Читать книгу Опоздать на казнь - Фридрих Незнанский - Страница 7

– Сережа, Сереженька, ну почему ты, почему? – заламывала руки Ирина Галковская. – Сейчас, подождите, я «новопассит» выпью – нервы.

Она ушла на кухню, шелестя юбкой.

Вот уже около получаса Лена пыталась вывести разговор с Ириной Галковской, аспиранткой и, по совместительству, любовницей покойного Дублинского в нужное русло. Все было бесполезно. Та рыдала, кидалась к окну, истерически завывала, потом замолкала, прикуривала и тушила сигарету за сигаретой…

Лена терпеливо наблюдала за ней. Было видно, что Ирина по-настоящему любила Дублинского, ей не нужно было от него никаких материальных благ – иначе бы она как-нибудь исхитрилась и развела его с женой.

«Пусть выговорится, – думала Лена, наблюдая за Галковской. – У нее, наверное, и подруг нет, раз она готова рыдать на плече даже у совершенно постороннего человека, даже у работника прокуратуры».

Квартирка Галковской, уютная, но обставленная строго, без излишеств, находилась в одном из самых зеленых районов города – на Крестовском острове. Солнце врывалось в открытое оно, освещало толстый англо-русский словарь специальных терминов у изголовья кровати. На компьютере плавала заставка. Присмотревшись, Лена поняла, что это фотография, сделанная таким же солнечным летним днем где-то в центре города. С фотографии улыбались двое – мужчина и женщина. В женщине Лена тут же признала хозяйку дома – здесь она улыбалась и была так счастлива, что казалась куда моложе своих лет. Мужчина – это определенно Дублинский. А он был эффектен. Странно. Лена совсем не так себе представляла знаменитых ученых. У них должны быть всклокоченные седые волосы, очки со сломанной дужкой, непременно склеенные скотчем, глаза безумные, мятая рубашка и дешевые брюки, отвисшие на заду пузырем. О качестве и отвислости брюк судить было нельзя – на фотографии влюбленные были изображены только по пояс, Сергей же имел на ней вид представительный, элегантный. Трубка в зубах, ласковый прищур – ну-ка, дети, кто это? Товарищ Сталин. Брр… Лена помотала головой. В этом сумасшедшем доме она сама начинала тихо сходить с ума.

Ирина на кухне уронила тарелку. Выругалась совсем не в академических выражениях. Запахло паленым. Через несколько минут Галковская вернулась, везя за собой столик на колесиках, уставленный всевозможными восточными сладостями. В центре высился фарфоровый заварочный чайник, увитый фарфоровым плющом.

– Вы какой чай предпочитаете?

– Да мне как-то все равно, – пожала плечами Лена. Откровенно говоря, в такую погоду более уместным был бы стакан ледяной минеральной воды, но, может быть, у этих научных работников так принято – неторопливо беседовать за чашкой чая? Пускай. Пусть дает показания в привычной для нее обстановке.

– Надеюсь, не зеленый? – уточнила Ирина.

– Да все равно, – повторила Лена. – Зеленый так зеленый.

– Не нужно так говорить. – лицо Ирины Галковской просветлело, очевидно, она любила поговорить о сортах и свойствах чая. – Питие зеленого чая – это особый ритуал. Просто так, из граненого стакана в подстаканнике, украденном в поезде, он не только не принесет пользы, но даже может и навредить.

– Да что вы говорите! – раздраженно ответила Лена. Жалости к любовнице убитого уже не было. Вот сейчас они будут сидеть и обсуждать чайные ритуалы! Этого еще не хватало.

– Ах да, простите, о чем это я… – сникла Галковская. – Ну так вот. Что ж, все знали о наших с Сережей отношениях. Глупо отпираться. Вы не находите? Глупо. Аспирантка и профессор – такой избитый сюжет. Впору снимать мелодраму. Вы любите мелодрамы? Я – терпеть не могу.

– Все знали о ваших отношениях, – напомнила Лена.

– Да. Поверить не могу, что нет Сереженьки… – Галковская разливала чай. – Не может такого быть. Не может. Сердце мое заледенело, но продолжает биться. Почему оно не остановилось в то самое мгновение, когда его убили? А?

