Читать книгу Прекрасные и проклятые - Френсис Скотт Фицджеральд, Френсис Скотт Кэй Фицджеральд - Страница 15
Книга I
Глава 2
Портрет сирены
Прекрасная дама
Оглавление– Добрый день, как поживаете? – поинтересовался он, с улыбкой придерживая дверь.
Дик поклонился.
– Глория, это Энтони.
– Отлично! – воскликнула она и протянула маленькую руку в перчатке.
Под меховым пальто проглядывало зеленовато-голубое платье с белым кружевным воротником, плотно собранным вокруг шеи.
– Разрешите взять ваши вещи.
Энтони вытянул руки и принял скользнувшую в них бурую меховую массу.
– Вот спасибо.
– Что ты думаешь о ней, Энтони? – бесцеремонно осведомился Ричард Кэрэмел. – Разве она не прекрасна?
– Ну и что? – вызывающе крикнула девушка, равнодушная к похвале.
Она была ослепительно свежей; постигнуть ее красоту с одного взгляда было мучительным испытанием. Ее волосы, наполненные небесным блеском, были ярким пятном в зимнем сумраке комнаты.
Энтони, словно фокусник, быстро переместился в другое место и включил грибовидный торшер, озаривший гостиную оранжевым сиянием. Языки ожившего пламени лизали блестящую медную решетку очага…
– Я превратилась в глыбу льда, – небрежно проворковала Глория. Ее глаза с изысканными радужками полупрозрачно-голубого цвета переходили с одного предмета на другой. – Какой приятный огонь! Мы нашли место, где можно было стоять на железной решетке, откуда шел теплый воздух, но Дик не хотел дожидаться там вместе со мной. Я сказала, чтобы он шел один, а мне и так хорошо.
Довольно любезное вступление. Казалось, она говорила без всяких усилий, ради собственного удовольствия. Энтони, сидевший на краю дивана, изучал ее профиль на фоне торшера; изящная, правильная линия носа и верхней губы, подбородок с намеком на решительность, красиво посаженный на не слишком длинной шее. На фотографии она должна была казаться холодной, как античная скульптура, но блеск волос и легкий румянец, игравший на щеках, делали ее самым живым человеком, которого ему приходилось видеть.
– …подумала, что у вас лучшее имя, какое я слышала, – сказала она, судя по всему, по-прежнему обращаясь к себе. Ее взгляд на мгновение задержался на нем и перепорхнул дальше – на итальянские бра, похожие на ряд светящихся желтых черепах на стене, потом на книжные полки, потом на своего кузена, стоявшего на другой стороне комнаты. – Энтони Пэтч. Только вам следовало походить на лошадь – такую, с узкой вытянутой мордой, – и носить лохмотья.
– Однако это все про Пэтча. А как должен выглядеть Энтони?
– Вы похожи на Энтони, – серьезно заверила она, хотя он подумал, что она почти не смотрела на него. – Довольно величавое и торжественное имя.
Энтони позволил себе смущенную улыбку.
– Но мне нравятся имена с аллитерациями, – продолжала она. – Все, кроме моего собственного. Оно звучит слишком вычурно. Я знала двух девушек по фамилии Джинкс, и они носили как раз такие имена, которые им больше всего подходили: Джуди Джинкс и Джерри Джинкс. Симпатично, правда? Вы так не думаете? – ее детские губы приоткрылись в ожидании возражения.
– В следующем поколении всех будут называть Питерами и Барбарами, поскольку сейчас все пикантные литературные персонажи носят имена Питер или Барбара, – предположил Дик.
Энтони продолжил его пророчество:
– Разумеется, имена Глэдис и Элеонор, которые представляли предыдущее поколение книжных героинь и сейчас переживают пору расцвета в светском обществе, в следующем поколении перейдут к продавщицам из магазинов…
– Вместо Эллы и Стеллы, – вмешался Дик.
– А также Перл и Джуэл, – пылко добавила Глория. – Вместе с Эрлом, Элмером и Минни.
– И тут на сцене появлюсь я, – заметил Дик. – Я возьму устаревшее имя Джуэл, наделю им оригинального и привлекательного персонажа, и оно начнет свою карьеру заново.
