Читать книгу Трое сыщиков, не считая женщины - Фридрих Незнанский - Страница 5

Когда Плетнев вошел в маленький, с низким потолком, полутемный зал кафе «Фортуна», посетителей там не было. Это незаметное заведение, находившееся на территории спортивного комплекса, не пользовалось большой популярностью. Только когда здесь проходили международные матчи волейболистов или баскетболистов, часть зрителей после игры оседала в оказавшемся под рукой скромном кафе. В обычные дни, когда трибуны не собирали болельщиков, сюда мало кто заглядывал. Однако для многих сотрудников Генеральной прокуратуры «Фортуна» представляла нечто вроде ведомственного клуба, поскольку владельцем являлся их бывший сослуживец. Для своих товарищей по оружию отставник делал всякие поблажки, начиная с приготовления специальных блюд по заказу и кончая предоставлением кредита.

Несмотря на не столь позднее время, кафе уже готовилось к закрытию. На столиках топорщились ножки перевернутых стульев, что вызывало грустное настроение. Такое бывает на безлюдном осеннем морском берегу, когда деревянные лежаки унесены с пляжа и сложены под навесом, а тишина нарушается лишь тревожными криками беснующихся в поисках еды чаек.

Александр Борисович, в джинсах и в светлом летнем пиджаке, сидел в дальнем углу зала, возле фортепиано с откинутой крышкой. Правой рукой он наигрывал в замедленном темпе мелодию некогда популярного пугачевского шлягера, а другой в это время осторожно наливал из бутылки водку в стоявший на деке винный фужер.

Когда Антон обратился к нему, Турецкий повернулся, и стало видно, что тот изрядно пьян. Это было заметно по его окосевшим глазам, однако речь была совершенно внятной и координация движений более чем нормальной.

– Ты на чем-нибудь играть умеешь? – спросил он, поставив бутылку.

– К сожалению, нет, – признался Плетнев.

– Ни на чем? Даже на какой-нибудь завалящей арфе не играешь?

– Нет, Александр Борисович. – Плетнев не мог понять, говорить серьезно или отвечать абы как, лишь бы отделаться от болтовни пьяного человека. Все же добавил: – Даже на органе не играю. Музыкальным слухом меня природа обделила.

– А-а, это называется – медведь на ухо наступил. Ну, тогда ты напрасно сюда приехал. Умел бы играть, мы бы сейчас с тобой оркестр организовали. Сели бы в подземном переходе, деньги зарабатывали бы. А так, получается, зря. Мотай отсюда.

– Александр Борисович, уже поздно, кафе закрывается. Поехали домой.

Вместо ответа Турецкий царственным жестом взял лежавшую на деке, возле бутылки, книгу в мягкой обложке, наугад раскрыл ее и, поправив очки, прочитал вслух:

– «Я так устал, как не уставал еще ни разу в жизни, – подумал старик, – а между тем ветер усиливается». – Он захлопнул книгу и улыбнулся: – А я, в отличие от него, не устал. И ветер меня не пугает. Нам не страшен ураган. И мне здесь нравится.

– Все равно, посидели – пора и честь знать. Они скоро закрываются.

– Ничего подобного, – с пьяным упрямством произнес бывший «важняк». – Здесь же капиталистическая Европа – работают до последнего посетителя. Сегодня я желаю воспользоваться таким гуманным достижением цивилизации на полную катушку. Буду гулять, пока не придет первый посетитель следующего дня. Передам ему эстафету и тогда уйду с чистой совестью.

– Ну, Александр Борисович, это же явный перебор. Сколько можно сидеть! Вы устали, повара устали, хозяин – и тот к концу дня с ног валится. Пускай идут домой, к своим семьям. Мы тоже уйдем восвояси.

– Мы не уйдем! – Турецкий многозначительно поднял палец. – Мы – уедем!

– Ах да. Вы говорили, что на машине сюда приедете. Где она, если не секрет?

– Да где-то здесь поставил голубушку. В смысле – возле входа. Сюда-то я не въезжал, вошел пешком. Кое-что соображаю. Не конченый еще человек. Рано меня списывать со счетов, майор.

– В таком виде вам нельзя садиться за руль.

– Да какая собака меня остановит! У меня в ГИБДД кругом свои люди. Пальцем не тронут. Хотя я без «мигалки».

– Вы и сами далеко не уедете, в какую-нибудь стенку врежетесь. Давайте я отвезу вас домой.

