Читать книгу Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима - Фюстель де Куланж - Страница 4

В доме каждого грека и римлянина был алтарь, на котором обязательно лежало несколько горячих углей и кучка золы[12].

Для хозяина дома поддержание днем и ночью огня было священной обязанностью. Горе тому дому, где он погаснет! Каждый вечер угли покрывались золой, чтобы сохранить их тлеющими до утра. Проснувшись, каждый прежде всего старался оживить этот огонь, подложив сухие щепки. Огонь на алтаре переставал гореть только тогда, когда погибала вся семья; угасший очаг и угасшая семья – у древних эти выражения были синонимами.

Не вызывает сомнений, что обычай поддержания неугасимого огня на алтаре соответствовал какому-то древнему верованию. Правила и обряды, связанные с этим обычаем, показывают, что этому обычаю придавалось большое значение. Не все породы деревьев разрешалось использовать для поддержания огня; различались породы деревьев, предназначенные для этой цели, и «нечестивые» породы деревьев.

Существовало требование, согласно которому огонь всегда должен оставаться чистым; в буквальном смысле это означало, что в него нельзя бросать ничего грязного, а в переносном – что перед этим огнем нельзя совершать никаких недостойных дел. Один день в году – у римлян это было 1 марта – каждая семья должна была погасить священный огонь и сразу же зажечь новый. Получение нового огня было связано с точным соблюдением соответствующего обряда. Особо подчеркивалось, что для получения огня нельзя использовать кремень и железо; искры, высекаемые при ударах железа о кремень, не давали «чистого» огня. Священный огонь зажигался только от сфокусированных солнечных лучей. Кроме того, разрешалось получать огонь посредством трения двух кусочков специальных пород дерева. Требования к исполнению ритуала достаточно ясно доказывают, что это был не просто процесс добывания и сохранения приносящего пользу и радость огня; древние люди видели в огне, горящем на алтаре, нечто особенное.

Этот огонь был чем-то вроде божества; ему поклонялись, создав самый настоящий культ огня. Его одаривали тем, что, по мнению древних, могло понравиться богу: цветами, фруктами, благовониями, вином. Его считали могущественным, а потому просили покровительства. К нему обращались с горячими молитвами в надежде обрести то, в чем всегда нуждался человек, – здоровье, счастье и богатство. В одной из молитв, дошедших до нас в собрании орфических гимнов, говорится следующее: «Сделай нас вечно процветающими, вечно счастливыми, о огонь; о ты, вечный, прекрасный, всегда юный, ты, питающий нас, прими благосклонно наши подношения и одари нас в ответ счастьем и здоровьем».

Итак, люди видели в огне благодетельного бога, который помогал выжить, богатого бога, который не скупился на дары, сильного бога, оберегавшего дом и семью. В минуту опасности к огню устремлялись в поисках убежища. Когда враги захватили город и ворвались во дворец, Гекуба, увидев Приама в доспехах, сказала: «Что за умысел страшный это оружие взять тебя заставил? Нет, не в таком подкрепленье, увы, не в таких ратоборцах время нуждается! <…> Так отойди же сюда! Защитит нас жертвенник этот, или же вместе умрем». И, промолвив, она привлекает старца к себе и сажает его в укрытье священном»[13].

Алкеста, пожертвовавшая собой ради спасения мужа, чувствуя, как из нее уходит жизнь, подходит к алтарю и обращается к жертвенному огню с мольбой: «Богиня, меня Аид в свой темный дом берет. И я теперь в последний раз припала к тебе: храни моих сирот, молю. Ты сыну дай жену по мысли, мужа дай дочери достойного, и пусть не так, как мать, без времени, а в счастье, свершивши путь житейский и вкусив его услад, в земле почиют отчей»[14].

Если случалась беда, человек, обращаясь к жертвенному огню, засыпал его упреками, но в удачные дни он благодарил огонь. Воин, вернувшийся с поля брани, благодарил огонь за то, что тот позволил ему избежать опасностей. Эсхил рассказывает о возвращении Агамемнона из Трои, счастливого, покрывшего себя славой. Но первым делом он идет благодарить за это не Юпитера, он идет не в храм, чтобы излить там свою радость и благодарность, а в свой дом к алтарю, где приносит благодарственное жертвоприношение. «Теперь в покои, к очагу проследуем и первым делом воздадим богам хвалу. Они нас охраняли, привели они. Пускай и здесь победа нам сопутствует»[15].

Человек никогда не выходил из дома, не обратившись с молитвой к огню. По возвращении, прежде чем обнять жену и детей, он обращался с молитвой к огню, горящему на алтаре.

Жертвенный огонь был семейным богом. Его культ был весьма простым. Первое правило заключалось в том, что на алтаре должны были постоянно находиться тлеющие угли; если угасал огонь, то угасал и бог. Ежедневно в определенные часы в огонь подкладывали сухие травы и щепки, и бог являл свое присутствие в ярком пламени. Ему приносили жертвы, чтобы поддерживать священный огонь, то есть питать и давать возможность развиваться богу. Именно по этой причине в огонь в первую очередь подкладывали дерево, затем поливали алтарь вином – легко воспламеняющимся греческим вином, оливковым маслом или жиром жертвенных животных. Бог принимал и поглощал эти жертвы. Сияя от удовольствия, он поднимался над алтарем и своим сиянием освещал тех, кто ему поклонялся. В этот момент человек обращался к нему, и молитва исходила из его сердца.

