Читать книгу Руны и сила женщины. Тайны северных мистерий - Фрейя Асвинн - Страница 2
Предисловие Эта книга о древнем алфавите. А также – о магии
ОглавлениеЛегко признавать силу за словами и звуками, но можно понять и раннюю претензию Кроули к Золотой заре: ему обещали раскрыть тайны мироздания, а научили только еврейскому алфавиту… Мы лишь начинаем понимать, что алфавит может быть тайной мироздания, что информация может лежать в основе всего, до материи и энергии.
Если вы только начинаете открывать для себя руны или любой другой алфавит, возможно, вас привлекают магия и тайна в начертании букв. После того как вы немного изучите их, магия либо захватит и вдохновит вас, как и случилось с автором этой книги, либо перестанет быть загадкой и испарится, оставив вас с отчаянным желанием найти ее в другом месте. Если вы задумываетесь: «Как алфавит может быть чем-то большим?», давайте сначала изучим силу речи, прибегнув к воображению.
Сначала давайте представим себе, какой была жизнь в те времена, когда умение писать и читать было привилегией очень немногих. Большинство обходилось без карт, без кулинарных книг, травников, календарей, дорожных знаков и записных книжек. Сейчас может показаться, что в те времена люди были наделены невероятной памятью. Нам трудно представить, что тогда обычным делом было рассказать наизусть свою родословную, процитировать Ветхий Завет или спеть мифы своего народа. С широким распространением грамотности все это стало ненужным: зачем использовать огромные объемы памяти, если все можно записать? Что же случилось со всей этой мощью?
Теперь отправимся в еще более далекое прошлое, в те времена, когда письменность была столь новым явлением, что немногие знали о том, что это такое. Представьте себе, что вы – гонец и в вашей местности что-то случилось. Вас призвал мудрец, вручил глиняную табличку и велел как можно скорее доставить ее в соседнюю область, лично правителю. Почему-то вам строго наказали беречь табличку как зеницу ока и передать ее неповрежденной. Вы спешили изо всех сил и через несколько дней наконец-то прибыли к царю. Вы передали ему табличку, он некоторое время задумчиво смотрел на нее, а затем начал расспрашивать вас о произошедшем несчастье. Вы поняли, что царь каким-то образом узнал о нем, но как? Видимо, заключенная в глиняной табличке магия сообщила о случившемся и о том, что там нужна помощь. Неудивительно, что в те времена считалось, что письменность – это волшебство!
Теперь давайте отправимся еще глубже в прошлое. Представьте себя первобытным человеком, еще не владеющим речью. Внезапно на ваше племя нападают чужаки, и вы бросаетесь в драку, словно животное, хотя, может быть, и используете в качестве примитивного оружия камень. От натуги и ярости вы рычите и ревете – и замечаете, что противники тоже издают звуки, но какие-то другие. Их крики и рычание кажутся странно целенаправленными и как-то связанными с их поразительной удачливостью в битве: нападавший на вас неожиданно отступает, ворча; вы инстинктивно бросаетесь за ним – и вас окружают его соплеменники, действуя слаженно, как одно существо. Вы в ужасе и трепете, потому что стали свидетелем того, что превосходит ваше понимание: речь использовали, чтобы управлять ходом сражения. Звериное выживание превратилось в «искусство войны».
Эти простые примеры приведены с одной целью: показать, что с древнейших времен письменность и речь были сродни удивительной магии и невероятному таинству. Чем раньше были проведены такие ассоциации, тем глубже они укоренены в общественном разуме – или в коллективном бессознательном. Поэтому если при мысли о древнем алфавите в вас разгорается радостное предвкушение, значит, вы ощущаете истинную связь с миром магии. Вам нужно продолжать свои изыскания таким образом, чтобы аналитическое сознание не вмешалось и не разрушило эту связь мыслью, что это «всего лишь устаревшие буквы». В нашем разуме базовые концепции языка на глубинном уровне связаны с магической силой; вот почему древние алфавиты можно использовать для установления связи с этой силой – если вы сумеете обрести баланс между академической объективностью и субъективной вовлеченностью. Хороший пример такого баланса – эта книга.
Я помню, как впервые встретился с Фрейей в начале восьмидесятых: мне сказали, что я просто обязан познакомиться с этой поразительной голландской ведьмой, которая неважно говорит по-английски, но прекрасно восполняет недостаток знаний затейливыми ругательствами. Эта книга – свидетельство того, насколько длинный путь эта женщина прошла с тех пор, как открыла для себя руны! Фрейя всегда была противоречивым человеком, и в своем труде о рунах она выбрала противоречивую тему.
