Читать книгу Перебежчик - Фридрих Незнанский - Страница 2

Мои родители облегченно вздохнули, когда я перешел в адвокаты. Мать даже прослезилась, узнав об этом. Отец стал лучше спать по ночам. Каждый раз, когда по телевидению или в газетах сообщали о гибели очередного работника милиции или прокуратуры, они просто не находили себе места, представляя, что в следующий раз это может произойти со мной. Они всегда были против профессии, которую я избрал. Объяснить им, чем следователь прокуратуры отличается от участкового, было трудно. Но то, что адвокатов не убивают, они усвоили твердо. И вообще маме нравилось, что адвокаты всегда такие солидные и респектабельные. Похоже, такого же мнения были и родители Кати, к которым я направлялся на очередные смотрины…

Очередные, поскольку с первого раза меня там не разглядели. И разве вы слышали о любви с первого взгляда к будущему зятю?

В этот день, в гостях у будущей тещи, я никак не мог сосредоточиться на том, о чем говорили за столом, или на блюде, которое ставили передо мной.

Краем глаза я видел, как Мария Евгеньевна поджимала губы и с укором поглядывала на дочь, мол, где ты откопала это сокровище. Катя толкала меня в бок… Я тут же начинал невпопад восторгаться фаршированными кабачками, хотя это был перец, либо горячо поддерживал Андрона Игнатьевича, своего будущего тестя, когда он громко заявлял, что в России уже все разворовали и растащили, но нет худа без добра, поскольку мировые акулы империализма, как только растащат последнее, потеряют к нам интерес и перестанут интриговать и засылать своих агентов. Вот тогда и заживем.

– Ты сейчас где? – шепотом спросила Катя.

– В джипе «лендровер», – сказал я. И приложил палец к губам, – после расскажу.

Я раздумывал над тем, как эти, из джипа, узнали о предстоящей нашей встрече с Катей. О том, где и когда она состоится. Что еще они знают? И вообще – кто они? Прослушивают мой телефон? Тогда зачем им нужно было раскрывать это раньше времени? Слушали бы и дальше. Решили продемонстрировать свое всемогущество, благодаря которому они могут все себе позволить? Привыкли не только просить, но и подталкивать?

– Юрий Петрович, попробуйте холодца, – жеманно сказала Мария Евгеньевна, пытаясь войти в роль тещи. К счастью, ей это плохо пока удавалось. И понимала она свое новое назначение лишь в том, чтобы накормить избранника дочери до отвала. Мол, посмотрим сначала, как он ест. А накормив его до отвала, так что он потеряет способность к сопротивлению, допросим по всей форме. И что за прежняя жена была, и как с ней жилось, да почему развелись…

Такие вещи я просчитываю мгновенно. Будущий тесть развлекал меня своими политическими и экономическими воззрениями на уровне сороковых годов, а вот разговор с будущей тещей пока только намечался. Но одно мне у них понравилось сразу – здесь сначала покормят, а потом уже будут наматывать нервы на палец. С прежней женой и ее мамочкой было иначе. Они обязательно сначала отшибали всякий аппетит, и только потом приглашали за стол. Экономили таким образом продукты, что ли?

Во всяком случае, к моему сердцу через мой желудок они так и не пробились. А других путей, похоже, не знали. Сейчас они обхаживают моего бывшего сокурсника Алика Дорофеева. К обоюдному удовольствию, надо признать. От Аллы, моей прежней супруги, он был когда-то без ума. И радовался нашему разводу без памяти. Все звонил мне и спрашивал, правда ли это. И еще спрашивал моего разрешения ее навестить и вообще, какие цветы она любит… Интересно, надолго ли его хватит. Я же после своего первого брака вынес твердое убеждение, что жениться следует только на сироте.

Но это легко сказать. А где они, эти сироты? Наверняка уже всех разобрали.

– Замечательный у вас холодец, – сказал я. – И как вам это удается? Ну что ни попробуешь, все так вкусно…

В результате моей недавней схватки на стройплощадке у меня порвался рукав пиджака. Леха махал кулаками, закрыв глаза. Похоже, ему не раз и не два в лагерном бараке устраивали «темную». К тому же он все время за меня хватался, чтобы не упасть. Вот и порвал… А поскольку мы очень спешили, то и пришлось явиться к ее мамочке в таком вот виде. Приходилось как-то прикрывать прореху, чтобы не опозориться… Не скажешь же, что я, адвокат, только что подрался со своим потенциальным клиентом?

– А вот, к примеру, сколько сейчас платят адвокатам? – спросил наконец Андрон Игнатьевич то, что его томило с самого начала смотрин.

– По-разному, – сказал я. – Зависит от известности, количества выигранных дел… И какие это дела. Скандальные или не очень.

– Так вот и бери такие, какие выгодней, – посоветовал Андрон Игнатьевич.

