Читать книгу Я дарую Вам презренье. История безымянного человека - Фёдор Титарчук - Страница 3

Чистота санузла была явно переоценена. Разводы на кафеле, оставленные, должно быть, той же тряпкой, которой мылись и полы, явно указывали на откровенное наплевательское отношение к указаниям собственника, для которого чистота была ещё тем пунктиком.

Почему-то разводы Его сейчас интересовали больше, чем все происходящее вместе взятое. Наверное, потому, что Его мутило и мутило сильно. Голова готова была развалиться на части, желудок переполнялся спазмами, выбросив уже несколько раз все, что только мог, наружу. Пот заливал глаза, а ноги, предатели, так и грозили подкоситься, окунув Его головой в унитаз.

«Хотя, это было бы не самым плохим решением!» – почему-то пронеслось у Него в голове. Вода Его манила, падала в очередной раз потоком, унося с собой все, что в неё попадало из вне. На это Он мог бы глядеть бесконечно, если бы…

Если бы не начало рабочего дня, коллеги, протопавшие сначала в одну сторону, потом обратно, задержавшись на какое-то время у рукомойников, и… И Он не выдержал – вышел. Хотя пошатывающуюся походку и неуверенные шаги стоило бы охарактеризовать как-то иначе, например – выпал из кабинки – но пускай будет все же – вышел.

Со стороны зазеркалья на Него глядело нечто, чего стоило опасаться не только там, за стеклом, но и, стоит признать, в жизни тоже. Огонь в потухшем взоре горел где-то далеко-далеко, в самом далеком уголке замусоренной и необжитой пещеры, что своими низкими сводами давила на присутствующих и продуцировала в них приступы клаустрофобии вперемежку с беспричинной паникой. Прическа требовала многого – и, в первую очередь, не укладки. Не мешало бы после ночной прогулки её хорошенько вымыть, удались оттуда, по крайней мере, остатки табачного пепла и чего-то ещё, что оставляет после себя пена с пенных вечеринок. Осунувшаяся кожа землистого цвета уже не удерживалась уставшими мышцами и свисала комьями на щеках, под глазами, на подбородке.

Он ещё раз взглянул на свое отражение, улыбнулся оному, и не нашел в том ничего привлекательного, что могло бы…

Вода заливала уши, текла за ворот рубахи и так безвозвратно испорченной, мыло пенилось, но явно мыть не желало. Намыливши голову вторично, Он вновь опустился под струю, дарующую прохладу и возвращающую Его к жизни. Благо, что рабочий день начался и Его в умывальном отсеке санузла ни кто не беспокоил.

Прошлый вечер, как и предыдущий, как, в прочем, и многие иные, начался с все той же фразы: «Сегодня без меня! Завтра тяжёлый день, хочу выспаться…» и, естественен, вылился во все то, во что и должен был.

Он выбрался из санузла, каким-то чудом протопал по коридору, заливая пол каплями воды, стекающей с волос, бегущей по рубашке и попадающих даже на джинсы. В санузле, как водится, бумажных полотенец не водилось, автоматическая сушилка работала как угодно, но только не по назначению, а о существовании туалетной бумаги для таких целей Ему пришлось отказаться после прошлого раза, когда остатки той намертво засели у Него в волосах и лишь порождали ненужные вопросы.

Воспоминания к Нему возвращались. Но возвращались сложно, с головной болью и в приступах, сопровождающихся провалами в памяти.

Футболка оказалась на месте. Слава всевышнему! Но, увы, последняя. Купленная для таких случаев пачка из десятка китайских хлопковых футболок как-то сама собой растаяла, превратившись в кучу нестиранного белья дома. Наверное, в эту же кучу сегодня отправится и рубашка, которой Он сейчас активно вытирал волос, старясь привести Себя хоть в какую-то видимость порядка.