Как она объясняет в главе, посвященной истории, руны тесно связаны со скандинавской мифологией – с пантеоном, который христианство загнало в подполье и который пребывал там веками. Можно сказать об этом и так: древние боги были вытеснены в коллективное бессознательное и забыты там. Это как если бы люди выгнали в леса кошек, собак и других домашних животных, а потом обнаружили, что через несколько поколений они одичали, стали свирепыми и опасными. Но их суть осталась бы неизменной – кошка все равно кошка, даже если она дикая.
Нечто подобное случилось со скандинавскими богами. Результаты первых попыток восстановить с ними контакт в прошлом веке оказались зловещими. Юнг в своем эссе о Вотане, которое было опубликовано в 1936 году, писал, что «древний бог грозы и безумия, долго спавший Вотан» пробуждается «к новой жизни, словно вулкан, – в цивилизованной стране, которая, казалось бы, давно переросла Средневековье». Он описывает, как «молодежное движение» приносит овец в жертву древнему богу и как тот же дух охватывает движение нацистов. Дальнейшие события можно уподобить тому, как если бы люди прогнали свою кошку в лес, а через несколько лет увидели бы ее и сказали: «Вот наша Мурка! Давайте возьмем ее обратно!»
Полвека спустя от скандинавских богов все еще исходит ощущение дикости и величия. Многим этого достаточно, чтобы с ними не связываться. Других, например худших из нацистов, это завораживает до степени одержимости – так некоторые дразнят диких зверей, потому что привлечены их свирепостью, но не имеют уважения к их природе. Однако люди, подобные Фрейе, способны преодолеть грубую видимость и узреть суть пантеона, столь же сложного и благородного, как любой другой. Приходить так к богам означает приносить им дар нашей цивилизации.
Кроули описывает три эры религии. В эру Исиды, великой Богини-матери, боги были стихийными силами природы и почти не удостаивали людей заботой. Человек либо повиновался (например, Иегове), либо погибал. В эру Осириса мы видим других богов, гораздо более напоминающих человека. Как правило, это боги-мужчины, которые заботились о людях и страдали ради них: например, Христос, Дионис и Вотан. Эти боги требовали не выполнения буквы закона, но действий согласно его духу, и подавали пример всему человечеству. Сейчас мы входим в эру Гора и начинаем осознавать, что боги несовершенны: как говорит Фрейя в главе «О богах», сами боги меняются и развиваются. Сейчас мы не обязаны рабски повиноваться богам (как в эру Исиды) или следовать их примеру (как в эру Осириса), но говорить с ними на равных. Бог стал Человеком ради нас, теперь человечество должно осознать собственную божественность, чтобы боги стали цивилизованными. У фундаментализма или раболепия нет будущего: человек, который противостоит Гору, потому что является пацифистом по натуре, заслужит больше уважения Гора, чем тот, кто идет по головам слабых, «потому что так сказано в Каноне».
Есть нечто притягательное в том, что дикие боги возвращаются из нижнего мира. Совершенно естественно очарование их стихийной мощью, потому что она есть суть самого нижнего мира. Но неправильным будет упиваться этой мощью и так же неправильным – низводить богов до бытового уровня. Руны могут быть опасны, но сейчас нам нужны опасные идеи – чтобы найти достойный вызов, мы должны обратиться вглубь себя. Так скандинавский пантеон может вернуться во славе, чтобы занять место возле других богов, и не стать ни коммерческой новинкой, ни силой, побуждающей нас к взаимному уничтожению.
Для этого нам необходим баланс между мощью экстатического единения с рунами и безопасностью научного анализа. Я считаю, что отличный пример этого – подход Фрейи.
Я мало знаю о мифологии, истории и рунах, поэтому не могу поручиться за точность приведенных Фрейей данных. Но она того и хотела: читатель должен проверить все, что содержится в этой книге, на собственном опыте. Здесь есть достойная уважения честность: Фрейя не делает вид, что она «наследница древней традиции» или «посвященная тайного братства»; эта книга – труд человека, который изучал источники и сделал руны частью своей жизни.
Пусть эта книга принесет радость вашему духу; а если вы с чем-нибудь не согласитесь – так и отлично! Я знаю, что Фрейя обожает противоречия – а живая традиция не может быть неизменной.
Лайонел Снелл