– Не хочу домой, – по-ребячески захныкал Турецкий. – Что я там забыл?!

– Тогда поедем ко мне, – предложил Антон.

Александр Борисович отрицательно помотал головой и обеими руками ударил по клавишам – заиграл «Я люблю тебя, жизнь». Играл и насвистывал. Остановившись, сказал:

– Ты, я вижу, тоже уходить не собираешься. Тогда давай выпьем. Зачем напрасно терять драгоценное время?!

Вот теперь стало заметно, что Турецкого развезло, язык уже меньше слушался его, движения потеряли уверенность.

– Александр Борисович, я сегодня пить совсем не настроен. Хочется с вами серьезно поговорить. Выслушайте меня. Я мечтаю стать полноценным детективом. Мне практически поручено первое дело. Я хочу работать в «Глории»…

– Тоша! Друг! Что ж ты сразу не сказал! – перебил его Турецкий. – Насчет «Глории» это же отличная мысль. Супер! Там есть диван, причем кожаный, из бывших. Телефон можно запросто отключить, и никто не побеспокоит, даже если среди ночи совершится преступление.

– Макс может до сих пор там сидеть, – напомнил Плетнев о компьютерщике агентства. Вечно озабоченный улучшением существующих программ, заменой прежних на новые, тот действительно очень часто засиживался допоздна.

– Ну, Макс – свой человек. Он нам не помешает. Поедем-ка туда, дружище! Что-то я нынче притомился сверх всякой меры.

Поднявшись, он с громким стуком закрыл крышку фортепиано. Затем достал из кармана пиджака смятые деньги и, не считая, бросил их на соседний столик. Появившийся словно из-под земли молоденький официант взял нужную сумму, остальные бумажки благородно хотел вернуть Александру Борисовичу. Однако тот с пьяной удалью стал отказываться, сопровождая свои слова и жесты хорошо известными пошлостями типа «это на чай» и «сдачи не надо!». Официант настаивал на своем. Дело кончилось тем, что Антон взял у него деньги, две купюры тут же ему вернул, остальные засунул Турецкому в карман пиджака.

– Идемте, я отвезу вас.

Плетнев хотел было взять Александра Борисовича под руку, но тот возмутился:

– Да что ты со мной цацкаешься, словно с маленьким! Ни в какую стенку я не врежусь. Я же виртуоз руля! Готов проехать над пропастью на двух колесах.

Он взял книжку, недопитую бутылку и медленно, стараясь не потерять равновесия, побрел к выходу.

– Вы палочку забыли! – крикнул ему вслед официант.

Через пятнадцать минут после выхода из «Фортуны» Антон зауважал Турецкого больше прежнего. Был теплый безветренный вечер, и, увидев удобную скамейку со спинкой, следователь предложил посидеть на свежем воздухе. Закурив, они посидели, полюбовались звездным небом. Через несколько минут Александр Борисович, аккуратно затоптав окурок, встал и сказал:

– Теперь можно с чистой совестью ехать.

У Антона от удивления отвисла челюсть – Турецкий казался совершенно трезвым. В кафе у него был заплетающийся голос, неуверенные движения. Сейчас рядом с Плетневым находился другой человек. А ведь выпил три четверти бутылки, и судя по всему, без закуски. Как он умудрился так быстро прийти в себя – то ли самовнушение, то ли медитация помогли, Антон не мог сообразить. Однако факт оставался фактом: постороннему человеку ни за что не догадаться, что несколько минут назад Турецкий был изрядно пьян. Плетнев тоже не ребенок, мог, как говорится, принять на грудь солидную дозу, только на следующий день, даже если выпивка сопровождалась обильной закуской, чувствовал себя не в своей тарелке. Турецкий же сейчас выглядел как огурчик. «Видимо, это необходимое качество настоящего следователя, – подумал Антон, – много пить и не пьянеть. Может пригодиться в работе. Нужно будет освоить».

Тем не менее за руль Александр Борисович благоразумно сесть отказался, попросил вести машину Плетнева. Убедившись же, что тот ведет его «Пежо» уверенно и способен одновременно разговаривать, не отвлекаясь от дороги, попросил майора подробно рассказать о событиях сегодняшнего дня.