– Папа! – с укором произнесла Катя.

Похоже, они это уже обсуждали без меня. О чем можно говорить, а о чем не стоит. Я не в претензии. Дело семейное. Тем более что по дороге к ее родителям Катя инструктировала меня на ту же тему. Что можно, а чего нельзя. Например, не следует перечить папе, когда он садится на любимого конька – происки международной мафии на постсоветском пространстве. А если спросит, за кого голосовал на последних выборах, сослаться на загруженность: мол, вообще на эти выборы не ходил. И ходить не собираюсь. Ни раньше, когда не было альтернативы, не ходил, ни теперь, когда она появилась. И если он начнет покровительственно поучать, за кого все-таки следует отдать голос на следующих выборах, опять же ему не перечить. А побольше поддакивать, он это любит.

Еще один начальник на мою шею, подумал я. От одних только-только избавился, для чего и подался в адвокаты, а на его место уже спешит другой.

Хотя нечего возводить напраслину на Александра Борисовича, он мне не указывал, за кого голосовать…

Когда я провожал Катю на Башиловскую, она пытливо поглядывала на меня снизу, держа под руку и прижавшись к моему плечу. Сейчас начнет расспрашивать, понравились ли мне ее предки. Потом позвонит маме и передаст ей мои впечатления… Такое уже бывало. Как-то невзначай подслушал. Потом она выслушает мамины замечания. И папины отзывы. О господи… Уже, кажется, проходил все это, так нет, обязательно надо бежать по второму кругу, наступая той же ногой на те же грабли.

– Может сами как-нибудь разберемся? – спросил я. – Взрослые люди, не первый раз замужем, может хватит этих смотрин?

Она обиженно отодвинулась от меня. Замужем она почти не была. То есть был у нее один мальчик, как она его называла. В школе фотомоделей, куда ее взяли, как весьма перспективную, с такими-то ногами, а он там уже учился. И тоже подавал надежды, как породистый, хорошо сложенный жеребчик. Катя уверяла, будто все девчонки сходили по нему с ума и бешено к ней ревновали.

Но его мама с папой были против ее папы с мамой. Мол, больно простые у нее родители. Опять же не та политическая ориентация у тестя. Отец мальчика придерживался противоположной.

Сама Катя им нравилась. И они ничего не имели против, чтобы детки немного пожили в гражданском браке. Получше узнали друг друга. Но только не у них в шестикомнатной квартире на Большой Бронной. Пусть пока поживут у нее, в двухкомнатной квартире, в Дегунино, где кроме родителей и Кати жил еще ее младший брат. А там посмотрим…

Все получилось, как они, наверное, рассчитывали. Сынок прибежал к мамочке на следующий же день. Не выдержал накала политических дискуссий с Андроном Игнатьевичем.

Потом, правда, мальчик звонил Кате домой, не давал проходу в школе, так что его мамочка, глядя на переживания своего сокровища, была уже не против, чтобы они теперь пожили у нее. К тому же Катю стали доставать собственные родители: выходи, мол, замуж, где еще найдешь этакого богатенького красавчика.

Катя ушла из дома, сняла квартиру на Башиловской, с которой ей теперь надо бы срочно съехать, поскольку ее теперь там будут доставать все эти лекарские и лехи. (Я к тому это все вспомнил, что уж больно похож этот мальчик на Игорька Бахметьева, которого мне сегодня предложили защищать.)

Катя рассказала мне эту свою историю, и я поверил ей, особенно после того, как поговорил с ним разок по телефону у нее дома, в ее присутствии.

Услышав телефонный звонок, она взглянула на часы и сказала, что это он, поскольку звонит ей каждый день в определенные часы, как будильник.

Я сказал ему, привыкшему к нежному обращению, пару ласковых, и он испуганно замолчал, положил трубку и больше Катю не донимал.

И вот примерно такого же сыночка мне сегодня предложили защищать. А я, как адвокат, вроде бы не должен принимать во внимание его моральные качества. Не испытывать никакого предубеждения, поскольку моя новая профессия к этому обязывает.

Но сначала я должен позаботиться о Кате. И о своем телефоне, который, как оказалось, прослушивают.

– Так вот насчет джипа, – сказал я, провожая ее до подъезда. – Тебе придется поменять квартиру, а мне придется заняться своим телефоном. Похоже, наши разговоры прослушивают. Что, кто и почему – не спрашивай. Сам пока не все знаю. Хотя кое о чем догадываюсь.

Она внимательно посмотрела на меня. Ждала объяснений.

– Я ж говорил, – пожал я плечами, – адвокатом я еще не стал, а быть следователем уже перестал. Какое-то время буду находиться в этом подвешенном состоянии.

– За тобой кто-то следит? – спросила она.

