Читать книгу Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой - Фридрих Глаузер - Страница 6

Перед дверью стояла дама, очень тонкая, на ee маленькой птичьей голове была короткая пажеская стрижка. Она представилась как владелица расположенной в этом доме школы танцев и говорила с очень сильным английским акцентом, поэтому вахмистру пришло на ум, что для расследования этого случая, в особенности, если это былo ожидаемoe каждым криминалистом «Громкое дело», нельзя было ограничиться только Бернским немецким, приходилось разговаривать то на французском, то на литературном немецком, то на булькающем базельском, а теперь вот на очереди был еще и английский… И вообще вся эта история была очень нешвейцарская, – мрачно подумал Штудер, – хотя все участники швейцарцы – за исключением капрала-ясновидца, о национальности которого священник ничего не сказал… Нешвейцарская – точнее, зарубежно-швейцарская, длинное и не совсем благозвучное слово.

– Я хочу сообщить мои наблюдения, – сказала дама, так изгибая и поворачивая свое стройное тело, что это невольно напоминало танец кобры под звуки флейты индийского факира. – Я живу внизу…

Указательный палец извивающейся руки указал на пол. И вдруг дама внезапно замолчала, так как она с удивлением увидела священника: он снова сидел в мягком кресле и играл с чечией.

Вахмистр стоял прямой как палка, уперев руки в бока под своим плащем, так что он был похож на черапаху, которая стоит на задних лапах, – в книжках с картинками животных иногда рисуют в таком положении. Маленькая голова и тонкая шея Штудера подчеркивали это сходство.

– Итак? – спросил он нетерпеливо.

– Вчера вечером нам позвонили, – продолжала тонкая дама, то есть это прозвучало как «виечера виечером» и «позевониль». – Маленький человек стоял перед дверью, он был одет в синий плащ. Он говорил неясным голосом, потому что был закутан в кашне… Фуляр.. Как Вы сказали? Ах, да!.. Вокруг шеи был обмотан шерстяной шарф, который также закрывал нижнюю часть его лица…

Кашель, сухой кашель. Затем:

– Шляпу… шлиапу… он надвинул низко на лоб. Он спрашивал о фрау Хорнусс… Я ответила, что это этажом выше. Мужчина поблагодарил и ушел. В доме было очень тихо. Поэтому я слышала, как он позвонил в дверь квартиры…

– Когда это было?

– Около… около одиннадцати… Может быть, немного позже. У меня был урок танцев, который закончился без пяти одиннадцать. А потом я приняла душ…

– Ах, – произнес отец Маттиас и погрузился еще глубже в его мягкое кресло. – Вы приняли душ!.. Хм!..

– Это меня не интересует! – прервал Штудер.

Дама, казалось, не заметила невежливость обоих мужчин, так как она пристально смотрела как завороженная на чечию, которую священник продолжал крутить, то замедляя, то ускоряя…

– Ну, а потом? Вы еще что-нибудь слышали? – спросил Штудер нетерпеливо.

– Да… Подождите… Я слышала, как позвонили, наша квартира находится как раз под ними. Я не закрыла нашу дверь, я хотела узнать, откроет ли фрау Хорнусс, она могла уже лечь спать… Но она, по-видимову, ожидала кого-то. Как только мужчина позвонил, я тут же услышала голос старой женщины: «Ах! Наконец-то!» – Это было сказано с облегчением. – «Заходите внутрь!» – И после этого дверь снова закрыли на замок.

– Мы в Швейцарии, – прервал Штудер – не говорим «Заходите внутрь». Мы говорим или «Заходите!» или «Входите!». Вы не можете вспомнить, фрау… фрау…

– Фрау Чуми.

«Очень интересно! – Подумал Штудер. – Англичанка с Бернской фамилией!» – И вслух:

– Фрау Чуми, не можете ли Вы мне сказать, какую форму обращения употребила женщина? Обратилась ли она к позднему посетителю на «Вы» или говорила ему «ты»?