Агентство находилось в районе Неглинки, рядом с Сандуновским переулком, в старом доме рядом с небезызвестными банями. Здесь сейчас все реставрировалось и перестраивалось. До «Глории» комнаты на первом этаже уютного кирпичного дома арендовала солидная торговая фирма, имеющая сеть универсамов по всей стране. Уезжая отсюда в специально выстроенное помещение, ее сотрудники оставили за ненадобностью львиную часть оборудования и мебели. Фирма разбогатела и имела возможность купить себе все новое. Тогдашний владелец «Глории» Денис Грязнов подошел к оставленным прежними арендаторами вещам творчески. Кое-что из обстановки, например решетки из белой проволоки, на которых раньше располагались образцы мелких товаров, типа жевательной резинки, отправил на помойку. А вот мебель – столы, стулья и старый кожаный диван – отреставрировал. Да как! Среди нового интерьера, отделанного хорошими дизайнерами, эта мебель смотрелась очень привлекательно. Особенной любовью сотрудников пользовался диван, на который первым делом и плюхнулся Турецкий, когда он и Антон приехали сюда из «Фортуны».

– Макс уже ушел?

– Да, Александр Борисович, закрыт его кабине-тик.

– Благодать. Значит, у нас отдельная квартира.

Плетнев поведал все события сегодняшнего дня, самокритично оценив его как бесплодный. Его насторожил только супермен, на иномарке которого уехала Наталья Викторовна. Турецкий же к этому известию отнесся весьма скептически.

– Ерунда бездоказательная, – махнул он рукой. – Мало ли кто это может быть: брат, сват, просто приятель, сослуживец, в конце концов. Где, кстати, генеральша работает?

– Чего не знаю, того не знаю.

– Ну вот. О чем же тогда говорить? Мы вообще ничего про нее не знаем. Поэтому ни о каком преступном сговоре речи быть не может.

Плетнев стоял на своем:

– Что она изменяет генералу, это к гадалке не ходи. Не может такая сексуальная бабенка не шалить. Тем более что муж часто в разъездах, она намного моложе.

– На сколько?

– Думаю, лет на пятнадцать.

– Нечего думать, нужно просто проверить. Может, она просто выглядит намного моложе своего возраста, а на самом деле они ровесники.

– Хорошо, проверю, – кротко ответил Антон. – Но мужчина этот – не ее водитель, видно, что между ними другие отношения. Вдобавок номера у него заляпаны грязью, словно специально. Вся машина чистая, а номер не разобрать.

– И передний, и задний?

– Я только задний видел.

– Здрасьте-пожалуйста. Только задний. Значит, не владеешь полной информацией. Может, передний был чистый.

– Да задний-то с какой стати грязный? Дождя-то уж бог знает сколько не было.

– Об этом я, друг мой, могу только догадываться. – Турецкий смачно зевнул. – Может, поливальная машина мимо проезжала. У нас во дворе такая же картина: по утрам вдоль дома ездит поливалка, чтоб ей пусто было, и своей мощной струей всю грязь сбивает в сторону машин. А мы ставим их под углом к бордюру. Если я рано не уезжаю, выхожу после девяти – колеса и задний номер обязательно щедро заляпаны грязью. И никуда от этого не деться.

– Все равно, Александр Борисович, вела себя Свентицкая как-то не душевно, странно. Не так ведут себя женщины, у которых смертельно ранили мужей.

Турецкий с некоторым удивлением посмотрел на Антона Владимировича:

– Здоров же ты, брат, обобщать. Откуда только у тебя такие агентурные сведения? Я-то как раз считаю, что каждый случай необходимо рассматривать индивидуально. Только сейчас, Антон, дело в другом. Скажу тебе как физическое лицо физическому лицу: в подобных ситуациях родственники – это самая последняя версия. Когда ничего другого уже не осталось, когда стоишь у последней черты. И знаешь почему?

– Потому что их искать не нужно, – подумав, ответил Антон.

– Молодец! Возьми с полки пирожок. Действительно, искать не нужно, они никуда не денутся. Поэтому, майор, постарайся подкрасться с другой стороны.

– С какой?

– Ишь ты шустрый выискался, скажи ему с какой! Думай, Петька, думай, как говорил Чапаев…

Антон в самом деле задумался, сильно наморщив лоб и почесывая затылок. При этом он продолжал размышлять вслух:

– Конечно, Андрей Владиславович – боевой генерал, человек крутого нрава. Прошел Северный Кавказ и Косово. Враги у него со всех сторон. Покушение произошло в Москве.

– Давно он в Москве живет?

– Три года. Нужно докопаться, кому это выгодно.