– Почему вы так уверены, что его убили? – подняла брови Лена. – Следствие пока не располагает достаточными данными для того, чтобы это утверждать.

– Да ну, бросьте… Человека находят в лесу, сожженного. Он же не мог сам полезть на костер, он же не Жанна д’Арк…

– Кстати, Жанна д’Арк тоже не сама на костер взошла, – машинально заметила Лена.

– Тем более, – упрямо мотнула головой Галковская. – И потом, зачем бы вам тогда приезжать из Москвы и меня допрашивать? Если бы это был несчастный случай, или сердце не выдержало, вы бы обратились к медикам, а не к любовнице, верно? Но он был здоров, совершенно здоров и полон новых идей. В тот день, когда он вернулся со своего симпозиума…

Лена насторожилась. Кажется, Ирине надоело болтать просто так и она наконец заговорила по делу.

– В тот роковой для него день. Черт, нет, избитая фраза. Просто – в тот день, когда он был здесь… Ах, это я во всем виновата! Моя вина! – вдруг воскликнула она. Глядя на Галковскую, Лена Бирюкова наконец поняла буквальный смысл выражения «слезы брызнули из глаз».

– Ирина, не надо… – как можно более твердо произнесла Лена.

– Да, да… – Галковская быстро успокоилась и, промокнув глаза бумажной салфеткой, повторила:

– Это я… Я во всем виновата.

Лена подалась вперед, машинально отодвигая чашку с чаем в сторону. Вот теперь-то, видимо, и начинается настоящий разговор.

– В чем именно заключается ваша вина?

– В тот день, когда… Ну, вы знаете… В тот день он позвонил мне из аэропорта и сказал: «Ирка, я прилетел! Жди меня с обедом!» У Сережи всегда был отличный аппетит. – Ирина всхлипнула, закурила сигарету, выпустила тонкую струйку дыма. Провела рукой по глазам. – Я так обрадовалась! Достала из шкафа новое платье, я под него весь месяц худела, такое воздушное, романтическое, совсем не для меня, а для какой-нибудь беззаботной девочки сшитое. Но я его все-таки купила специально для него. Оно такое розовое, открытое, с коротким рука…

– Он позвонил вам и сказал, что приедет. Когда? – снова перебила Галковскую Лена. Вести разговоры о фасонах платьев в ее планы не входило.

– Ах, да. Он не уточнял времени. Просто сказал – жди с обедом. Я поехала на рынок. У нас тут поблизости нет рынка, а Сережа не любит магазинное мясо. Приготовила все, стол сервировала. Вино мне один студент презентовал. Ну, знаете, как это бывает. Грузинский строгий папа сказал перед началом сессии: получишь хоть одну четверку – зарэжу! А парнишка никак даже на четверку не тянул. Ну вот сразу у него не заладилось с моим предметом, а он же у них не профилирующий. Поставила я ему пятерку, пожалела парня – вдруг отец и вправду зарежет, а мальчик не забыл, принес мне через неделю бутылку вина, поклонился, руку поцеловал. Такой галантный, симпатичный. Нос орлиный, глаза так и горят! Но не мне, конечно, о таких думать, – вздохнула она. – Молодые, они знаете ли, все как-то к молодым тянутся.

– Вы приготовили обед и ждали Дублинского, – терпеливо напомнила Лена.

– Да… Обед был шикарный. Сереженька вбежал ко мне на пятый этаж как мальчишка, поцеловал, подарил букет. Вон, видите, в углу стоит. Необыкновенные цветы. Видите эти штучки? Это такой специальный декоративный сорт капусты. Представляете? Букет с капустой!

– Он был весел и беззаботен, я правильно поняла?

– Да, совершенно беззаботен. Я так обрадовалась – думала, он останется у меня ночевать. Мы сидели, держались за руки. Он рассказывал мне о исследовательской лаборатории в Кёльне, в которой ему довелось побывать. Мы решили кое-что у них перенять.

– Вы что, за романтическим ужином разговариваете о работе? – опешила Лена.