– Мы в Англии, – это звучало как «мивинглии», – обращаемся ко всем на «Вы». Поэтому, я думаю, фрау Хорнусс говорила «Вы».

– Точно, «Вы», фрау Чуми?

– О, Боже! Конечно! Вы, должно быть, думаете, что я была слишком усталой. Вы из полиции? – внезапно спросила тонкая дама.

– Да… Вахмистр Штудер… – А Вы больше ничего не слышали?

– О, конечно, – сказала дама, улыбаясь, – и довольно много… Однако, Вы меня извините, господин… Господин… Штьюде…

Штудер уже привык, что его называли по-разному: например, французы его называли «Штюдере», а у английской дамы это звучало как «Штьюде» – почти как птичье пение…

– Этот господин не мог бы перестать играть со своей шапкой, это меня нервирует…

Отец Маттиас покраснел как пойманный школьник, быстро водрузил чечию на свой череп и засунул руки в рукава рясы.

– Я слышала, – говорила дама, снова извиваясь как змея, – шаги в кухне. Потом перетаскивали что-то тяжелое через всю квартиру. Потом глухие голоса, долго, очень долго, почти до часа ночи. Я сказала моему мужу: «Что бы это значило, у старой леди никогда не было посетителей, тем более, так поздно, что происходит там наверху?..» – Вы меня понимаете, инспектор?» – «С» она произнесла резко, а «Р» в конце слова проглотила, – нам нравилась старая леди. Она была совсем одинока, иногда мы навещали ее… иногда она приходила к нам. Она всегда была грустной…

– Да-да, – сказал Штудер нетерпеливо, – а дальше?

– Внезапно в кухне стало тихо. Кто-то тихо пошел по квартире, так тихо, как если бы сознательно хотел заглушить шаги. У нас внизу мы очень отчетливо слышим, что происходит в квартире наверху; пол, наверное, имеет пустоты… Затем открылась дверь квартиры наверху, я опять приоткрыла нашу дверь… Знаете, инспектор, любопытство! Потом был слышен поворот ключа в замке квартирной двери. И тишина! Я очень тихо сказала мужу, который стоял рядом со мной: «Что этот человек там делает?» – И как только я это прошептала, я услышала шаги, они удалялись от квартиры. На лестнице было темно, мужчина, наверное, не знал где выключатель… Он крался в темноте вниз по лестнице, и тут на нашей площадке он заметил освещенную щель. Он остановился, подождал. И затем он сделал несколько больших шагов, совершенно неожиданно, пробежал, нет, это был не бег… он прыгнул…

Действительно, драматический рассказ! Почему все женщины так любят театральность!.. Штудер сухо спросил:

– Он казался испуганным?

– Да… очень, очень испуганным. Он что-то уронил. Это упало на землю совсем бесшумно. Я видела это только в свете, который проникал из нашей двери… Я слышала, как мужчина большими прыжками скатывался по лестнице. («Cкатывался!» – где это дама подхватила это слово?) – А потом хлопнули входные ворота.

– Разве их не запирают в десять? – спросил Штудер.

– Нет, только в одиннадцать, из-за моей школы, и часто их забывают вообще запереть. Здесь есть один человек, он живет на первом этаже. Он всегда забывает ключ, живет один и возвращается домой поздно, и если входные ворота заперты, он звонит нам… Поэтому мы оставляем обычно ворота открытыми…

– Хмммм… – пробурчал Штудер. – А что он уронил, фрау Чуми?

– Вот это, – сказала тонкая дама и протянула Штудеру открытую ладонь. На ее поверхности лежалa веревкa, тонкая, свернутая в форме восьмерки, и завязанная узлом в середине. Штудер бросил взгляд на Белого Отца³, прежде чем взял пальцами находку, а потом снова посмотрел на фигуру с голыми жилистыми икрами… На губах священника была улыбка и ее трудно было определить. Сдержанная… может быть, насмешливая? Нет, не насмешливая – этому противоречило выражение глаз, которые были большие и печальные: серое море, над которым нависли облака – и редко, очень редко солнечный луч играл на поверхности…