Утро выдалось прохладным. То ли случилась аномалия посреди лета, то ли тому виной близость реки, а может и остатки алкоголя, активно пополняемые в течение ночного загула, а теперь не менее активно перерабатываемые организмом… или уже не перерабатываемые. Но Он проснулся от ощущения нечеловеческого холода. Очнулся на лавочке посреди парка, посреди города, в пяти шагах от навесного пешеходного моста через реку, что своими канатами напоминал ему незавершенную гигантскую арфу. Примерно так – задумали создать арфу, скажем, для некоего местного божества из городской мэрии, или для неведомого технического новшества – робота, например, – витало у него в голове, – а потом то ли передумали, то ли средств не хватило, но применить куда-то уже собранную конструкцию было необходимо – деньги израсходованы, инвесторы нервничают – вот и водрузили сию конструкцию на берегу реки, быстро переквалифицировав её в мост.

Рядом, на той же лавке, лежала особа, чей возраст явно уходил куда-то в довоенные годы, – по крайней мере именно так она выглядела, – и в том, что у них все получилось, а расстегнутые брюки и валяющийся рядом использованный презерватив указывали именно на то, – было больше её заслуги, чем Его очарования.

Особа сладко спала, подложив себе под голову его свернутый в валик пиджак Её коровьи ножки время от времени подрагивали, едва укрытые тонким материалом короткой юбки. Пышные формы заполняли собой едва ли не все пространство лавки, и Он удивлялся, каким образом нашлось место и для Него. Судя по тому, что очнулся Он все же не на самой лавке, а рядом, на выложенной плиткой пешеходной дорожке, – то ни как.

– Что? Опять? – вырвал из воспоминаний Его Женька, местный Кулибин и по совместительству едва ли единственный друг на работе.

– Оставьте морали, уважаемый! Лучше налейте! – ответил несколько высокопарно Он. Высокомерие, конечно же, было напускным и оба они это прекрасно знали, залившись тут же смехом.

– Похмелить? – уточнил Евгений.

– Был бы безмерно признателен, коллега! – развалился в кресле Он, крутя в руках свежую футболку.

– Тогда заскакивай ко мне минут через пятнадцать, – похлопал по мокрому плечу его Женька. – Мне ещё на производство заскочить нужно…

– А то как же, – бросил ему в след Он, сбрасывая на пол рубашку.

Футболка на время закрыла обзор, приятно сползая дешевым хлопком по изможденному лицу, а когда перспектива вновь обрела реальность, картина мира несколько изменилась. Большую часть обзора занимали бедра, начинавшиеся ступнями где-то внизу, опираясь на массивные, по последнему писку моды, туфли-платформы. Это была Карина! Вот с кем Ему сейчас меньше всего хотелось выяснять отношения!

С Кариной они были знакомы уже больше года. Тесным, с позволения сказать, их знакомство стало относительно недавно и на первом этапе носило достаточно бурный характер.

Карина была барышней того роста, что позволял ей взирать на большинство людей свысока, причем как в прямом, так и переносном смысле этого слова. Он ещё раз оценил её, проведя взором от туфель-платформ, вверх, по слегка тяжеловатым, обтянутым в стречевые джинсы, ногам; отметил не застёгнутую пуговицу на самих джинсах – ранее Он это воспринял бы непременно за предлог; вспомнил изгиб талии, сейчас скрытый свободного покроя блузой и остановился на том месте, где несколько раз засыпал, проваливаясь в ущелье меж пышных форм. Она явно негодовала:

– Ты мерзкая волочь! – выплеснула гнев Карина на Него.

– Не могу не согласиться с Вашим мнением, дорогая! Не желаете ли пройти?!…

***

Кровь все ещё продолжала сочиться, проступая сквозь сжатые пальцы руки, коротай Он прикрывал расцарапанную щеку. Увы, Его предложение не было встречено хотя бы брезгливым неудовольствием, а послужило тем катализатором, что перевело вербальный гнев в его невербальную форму. И Ему ещё несказанно повезло, потому что отшлифованный, покрытый слоем акрилового лака коготь летел точно в глаз и не увернись Он в последний миг, ситуация сейчас могла бы иметь совсем иной оборот.

– И вновь то же самое! – вскинул театрально руки вверг Евгений.

– Оставьте, уважаемый, – протянул в ответ Он. – Лучше налейте!