– Это был романтический обед, – поправила Галковская. – А потом, если вы, например, обедаете со своим коллегой, который вам не только коллега, но и… Я говорю, допустим, вы с ним обедаете. Неужели вы станете обсуждать посторонние вопросы? Мы с Сережей были преданы одной и той же идее. Потому, наверное, он и полюбил меня. Ведь его жена тоже раньше защищалась на нашей кафедре. Но потом – дом, заботы, муж – всемирно известный ученый. Словом, она отошла от науки.

Лена посмотрела на Ирину и подумала, что та, в общем, верно рассуждает – не будет, она, например, с Гордеевым говорить за обедом, пускай и романтическим, о посторонних вещах. Даже некое чувство симпатии пробудилось в ней к этой растрепанной, нервной женщине. Стоп! Стоп, подруга!

– А вы в самом начале что-то сказали о своей вине, – напомнила она. – В чем все-таки эта вина заключается?

– Ах да, я как раз к этому веду, – сказала Галковская. – Понимаете, я так ждала его, так мечтала, что вот сейчас он освободится, приедет ко мне, и мы всю ночь… Словом, в этот день он будет только моим – и больше ничьим. Но он то и дело глядел на часы… Ему такие часы в Германии подарили – удивительные просто! И вдруг вскочил, как чертик на пружине. «Ну все, родная, мне пора». А его удерживать бесполезно. Ну я проводила его до порога. Закрыла дверь, села за стол, смела бокалы и тарелки на пол, достала бутылку водки. И, не поверите, обозлилась и говорю: «Лучше бы ты умер, чем снова к ней возвращаться!» Это я не помня себя сказала, понимаете? Но всякое произнесенное нами слово – это не просто так, знаете, да? Особенно когда с сердцем говоришь, это еще страшнее, все там, – Ирина показала наверх, на грязноватый, в желтых подтеках потолок, – там все слышат. И каждое наше желание взвешивают. Самое искреннее – выполняют. Так что опасайтесь желать кому-то плохого. Это может запросто сбыться.

Лена взяла с подноса козинак и проглотила, почти не жуя. Это было совершенно невозможно выносить! А она-то думала, что Галковская сейчас расскажет ей нечто существенное, что позволит хоть на полшага приблизиться к разгадке неожиданной и страшной смерти Дублинского.

– Ваша вина заключается только в этом? – наконец спросила она.

– Да, – скорбно кивнула Галковская. – И я готова дать показания в суде.

– Боюсь, в суде вам не поверят и отправят, чего доброго, на психиатрическое освидетельствование. Которое вы пройдете навряд ли, – устало сказала Лена.

– Да я готова хоть всю оставшуюся жизнь в тюрьме провести, лишь бы Сереженька был жив! – с воодушевлением воскликнула Галковская.

– Опасайтесь своих желаний, – напомнила Лена, – они могут исполниться.

– Да, да, я знаю, – истово закивала Ирина. – Я готова, правда.

Вдруг Лене в голову пришла шальная мысль. А не эта ли аспиранточка укокошила Дублинского? А что? От любовницы всего можно ожидать. Вот не понравилось ему платье, которое она надела, или, например, не заметил Дублинский ее новую прическу, а может, чего доброго, случайно обмолвился о какой-нибудь интрижке на том же симпозиуме. И все. Убила, отвезла в лес, сожгла труп. И теперь считает себя виновной в его смерти. Очень даже логично выглядит. От этих восторженных аспиранток всего можно ожидать.

– Я ради него на все готова, – продолжала развивать мысль Галковская. – Только бы он был жив… Но, к сожалению, моего Сережу уже не вернуть. Никогда.

Она уронила голову на руки и беззвучно зарыдала.

«Нет, – думала Лена, глядя на рыдающую Галковскую, которую она на этот раз успокаивать не стала. – Невозможно так притворяться. Хотя, если она сумасшедшая, всякое может быть. Нет актеров лучше, чем психически больные. Или наоборот – лучшие из актеров психически больны. Вот убила она Дублинского и тут же забыла об этом. Решила, что это ей приснилось. На всякий случай отказываться от этой версии пока не стоит. К тому же пока никаких версий нет вообще. Вот Галковская и будет у меня под номером один…»

Раздался резкий, как визг тормозов, звонок телефона. Ирина вздрогнула, вытерла газа кулачками и потянулась за телефонной трубкой. Лена давно не видела таких аппаратов – черных, массивных, с круглым диском. Еще не коллекционный, но уже исторический предмет.