– Обиженных моей деятельностью всегда хватало, – ответил я. – А в связи с изменением моего статуса кое-кто полагает, что этим можно воспользоваться. Например, я должен защищать тех, кого в предыдущей жизни выводил на чистую воду. За это мне пообещали ускорить прием в коллегию адвокатов. Адвоката, на чье место меня должны взять, убили.

– Бедненький, – сказала она, прижавшись ко мне. – Тебя тоже могут убить?

– Скорее, тебя похитить.

Выбирая меня, она наверняка приняла во внимание мой немаленький рост, ведь девушке так хочется приникнуть к мужскому плечу. Поэтому этим несчастным длинноногим моделям приходится не только ограничивать себя в выборе кавалера, но зачастую обходиться без высоких каблуков.

– Я – твое слабое место? – спросила она. – Меня могут взять в заложницы, чтобы заставить тебя делать все, что они потребуют?

– Поменьше смотри эти триллеры про киллеров, – сказал я сердито. – Я серьезно, а тебе все смешки…

– И я серьезно, – лукаво глянула она на меня. – Слушай, я не хотела бы сегодня оставаться одна без твоей защиты. Не адвокатской, разумеется. И завтра – тоже.

– Разве мама разрешила? – спросил я. – Значит, запремся от бандитов у тебя дома, а твоя мама будет подсовывать нам под дверь свой знаменитый холодец?

– А что тебя не устраивает? – отодвинулась она от меня.

У нас с ней такая игра – отвечать вопросом на вопрос. Проигрывает тот, кто первым не выдерживает. Как правило, выигрывает она.

– Можно сказать, я к этому всегда стремился… – сказал я, оглянувшись, прежде чем войти в ее подъезд. Только что тут увидишь? Если кто-то за нами наблюдает, то наверняка из одной из машин, каких множество стоит на улице.

Мое мнение такое: мы отбились от Наполеона и Гитлера, но перед машинами из тех же стран, откуда они заявились, нам не устоять. Они уже заполонили Москву. И попробуй, изгони этих оккупантов, коли они такие элегантные и быстроходные. Как бы они нас самих не выгнали.

Словом, стоит себе стадо машин с темными окошками, поди установи, подглядывают оттуда за тобой или нет.

В конце концов узнаем и это. Но как бы не было поздно.

Утром нас разбудил звонок. Я подумал, что звонят в дверь, но Катя протянула свою руку к телефонной трубке.

– Тебя, – сказала она удивленно, протягивая трубку. – Ты кому-то давал мой номер?

Ну вот, началось, подумал я, поморщившись, опять демонстрация осведомленности о моем местопребывании. Мол, руки у нас длинные, от нас никуда не спрячешься.

– Юрий Петрович? – пророкотал в трубке уже знакомый баритон Аркадия Валерьяновича.

– Он самый, – сказал я. – И здесь меня нашли, хотите сказать?

Я покивал Кате: мол, те самые, про которых я тебе говорил.

– Извините, что так рано, – сказал Лекарский. – Но произошло неприятное для вас событие. Тот самый Леха, помните, с кем вы вышли из машины, чтобы выяснить отношения, найден мертвым на стройплощадке. Он упал затылком на доски, а там торчал ржавый гвоздь. Короче, он вошел ему под затылочную кость…

– Кто его там нашел? – перебил я его.

– Строители, которые пришли на смену.

– Чушь собачья, – сказал я, похолодев. – Какие еще гвозди? Я его положил, как младенца, отдохнуть. Уж не говорю о том, что он был пьян. При мне ваш Леха повернулся на бок, чтобы ему было удобнее. Спасибо не сказал, зато пригрозил при случае взять реванш.

– Ну, не знаю, – сказал Аркадий Валерьянович несколько растерянно. – Меня просили вам это передать.

– Да кто просил, – не выдержал я, – Бах?

Но он тут же положил трубку.

Я посмотрел на Катю невидящими глазами. Потом присвистнул.

– Многообещающее начало для моей адвокатской карьеры, – сказал я.

Потом лег на спину, положив руки за голову. Надо было срочно обдумать ситуацию, в которую вляпался.

Яснее ясного, что они теперь будут меня шантажировать этим трупом, если он существует на самом деле. Тут у них масса вариантов. От кровавой мести до привлечении меня к уголовной ответственности за убийство.

Я уже видел заголовки в газетах. «Бывший следователь, ныне адвокат, стал профессиональным убийцей!» Почему – профессиональным? А черт его знает. Хотя я это и придумал, но почему-то был уверен: именно так это прозвучит. И моя многообещающая карьера – псу под хвост. А для того чтобы этого не произошло, я должен буду впредь смотреть в рот этому их Баху и угадывать его малейшие желания… Что-то тут не так. Не похоже, чтобы зеленый, неопытный адвокат представлял для него такую ценность. Расскажите это вашей бабушке.