– Так уже все сделано! – протянул мерный химический стаканчик Жека. – Извольте-с, сударь. Поправьте свое драгоценное. – он заливался смехом от происходящего.

– Как водится? – уточнил Он. – Спиртяга, дистилят, отдушки?!

– Лимонную кислоту забыли, уважаемый! – уточнил Евгений.

Евгений был химиком. Тем самым химиком, что вночи корпят над своими реактивами, не понимают, почему над ними потешаются окружающие, и сводящие все естество бытия к цепи химико-физических реакций.

Жека носил эспаньолку, почему-то называя её испанкой. Аргумент, сводящийся к тому, что испанка – это название болезни, а его бородка – это запущенная небритость, не особо его убеждал. Жека был худощав, чуть выше среднего ростом, и полноту картины безумного профессора, наряду с заляпанным реактивами халатом и всклокоченными периодами волосами, довершали очки в тонкой оправе.

– Вот гляжу я на тебя, Жека, и почему-то мне хочется тебя обидеть, – опрокинул вовнутрь грамм сто пятьдесят Он. – Может дело в очках? – сто пятьдесят было явно много, и Он это сразу же понял, невзирая на аромат отдушек и горечь лимонной кислоты, добавленной в изобилии. – Знаешь, говорят, очкариков приятней бить. Статистика, понимаешь ли.

– Ну вот! – вновь возмутился Жека. – Я для него, понимаешь, кремы делаю, похмеляю по утрам, а он все норовит меня побить. А если я Тебя?!

– Это можно всегда утроить, – согласился Он. – Только напоить потребуется заранее. И побольше, потому что Я сейчас тебе буду строить кривую своей агрессивности в зависимости от количества употреблённого алкоголя.

– Ты ещё забыл добавить в единицу времени, – поправил его Жека.

– Нет, единица времени, это уже третья переменная, зависимость получится сложной, а у Меня сейчас и так мозги не совсем в порядке.

– Тогда я Тебе предлагаю чай, – чайник явно был поставлен заранее и ввиду воспитанности Евгения, он не мог не предложить чай, когда собирался пить его сам.

– Давай, только с сахаром, – кивнул Он. – Уж будьте так любезны, благородный сер! – Он ещё раз обвел взором помещение.

«Квадратов с двадцать! Не менее.» – констатировал Он. И все это было заставлено столами, непонятными агрегатами, устройствами для смешивания, взвешивания и взбивания. Вон на том столе Жека как-то при нем же делал крема для своих сотрудниц. Сотрудниц было в лаборатории человек с десяток. Не менее. И все они тайком посмеивались над Жекой. Жеку это в какой-то мере угнетало, но до тех пор, пока он не углублялся в свои алхимические опыты – тогда его было вынуть из них практически невозможно, и реальность теряла для него всякий смысл.

– А где это твой курятник? – удивился тишине Он.

– Я их, таво… – коварно поглядел на Него Жека. – На зиму в банки закотал.

– А! – кивнул понимающе Он. – Тоже дело нужное…

– Курят они, – пояснил наконец Жека, разливая кипяток. – Они же все скопом все делают. И курят тоже. Курятник, словом.

Тут не согласиться было сложно. Курятник он и есть курятник. Особенно когда с десяток барышень, ведущих преимущественно сидячий образ жизни и потому начавшие обрастать телесами, ходят как одна в белых халатах, а порой даже в шапочках. Видя их сидящих в ряд и о чем-то меж собой кудахтающих, аналогия напрашивалась однозначная.

– Угощайся, – протянул Евгений Ему чашку. —Я тут Тебе ещё кое что добавил, Ты не удивляйся вкусу. Выводит токсины из организма. Немного побегаешь, конечно, но в остальном, к обеду будешь живее всех живых.

– Спасибо. – принял чашку из рук химика Он.

Взор Его устремился тут же в окно. Жекина лаборатория местилась на втором этаже недавно выстроенного здания и своими окнами выходила в тыл административного здания, туда, где по негласной традиции собиралась все курильщики и где происходил обмен всеми последними сплетнями.