– Да, Виктор Сергеевич… Завтра будет готово… Ну там же двадцать страниц технического текста! А у меня тут еще проблемы личного характера. Поняла, Виктор Сергеевич. Сегодня ночью постараюсь закончить, завтра утром будет у вас.

Она повесила трубку, села на свое место.

– Я подрабатываю переводами в одном специализированном журнале, – как бы оправдываясь, сказала Ирина. – Редактор звонит, ругается. Он всегда ругается. Но платит исправно.

Нет, это определенно была речь абсолютно нормального человека. Не может законченный псих заниматься серьезным переводом. Просто она от горя вне себя.

– Когда, вы говорите, Дублинский был у вас? – спросила Лена.

– Он приехал после пяти часов… – после недолгого раздумья ответила Галковская. – Ну да, не позже четверти шестого, я как раз сидела и смотрела на часы, считала минуты. Все из рук валилось. – Ирина указала пальцем на массивные старинные часы в углу комнаты. – Вот на них и смотрела. Это хозяйские. Я же снимаю квартиру, родные-то у меня в Киришах… Что случилось? Что вы на меня так смотрите?

Лена опустила глаза. Нет, нельзя так выдавать свои чувства, особенно по отношению к потенциальному подозреваемому.

– А кто может подтвердить, что покойный был у вас именно в это время? – поинтересовалась Лена.

– Подтвердить? – искренне удивилась Галковская. – Ну что вы! Я же мужчину в дом пригласила. Не для того ведь, чтобы кому-то его здесь предъявлять?

Резонно. Мужчин в дом приводят совсем не за этим. И все-таки, похоже, алиби у нее нет…

– Хотя постойте. Есть свидетельница! – чуть подумав, обрадовалась Ирина Галковская.

– Кто? – кисло спросила Лена, умопостроения которой рушились как карточный домик.

– Соседка моя. Тамара Александровна. Она же по совместительству – хозяйка этой квартиры.

– Что она может подтвердить?

– А что она подтвердит? Что из любопытства зашла ко мне за мукой, потому что в окно видела, как в наш подъезд входит элегантный мужчина с цветами.

– И что? Она постоянно у окна сидит?

– Почти. Ей больше делать нечего.

– Ну хорошо. Предположим, она увидела, что в подъезд вошел мужчина с букетом цветов. Что из этого?

– Ясно, что он пришел именно ко мне, – пожала плечами Галковская, удивляясь недогадливости следователя.

– Почему «ясно, что к вам»? – насторожилась Лена.

– Дом маленький, благодаря Тамаре Александровне я все про всех знаю, – объяснила Галковская. – На первом этаже живет опустившаяся алкоголичка, на втором – многодетная мать, третий и четвертый – вне подозрений, там такие же точно бабки, многие жильцы к тому же в отпусках.

«В отпусках! – эхом отозвалось у Лены в голове. – Нормальные люди в отпусках сейчас. В Праге, возможно… А я парюсь в этом Питере, и сколько еще тут проведу – неизвестно».

– Хорошо, – сказала Лена, делая заметки в своем блокноте. – Вы не против, если я переговорю с этой Тамарой Александровной не в вашем присутствии?

– Буду только рада. Я терпеть не могу ее присутствия.

Раздался звонок в дверь, такой же резкий, как и звонок телефона. Ирина вновь вздрогнула. С нервами у нее определенно было не в порядке.

«Станешь тут нервной, когда тебя окружают подобные звуки», – подумала Лена.

– Это, возможно, и есть хозяйка. Она часто ко мне заходит, – сказала Галковская.

– Здравствуйте, Тамара Александровна! Заходите! – послышался из прихожей голос Ирины.

– Я вот муку-то у тебя занимала, так принесла вернуть. Живешь-то ты, бедненькая, одна, все сама, и за квартиру платить еще приходится. Я же понимаю. Можно от тебя позвонить, а то у меня что-то с телефоном стало, никак не дозвониться ни до кого.