Ее голос подхватил нить беседы и вился дальше с едва заметными подъемами и полушутливыми интонациями на концах фраз, словно преодолевая препятствия, – и с интервалами призрачного смеха. Дик сообщил ей, что слугу Энтони зовут Баундс, и она решила, что это прекрасно. Дик отпустил скучный каламбур насчет того, что Баундс занимается «лоскутной работой». Она заметила, что если есть что-то хуже каламбура, это человек, который при неизбежном возвращении к остроте награждает ее автора насмешливо-укоризненным взглядом.
– Откуда вы родом? – поинтересовался Энтони. Он знал, но ее красота сделала его неразумным.
– Канзас-Сити, штат Миссури.
– Ее выставили оттуда в то время, когда там запретили продажу сигарет, – сказал Дик.
– Они действительно запретили сигареты? Думаю, мой благочестивый отец приложил к этому руку.
– Мне стыдно за него.
– Мне тоже, – призналась она. – Я недолюбливаю реформаторов, особенно таких, кто пытается исправить меня.
– Их много?
– Десятки. «Ах, Глория, если ты будешь так много курить, то испортишь свой прекрасный цвет лица!» или «Ах, Глория, почему ты не выйдешь замуж и не устроишься на одном месте?»
Энтони с энтузиазмом согласился, хотя и гадал, кому хватило дерзости разговаривать подобным образом с такой девушкой.
– И потом, – продолжала она, – есть всякие хитроумные реформаторы, которые пересказывают разные дикие истории, которые они слышали о тебе, и говорят, что готовы защищать и поддерживать тебя.
Он наконец увидел, что ее глаза были серыми, очень спокойными и невозмутимыми, и когда они остановились на нем, он понял, что имел в виду Мори, когда называл ее очень молодой и одновременно очень старой. Она всегда говорила о себе, как мог бы говорить очаровательный ребенок, а замечания о ее предпочтениях или неприятных вещах были непринужденными и равнодушными.
– Должен признаться, даже я кое-что слышал о вас, – с серьезным видом сообщил Энтони.
Сразу же насторожившись, она выпрямила спину. Ее глаза, серые и вечные, как выветренный гранитный утес, встретились с его глазами.
– Расскажите, и я поверю. Я всегда верю тому, что другие люди говорят обо мне… а вы?
– Неизменно! – хором согласились оба.
– Ну, расскажите.
– Не уверен, что мне следует это делать, – с невольной улыбкой поддразнил Энтони. Она была явно заинтересована и почти комично поглощена собственными мыслями.
– Он имеет в виду твое прозвище, – сказал ее кузен.
– Какое прозвище? – осведомился Энтони вежливо-озадаченным тоном.
Она мгновенно смутилась, но потом рассмеялась, откинулась на подушки и уставилась в потолок.
– Трансконтинентальная Глория, – ее голос лучился от смеха, такого же неопределенного, как многочисленные тени, игравшие между огнем и лампой на ее волосах.
Энтони все еще пребывал в недоумении.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду себя. Так меня называют некоторые глупые мальчики.
– Понимаешь, Дик, она известна как путешественница, объездившая всю страну, – объяснил Дик. – Разве ты об этом не слышал? Ее так называют еще с семнадцати лет.
Взгляд Энтони стал печальным и шутливым одновременно.
– Кто этот Мафусаил в женском облике, которого ты привел сюда, Кэрэмел?
Она оставила его слова без внимания, возможно, даже обиделась на них, потому что вернулась к главной теме.
– Так что вы слышали обо мне?
– Кое-что о вашей внешности.
– Ясно, – с прохладным разочарованием отозвалась она. – И это все?
– Речь идет о вашем загаре.
– О моем загаре? – Теперь она казалась озадаченной. Ее рука поднялась к шее и на мгновение замерла там, как будто нащупывая варианты оттенков.
– Вы помните Мори Нобла? Мужчину, с которым вы встречались около месяца назад? Вы произвели на него огромное впечатление.
Она немного подумала.
– Я помню… но он не приглашал меня к себе.
– Не сомневаюсь, что он просто боялся.
На улице было уже совсем темно, и Энтони сомневался, что его квартира вообще когда-либо выглядела унылой, – такими теплыми и дружелюбными были книги и картины на стенах, и старина Баундс, предлагавший чай из почтительной тени, и трое приятных людей, посылавших друг другу волны интереса и смеха, качавшиеся взад-вперед под радостное потрескивание огня в камине.