– А вон и твои, – указал в сторону группы белых халатов Он. – Прямо в халатах курят!

– Эти могут! – согласился Евгений, уже сновавшись средь своих агрегатов да реактивов. Он начинал погружаться в свой мир и если его резко оттуда не выдернуть, то можно считать, что разговор уже завершился.

– Смотри, а вон и меня перетирают! – указал куда-то Он. Евгений встрепенулся, поднял свой отсутствующий взор и переспросил:

– Тебя? Зачем?

– Затем! – указал Он на красноту щеки и четыре достаточно глубокие царапины на ней.

– А, это! А кто?

В курилке царило оживление. Это можно было утверждать с высочайшей степенью достоверности. Рослая и видная Карина явно вошла в роль. И хоть звук был «отключен» для слушателей в лаборатории, но её жестикуляция, её подача, явно говорили о буре эмоций, бурлящих и теперь доступных окружающим.

– Это её рук дело? – уточнил Евгений.

– Именно! – даже с некоторой гордостью подтвердил Он.

– Ну тут я Тебя понять вообще не могу! – развел руками химик. – Такая девушка! А Ты!! Что Ты ей хоть сказал?

– Классика, дорогой друг! Классика! Дружба её может быть и устроила бы, если бы до того меж нами ничего не произошло существенного. А предложение периодически проводить время, не отягощая отношения обязательствами, ей показались вообще оскорбительными. Наличие же иных партнерш у Меня попросту неприемлемо, а предложение, сделанное мною утром, привело к акту рукоприкладства. Вот, собственно, и все!

– Знаешь, если бы я был девушкой, – Евгений не произнес распространенных в мужских разговоре слов, характеризующих особей противоположного пола в уничижительной форме. Для него они были девушками, даже тогда, когда ехидно посмеивались пятну жира, от забытого на стуле бутерброда, в который Евгений сам же и сел. – Если бы я был девушкой, то я бы тебе сказал, что ты сволочь, и женоненавистник!

– Что-то похожее сегодня утром Карина и предъявила.

– И что?

– Я не возражал. – кивнул Он. – Глупо возражать. Тем более, что…

Повисло молчание. Он что-то рассматривал в среде курящих, Евгений тоже, но объекты их внимания были явно различны. Жека взирал на бурлящую, полную эмоций курилку, Он же уже что-то заприметил.

– А это кто? – вырвалось наконец у Него.

– Где? – не понял Евгений.

– Да вон, Он указал на тоненькую девчушку с изящной чашкой в руках. Она не курила, не участвовала во всеобщем обсуждении, но стоя в сторонке, с неописуемым интересом следила за происходящим.

– Я не знаю… – пожал палачами Жека. – Наверное, кто-то из новеньких. Вчера ещё в курилке её не было.

– Интересно… – пригубил чай Он. – Интересно….

– А ты кроме как сексуально на женских особей реагировать не можешь! – с долей укоризны констатировал Евгений.

– У меня повышенный тестостерон, высокое артериальное давление, да и крови у меня, говорят, южные, потому иначе на молоденьких девушке Я реагировать не способен. – отвечал Он. – Да! Моя реакция, в большинстве случаев, так или иначе связана с сексуальной составляющей. Я практически на все реагирую сексуально. И мне вообще непонятно, как без этого обходятся остальные. Наверное, просто подавляют свою сущность. Не иначе!

– Может у Тебя от того и проблемы?

– Признай, это не у Меня проблемы. Это у них проблемы.

– Могу поспорить…

– Поспорь, поспорь, доставь Мне удовольствие… – откинулся в кресле химика Он. – А потом я тебе расскажу, что умеет Карина. Тебе же интересно?

– Интересно, – с иронией во взоре отвечал Жека. – А потом я схожу, и узнаю у неё, чего не ты умеешь. Идёт?

– Не смею чинить препятствия. – кивнул Он отставляя в сторону чашку. – Но сразу хочу предупредить, ничего нового и хорошего тебе обо Мне не услышать. Только правду! Ну, давай, начинай…