– Проходите. Я пока покурю, – Ирина удалилась на кухню.

– Здравствуйте, девушка, – кивнула Лене Тамара Александровна и начала ее оценивающе разглядывать, – Подружка вы ее, да? Вы бы хоть ей сказали – все курит и курит, уже занавески от этого дыма серые насквозь. А когда она сюда въезжала только, мои ребята ремонт сделали, все новое, свежее повесили. Мои-то в Америку уехали, а квартиру тут оставили – мало ли, вдруг захочется вернуться. Я ее и сдаю. А эта совсем не следит за порядком. Вон, потолок в разводах! Еще осенью крыша протекала, а она все не соберется ремонт сделать!

От ничего не значащих подробностей жизни совершенно посторонних людей у Лены уже начала кружиться голова.

– А еще, знаете, она неустойчивая очень, – шепотом произнесла квартирная хозяйка. – Мужиков каких-то водит, знаете, на днях тут один такой приезжал, в костюме, с букетом. С букетом приехал, я думала – женихаться. Ан нет – видно, не судьба девке мужика себе приличного найти.

Ирина гневно загремела на кухне сковородками.

– Он не сможет женихаться, – четко сказала Лена. – Он убит. Его тело найдено в лесу.

– Ох ты ж..! – замахала руками старуха. Она уже, казалось, забыла о телефоне, ради которого напросилась в комнату.

– Я из Генпрокуратуры. – Лена продемонстрировала документы. – Готовы ли вы, Тамара Александровна, засвидетельствовать, что видели убитого в этой квартире в день его смерти, в шестом часу вечера?

– А готова! – стукнула сухой ладошкой по столику квартирная хозяйка. – Потому что видела его тут, сидели они с Ирочкой за столом. Вот тут вот как раз и сидели, на этом самом диване…

– Во всколько это было?

– А дело было-то аккурат после пяти. Я-то тесто поставила, а мучки, доску посыпать, не оставила, все выгребла, до ложечки. И решила к Ирочке зайти, мучки попросить, ну, знаете, по-соседски этак. И, знаете, по телевизору как раз «Место встречи изменить нельзя» началось, вторая серия. Ко мне внуки приехали, они телевизор смотрели, я тоже рядом присела. Внучатки у меня хорошие, умненькие, Катенька английский изучает, Алешенька карате занимается. В третий класс перешел. Они очень любят телевизор у меня смотреть, дома-то некогда. Принесла я им черешенки и тоже решила немножко с ними посмотреть. А когда началась рекламная пауза, я вспомнила, что внучки-то пирогов хотят, пошла к Ирочке. А там уже этот сидел, галстук даже распустил эдак… То есть явно по личному делу.

– Идите к нам в прокуратуру работать, – пошутила Лена, – у вас идеальный для этого склад мышления!

– Ох, да куда уж мне, – замахала руками та. – Я свое отработала. В поликлинике.

Когда за Тамарой Александровной закрылась дверь, Ирина вернулась в комнату, подлила себе еще чаю.

– Ну, сняты с меня обвинения или одного свидетеля недостаточно? – спросила она, пристально глядя в глаза Лены.

– Вас никто и не собирался обвинять, – ответила Лена.

– Да ладно вам… Я же видела, как вы на меня смотрите. Думаете, любовница, приревновала, всякое такое…

«А она не так проста, как кажется на первый взгляд», – подумала Лена.

– Понимаете, дело в том, что смерть Дублинского наступила около пяти часов дня. То есть как раз в то время, когда он пришел к вам с букетом.

– Значит, это не он! А он жив! – Ирина сложила руки на груди.

– Но тело, найденное в лесу, было идентифицировано как тело Сергея Дублинского, – задумчиво сказала Лена.

– Знаете, простите, но я должна побыть одна, – вдруг сказала Ирина. – Я ответила на все вопросы. Я готова, если потребуется, ответить на них еще раз. Но сейчас мне очень тяжело. Уходите. Захлопните за собой только дверь.

И Галковская повалилась на диван…