Читать книгу Деметриус - Фридрих Шиллер - Страница 2

Итак, наш бурный сейм благополучно

Достиг давно желанного конца:

Король с чинами расстается дружно,

Оружие с себя слагает шляхта;

Упрямый рокош[1] разойтись согласен;

А сам король дает святое слово —

Внимать отныне жалобам правдивым.

Ничто…

Нам Pacta conventa[2] не нарушает,

Внутри все мирно, и теперь мы можем

Окинуть взором внешние дела.

Угодно ли чинам светлейшим будет,

Чтоб князь Деметриус здесь как законный

И подлинный царя Ивана сын

Предстал и доказал свои права

На русский трон пред этим сеймом Вальным?

Конечно! Где же честь и справедливость?

И отказать нам князю неприлично.

Все документы на его права

Просмотрены теперь и оказались

Все подлинными; выслушать его

Нам можно.

И должно.

Но выслушать – все то же, что признать.

Не выслушать – все то же, что отвергнуть.

Благоволят ли допросить его?

Вопрос в другой и в третий раз предложен,

Предстанет пусть пред королевским троном!

Пусть говорит!

Мы все готовы слушать.

Я протестую – пусть запишет канцлер —

Против всего, что несогласно с миром

Меж Польшей и московскою короной.

Князь Дмитрий Иоаннович! Быть может,

Блеск сейма и величье короля

Тебе невольно связывают речь?

Так ведай, что дозволено сенатом

Тебе избрать поверенного: можешь

Его устами с сеймом объясниться.

Отец архиепископ, я предстал

Искателем наследственного царства

И скипетра державного: не гоже

Смущаться мне перед народом вольным,

Перед его владыкой и сенатом.

Я никогда еще не лицезрел

Подобного высокого собранья,

И этот вид мне возвышает душу,

Но – не страшит. Чем послухи[3] достойней,

Тем мне желанней; а теперь я слово

Держу наисветлейшему собранью.

… Речь Посполита

Благоволит тебя…

Король державный! И вельможный сонм

Епископов и палатинов, папы

И выборные Речи Посполитой!

Дивлюсь и с несказанным изумленьем

Себя, приимца русского престола,

Наследника державы Иоанна,

На вашем сейме всенародном вижу.

Кровавою враждою оба царства,

Русь с Польшей, обменялися; о мире

И речь не шла, пока отец был жив.

И вот теперь благорешило небо,

Чтоб плоть от плоти и от крови кровь,

Сын Иоанна, с молоком всосавший

Наследственную старую вражду,

Чтоб я пред вами странником явился

И у врагов, в срединном граде Польши,

Отстаивал законные права!

Забудьте ж прежде, чем держать мне слово,

Забудьте быль былую благодушно:

Не осудите сына за отца

И кровною войной не упрекните.

Я, русский князь, – ограблен, угнетен, —

Прошу защиты. Угнетенный вправе

Искать сочувствия у благородных,

А есть ли справедливей что на свете,

Как храбрый, независимый народ?

Верховной властью древле облеченный,

Он сам свои деянья поверяет

И преклоняет ухо ко всему,

Что человечно.

Князь! Ты перед нами

Предстал как сын законный Иоанна.

Твоя осанка и слова согласны

С таким высокомерным притязаньем;

Но докажи нам подлинность твою

Неотвержимо – и надейся смело

На благородство Речи Посполитой:

Она встречалась с русскими на поле

И доказала, что способна быть

Честным врагом и вселюбезным другом,

Иван Васильич был женат пять раз

И первую супругу взял из дома

Романовых. Царица родила

Царевича Феодора: наследник

И царь он был по смерти Иоанна.

Но у покойного был сын Димитрий

От брака с Марфой, из роду Нагих,

Он был дитя, когда скончался царь.

Феодор Иоаннович – и телом

И духом слабый – передал кормило

Правления Борису Годунову,

Великому конюшему, и тот

Всем царствам русским правил самовластно!

Бездетному Феодору надежды

На сына и наследника престола

Царицы юной лоно не сулило.

А между тем правитель хитрый царства

Снискал любовь и преданность народа

И на венец возвел свой смелый взор.

Одной препоной был царевич-отрок,

Димитрий Иоаннович, взращенный

В удельном Угличе царицей Марфой.

Когда Бориса замыслы созрели,

Послал убийц он в Углич потаенно,

Чтоб умертвить царевича-младенца…

Глухою ночью в терему царицы

Вдруг вспыхнули отдельные покои,

Где с дядькою опочивал царевич.

Все сделалось добычею пожара,

А сам царевич без вести пропал:

И мать и все сочли его погибшим,

Оплакали безвременную смерть.

Я говорю, что всей Москве известно.

Мы слышали тогда же эти вести:

Все государства обошла молва,

Что в Угличе царевич средь пожара

Погиб, и так как смерть его, конечно,

Была желанна для царя Бориса,

Бориса в этой смерти обвинили.

Теперь, однакож, не о смерти речи:

Царевич жив. Ты уверяешь, будто

Он жив в твоей особе. Докажи,

Где основанье тождеству такому?

Чем ты докажешь подлинность твою?

Как спасся ты и чрез шестнадцать лет

На свет вдруг объявился так нежданно?

И года нет, как самого себя

Обрел я, ибо жил доселе скрытно

И о своем рождении не ведал.

Едва себя запомню, был я служкой

За крепкой монастырскою оградой.

Ох, как тесна монашеская жизнь,

Когда душа запросит вольной воли

И в богатырских, юношеских жилах

Забьет ключом наследственная кровь!

Я сбросил ненавистный мне подрясник

И убежал потайно в вашу Польшу.

Здесь славный сандомирский воевода

Мне дал приют в своем вельможном замке

И честным званьем воина облек.

Как? О себе ты сам еще не ведал,

Когда по свету слух ходил издавна,

Что был спасен от гибели царевич?

Борис, дрожа на отнятом престоле,

По всем границам утвердил заставы,

Чтобы следить за путниками зорко.

Как? До тебя слух этот не достигнул

И ты не выдавал себя нигде

За Дмитрия?