– В принципе, ты прав, – одобрил Турецкий. – Я имею в виду, насчет выгодно. Только в наши дни появился еще один распространенный мотив. Мне кажется, его породила излишняя доступность огнестрельного оружия. Я имею в виду месть. Вроде бы никакую материальную выгоду преступник при этом не преследует, только рискует. И вот из-за какой-нибудь мелкой обиды стали часто стрелять, несоразмерная месть или, как пишут журналисты, неадекватный ответ. С таким явлением я уже черт знает сколько раз сталкивался. Этот фактор, друг ситный, тоже необходимо учесть.

– Вы хотите сказать, что действовал кто-то из подчиненных? – уточнил Плетнев.

– Бывших или нынешних.

– Получается, генеральша того же мнения. Когда она на меня окрысилась, то кричала, что все думают о своей карьере. А генерал-лейтенанту, мол, подобное отношение к службе претит.

– Давай для простоты будем называть его потерпевшим.

– Одним словом, дала понять, что среди военных имеются обиженные потерпевшим.

– Кричала, говоришь, да? Вообще-то, с ней нужно поподробней потолковать. Не на ходу и не в коридоре госпиталя. Целесообразно посидеть где-нибудь… – Александр Борисович запнулся, подбирая нужное слово, – в располагающей для беседы обстановке. Госпиталь – слишком мрачно, агентство – официально. Разве что приличное кафе, рангом повыше «Фортуны»… и то неизвестно, какие соседи окажутся рядом, вдруг она застесняется посетителей. Лучше всего, безусловно, дома. У Свентицких, разумеется. Ты после сегодняшнего изящного знакомства явно туда не вхож.

– Может, вы возьмете Наталью Викторовну на себя? – вкрадчиво произнес Плетнев. Он надеялся, что размягченный алкоголем «важняк» согласится на его предложение, однако тот в ужасе замахал руками:

– Окстись, милый! Чур тебя, чур! Я инвалид третьей группы, хожу с палочкой, мне пошатнувшееся здоровье не позволяет заниматься делами повышенной сложности. Найди кого-нибудь другого, Щеткина, например. А сам ты, раз уж засветился у Натальи Викторовны, попробуй поговорить со своими бывшими коллегами, из окружения потерпевшего. Хотя черта лысого они что-нибудь скажут. Они там все так вымуштрованы, что рот раскрыть боятся.

– Помнится, Константин Дмитриевич говорил, что у вас есть знакомый в военный прокуратуре.

– Это он, наверное, Санаева имел в виду. Да от него толку как от козла молока. Серега человек с большими закидонами – каждое сказанное мне слово воспринимает как собственную измену Родине. И потом, Антон, в данном случае моих знакомых не тронь, своих заводи. Я уже отработанный пар, инвалид. Хочешь стать следователем, требуется постепенно создавать собственную агентуру. Это как штык. Скажи, с кем у тебя сохранились приличные отношения из окружения генерал-лейтенанта?

Антон опять задумался, потом сказал:

– Я был в приятельских отношениях с полковником Юшиным, замом Свен… потерпевшего по строевой. По-моему, он уволился по инвалидности…

– Прямо как я, – вставил Турецкий. – Он что – пожилой?

– Нет, ему тогда сороковник стукнул. Я подробностей не знаю, может, ранение. Нужно поговорить с ним.

– Поговори, друг мой. – Александр Борисович поудобней устроился на диване – повернулся на правый бок, явно намереваясь заснуть. – Опять же Щеткина возьми. У него, в отличие от нас с тобой, в кармане солидная «корочка» имеется.

– Еще есть единственный свидетель покушения.

– Водитель-то? Ну, во-первых, этот свидетель не у нас, а у военной прокуратуры, во-вторых, он мало что видел. Все, Плетнев, отбой. Пора отправляться в гости к сопикову и храповицкому.

Он закрыл глаза.

– К генеральше все-таки нужно сходить. Только она меня выгонит поганой метлой, как пить дать…

– И ты по-прежнему предлагаешь совершить эту опасную акцию мне? – не открывая глаз, спросил Турецкий. – Мне? Старому больному человеку? Инвалиду третьей группы, который без посторонней помощи не способен подняться на крыльцо? Маразматику, у которого так дрожат руки, что он не способен с расстояния 100 метров попасть белке в глаз?.. Послушай, Плетнев, иди ты к черту! Не мешай спать типичной развалине. Не буду я заниматься этим темным делом. Не буду я работать в «Глории». Можешь так и Меркулову передать. И генеральному прокурору. А также сообщить всем средствам массовой информации. Как нашим, так и зарубежным…