Это с одной стороны. С другой – это могли сделать те, кто убил прежнего адвоката Бахметьева. Чтобы вывести меня из игры. Предупредить, прежде чем замочить. Подвесить на крючок. Зачем? Возможно, предыдущий адвокат узнал что-то такое для них роковое… Но я-то ни черта не знаю! Но, может, смогу узнать, как только ознакомлюсь в суде с материалами дела?.. Если эта информация находится там, в деле, убивать или запугивать адвоката не имеет смысла. Возможно, прежний адвокат узнал нечто новое, что туда не вошло… что мне предстоит узнать. Да и само убийство адвоката… Связано ли оно именно с этим делом?

Катя молча встала и отправилась в душ. Я посмотрел ей вслед. Обычно она звала меня с собой. Сейчас ушла одна, чем-то обиженная.

Понятное дело – чем. Когда я работал следователем, ей не хватало моего внимания. Обещал ей в корне изменить свое поведение, как только переквалифицируюсь…

Итак, что же они против меня имеют? Есть два свидетеля, что я с Лехой отправился на эту чертову стройку. Кажется, на самой этой стройке, кроме нас, никого не было. Никто не работал, это точно. Может, эта стройка вообще заброшенная? Или там вкалывают лишь в утреннюю смену? До обеда? В наши дни, «в это трудное время», как вещают с экранов сытые рожи, чего только не бывает. Останавливаются стройки, заводы либо работают не на полную загрузку, либо не работают вообще.

Проверим… Леха ни на какой гвоздь там напороться не мог, это факт. Не то чтобы я ощупывал эти доски руками прежде, чем с ним сцепиться. Нет, но было заметно – их еще никуда не прибивали и потому ниоткуда не отрывали. Поэтому никаких угрызений совести я не испытывал. Одно только отвращение – неужели вот так, походя, его принесли в жертву, чтобы вернее посадить меня на крючок? Бах или его противники, не важно. Одного поля ягода, это ясно. Но почему именно я так им нужен или, наоборот, нежелателен?

Я поднял телефонную трубку и набрал домашний номер Александра Борисовича Турецкого. Черт с ними, пусть подслушивают. Сейчас только Турецкий мог мне помочь быстро найти ответы на возникшие вопросы.

Хоть бы он был еще дома, молил я, хоть бы не уехал на службу.

И он будто услышал меня.

– У телефона, – сказал Турецкий хрипловатым утренним голосом.

– Это я, Гордеев, – сказал я. – Извините, что разбудил…

– Юра! – обрадовался он. – Ну как первый блин?

– Как положено – комом, – вздохнул я. – Да еще каким. Вы были правы, когда меня отговаривали. Какой из меня, к черту, адвокат.

– А что случилось? – спросил он озабоченно.

– Еще никого не защитил, но уже, похоже, кое-кого замочил, – признался я вполголоса, поскольку услышал, как Катя вышла из ванной.

– Смеешься? – спросил он недоверчиво.

– Плачу, – ответил я. – И при этом недоумеваю. Но подробности, если можно, потом. Словом, у меня к вам просьба: нет ли сообщений о найденном трупе на пересечении Садового и Новослободской на территории стройки, в сторону центра, рядом с перекрестком? И работают ли на этом объекте люди, ну… строители?

– Понятно, – сказал он озадаченно. – Об этом лучше бы спросить в конторе Славы Грязнова, но, боюсь, он замучает тебя вопросами. Как замучил меня претензиями, почему я так легко тебя отпустил.

– И он был прав, – заметил я.

– Ты дома? – спросил Александр Борисович. – Я тебе перезвоню, как только что-то узнаю.

– Нет, не дома, – сказал я, взглянув на насторожившуюся Катю. – Заодно проверьте, пожалуйста, не прослушивается ли этот телефон. – И продиктовал ему номер, виновато глядя на хозяйку квартиры. Все равно этот номер мои «доброжелатели» уже знали.

– А где… – голос Турецкого дрогнул. Он не договорил. Похоже, был недоволен, что я влип в какую-то историю, едва лишился его покровительства. Впрочем, врожденная интеллигентность не позволила ему договорить вопрос: «А где ты находишься?» О моих отношениях с Катей он знал.

– Это перед кем ты отчитываешься? – спросила Катя, едва я положил трубку.

– Перед бывшим начальником. Перед Александром свет Борисовичем. Он, кстати, передавал тебе привет.

– Только не ври, – сказала она строго, проявляя присущие ей интуицию и аналитические способности.

– С чего ты решила, будто я вру? – обиделся я.

– Говоришь неправду, – смягчила она формулировку. – Хотя бы потому, что он настоящий джентльмен. Откуда ему было знать, что, раз ты не ночевал дома, значит, был у меня, а не у кого-то еще? Передавая мне привет, он поставил бы тебя в неловкое положение.

В ответ я только развел руками.