать ему все, что он хочет. Дайте ему почувствовать, что значит быть внуком графа Доринкорта. Купите ему все, о чем он мечтает, набейте его карманы деньгами и скажите, что их положил туда его дед».

Побудительные мотивы графа были не столь уж благородны, и если бы ему пришлось иметь дело с менее любящей натурой, с менее горячим сердцем, чем у маленького лорда Фаунтлероя, то он мог бы причинить ребенку много зла. Но миссис Эррол была слишком великодушной, чтобы подозревать что-нибудь дурное. Она подумала, что одинокий, несчастный старик добрыми поступками хочет завоевать любовь и доверие внука. И она очень обрадовалась, что Седди сумеет помочь Бриджит. Ей было исключительно приятно думать, что неожиданным счастьем, выпавшим на его долю, ее сын сможет поделиться с теми, кто нуждается в помощи. Горячая краска залила ее миловидное лицо.

– Как это великодушно со стороны графа! – воскликнула она. – Седрик будет так рад! Он всегда очень любил Бриджит и Майкла. Они очень достойные люди, я всегда сожалела, что не имею возможности побольше помогать им. Майкл очень много работает, когда здоров, но он уже давно болеет и нуждается в дорогих лекарствах, теплой одежде и хорошем питании. Ни он, ни Бриджит не растратят попусту то, что получат.

Мистер Хэвишем опустил руку в боковой карман и вытащил оттуда большой бумажник. На его проницательном лице появилось странное выражение. Как бы он хотел знать в этот миг, что скажет граф Доринкорт, когда узнает, каким было первое исполненное желание его внука! Он с трудом мог себе представить, что подумает при этом угрюмый и себялюбивый старый граф.

– Я не уверен, что вы действительно поняли, – сказал он, – что граф Доринкорт – чрезвычайно богатый человек. Он в состоянии удовлетворить любой каприз своего внука. Я думаю, что ему будет приятно узнать, что все желания лорда Фаунтлероя исполняются. Если вы позовете мальчика, я, с вашего разрешения, дам ему пять фунтов для этих людей.

– Это же составит двадцать пять долларов! – прошептала миссис Эррол. – Для них это настоящее богатство! Не могу поверить, что это правда!

– И тем не менее это истинная правда, – подтвердил мистер Хэвишем с холодной улыбкой. – В жизни вашего сына произошла большая перемена, отныне в его руках будет огромная власть.

– О! – воскликнула женщина. – Но он такой маленький мальчик… совсем еще маленький мальчик!.. Как я смогу научить его достойно пользоваться этой властью? Мне страшно… Мой милый Седрик!..

Адвокат смущенно кашлянул. Испуганный нежный взгляд карих глаз миссис Эррол проник прямо в его холодное старое сердце.

– Если судить о лорде Фаунтлерое по моим впечатлениям за это утро, то будущий граф Доринкорт будет думать о других не меньше, чем о себе, – с чувством сказал он. – Он еще ребенок, но, я уверен, на него можно положиться.

Миссис Эррол пошла за сыном и привела его обратно в гостиную. Мистер Хэвишем услышал, как они разговаривали в коридоре.

– У Майкла разыгрался ревматизм, – говорил Седрик, – его мучают боли. И он думает, что не сможет заплатить за квартиру. Бриджит говорит, что от этих мыслей ему еще хуже делается. Пэт, их сын, мог бы найти место в какой-нибудь лавке, если бы у него была подходящая одежда.

Мальчик вошел в комнату с огорченным видом: он очень жалел Бриджит.

– Дорогая говорит, что вы желали меня видеть, – сказал он мистеру Хэвишему и пояснил: – Я разговаривал с Бриджит…

Мистер Хэвишем с минуту глядел на него. Он чувствовал себя несколько неловко: да, это был действительно еще очень маленький мальчик, как сказала его мама.

– Граф Доринкорт… – начал он и невольно оглянулся на миссис Эррол.

Мать маленького лорда Фаунтлероя вдруг опустилась на колени и нежно обняла сына.

– Седди, граф тебе приходится дедушкой, он отец твоего дорогого папы… Дедушка очень добр, и он любит тебя и хочет, чтобы ты его любил, ведь все его сыновья умерли. Он мечтает, чтобы ты был счастлив сам и делал бы других людей счастливыми. Граф очень богат и может дать тебе все, что ты захочешь. Он так и сказал мистеру Хэвишему и дал ему много денег для тебя. Ты можешь теперь дать Бриджит столько, чтобы она могла заплатить за квартиру и купить все нужное для Майкла. Разве это не чудесно? Как он добр, твой дедушка!

И она расцеловала круглые щечки мальчика, которые от радости покрылись ярким румянцем. Седрик смотрел то на маму, то на мистера Хэвишема.

– Можно мне сейчас же получить их? – воскликнул он. – И сейчас же отдать их ей? Она собирается уходить…

Мистер Хэвишем вручил мальчику деньги. Это были новые чистенькие монетки, которые приятно звенели. Седрик выскочил из комнаты.

– Бриджит! – закричал он, влетая в кухню, и его голос хорошо был слышен в гостиной. – Бриджит, подождите минутку! Вот деньги для вас! Мне их дал мой дедушка. Это для вас и для Майкла!

– О, мистер Седди! – испуганно воскликнула Бриджит. – Здесь же двадцать пять долларов… Где ваша мама?

– Я думаю, мне надо пойти и самой объясниться с Бриджит, – сказала миссис Эррол.

Она вышла из комнаты, и мистер Хэвишем некоторое время оставался один. Он подошел к окну и стал смотреть на улицу. Он думал о старом графе Доринкорте и представлял его себе сидящим в большой, великолепной библиотеке своего замка – одинокого, страдающего подагрой, окруженного величием и роскошью, но никем не любимого. Граф за всю свою долгую жизнь никогда никого не любил, кроме самого себя. Снисходительный к самому себе, он был надменным и суровым к другим; он так заботился о своей персоне, что у него не оставалось времени думать о других. Граф Доринкорт был убежден, что его богатство, все преимущества его знатного имени и высокого положения должны служить только для его собственного удовольствия. И теперь, когда он состарился, все это себялюбие не дало ему ничего, кроме болезни, раздражительности и ненависти к людям, которые, со своей стороны, тоже его не любили.

Никогда еще на свете не было менее любимого знатного старика, чем граф Доринкорт, и вряд ли когда-либо существовал более одинокий человек. Он мог наполнить свой замок избранными гостями, он мог давать богатые обеды и устраивать великолепную охоту, но он знал, что люди, которые принимали его приглашения, втайне боялись его хмурого лица и язвительных речей. У графа был злой язык и жестокий характер, и он с удовольствием насмехался над людьми и ставил их в неловкое положение, пользуясь тем, что они были чувствительны, горды или робки.

Мистер Хэвишем хорошо знал жестокие выходки своего патрона и теперь, глядя из окна на тихую узенькую улицу, с тревогой думал о нем. И перед внутренним взором адвоката вставала полная противоположность старому графу: веселый, красивый мальчик, рассказывающий о своих друзьях – чистильщике сапог Дике и торговке яблоками. И он думал об огромных доходах, красивых, величественных поместьях, о богатстве и власти творить добро и зло: все это со временем перейдет в детские руки, которые маленький лорд Фаунтлерой так любит засовывать глубоко в карманы…

«Да, это будет огромная перемена, – сказал себе мистер Хэвишем. – Огромная перемена…»

Скоро вернулись Седрик с матерью. Мальчик был в восторге. Он уселся между мамой и адвокатом и оглядел их сияющими глазами.

– Она заплакала, – сказал он. – Она говорила, что плачет от радости. А я и не знал, что от радости можно плакать! Мой дедушка, должно быть, очень хороший человек… Быть графом гораздо приятнее, чем я думал раньше! Я уже почти рад… я почти совсем рад, что буду графом!..