Прием пищи семьей был религиозным актом. Бог сидел во главе стола. Это он выпекал хлеб и готовил еду, поэтому к нему обращались молитвы перед началом и по окончании трапезы. Прежде чем приступить к еде, на алтарь возлагали «первые плоды»[16].

Никто не сомневался в присутствии бога, в том, что он съест и выпьет все, что ему предложили. Разве не разгорался ярче огонь, получив свою порцию пищи? Таким образом человек разделял трапезу с богом. Это был священный ритуал, с помощью которого человек общался с богом. С течением времени древние верования забылись, но еще долго оставались обычаи и обряды, без которых не мог обойтись даже неверующий человек. Гораций, Овидий, Петроний ужинали перед очагом, совершали возлияния вина и обращали молитвы к огню[17].

Культ священного огня исповедовали не только жители Греции и Италии. Мы находим этот культ и на Востоке. «Законы Ману», в том виде, в котором они дошли до нас, представляют сформировавшийся культ Брахмы, однако они сохранили свидетельства о более древней религии – культе священного огня, который культ Брахмы отодвинул на второй план, но не смог полностью уничтожить. Брахман (или брамин) поддерживает негасимый огонь, ежедневно утром и вечером подпитывая его щепками; как и у греков, дерево может быть только определенной породы. Греки и италийцы возливали на алтарь вино, а индусы хмельной напиток под названием «сома»[18]

Прием пищи тоже являлся священнодействием, и связанные с ним ритуалы описаны в «Законах Ману». Индусы, как и греки, обращались с молитвой к огню; ему предлагались «первые плоды». В «Законах Ману» написано: «Дважды рожденный (брахман), поддерживающий священный огонь, не принеся жертвы новым зерном и животными, пусть не вкушает новую пищу из зерна или мяса, если он желает прожить долгую жизнь, ибо его огни, не будучи почтены новым (зерном) и приношением животных, жаждущие нового зерна и мяса, стараются присвоить (его) жизненные силы». Индусы, как греки и латины, считали, что боги жаждут не только почестей и уважения, но и пищи и напитков. Человек верил, что должен утолять их голод и жажду, если хочет избежать гнева богов.

Индийский бог огня носил имя Агни. Почти все книги Ригведы начинаются с гимнов Агни. Огонь у индусов, как и у греков, покровительствующее божество. «О Агни, ты жизненная сила, ты наш защитник… Защити от обмана безбожника! Защити от вредящего или желающего убить… За подношения и восхваления дай нам славу и богатство… О Агни, мудрый защитник и наш отец… Мы хотим, о Агни, почитать тебя гимнами, жертвенными возлияниями. Для нас возбуди богатство, состоящее из всего желанного! Нас надели всеми благами! <…> Тебе мы обязаны жизнью, мы твоя семья…» К Агни обращался человек с просьбой об урожае: «Сделай так, чтобы земля всегда была щедрой». У Агни человек просил здоровья: «О Агни, дай мне долго наслаждаться жизнью и приблизиться к старости, как солнце к закату». К Агни даже взывали о мудрости: «О Агни, ты наставляешь на истинный путь человека, который блуждал в потемках… Если мы совершим грех, если удалимся от тебя, прости нас». Огонь в очаге, как и в Греции, был чистым; запрещалось бросать в огонь грязное и даже греть над ним ноги. Как и в Греции, человек, совершивший проступок, не имел права приближаться к очагу до тех пор, пока не искупит вину.

Убедительным доказательством того, что эти верования восходят к глубокой древности, служит факт их одновременного существования у народов, живших на берегах Средиземного моря, и у обитателей полуострова Индостан. Конечно, ни греки не заимствовали эту религию у индусов, ни индусы не заимствовали ее у греков. Однако греки, италийцы (латины) и индусы принадлежали к одной расе; их предки в глубокой древности вместе жили на территории Центральной Азии. Именно там зародились эти верования и возникли связанные с ними обряды. Поклонение священному огню относится к тем далеким временам, когда не было ни греков, ни италийцев, ни индусов, а были только арии. Когда племена разделились, то каждый народ унес этот культ с собой: одни на берега Ганга, другие на побережье Средиземного моря. Позже одни из этих разделившихся народов, полностью утративших связь друг с другом, стали поклоняться Брахме, другие Зевсу, третьи Янусу; каждая общность создала своих богов, но все они сохранили, как древний завет, религию, выпестованную в общей колыбели их расы.

Если существование этого культа у всех индоевропейских народов не кажется достаточно убедительным доказательством его раннего происхождения, то можно найти другие доказательства, обратившись к религиозным ритуалам греков и римлян. Во всех жертвоприношениях, даже совершаемых в честь Зевса или Афины, с первой молитвой всегда обращались к огню. Все молитвы, обращенные к любому богу, начинались и заканчивались молитвой к огню. В Олимпии первая жертва, которую совершала вся Греция, приносилась очагу, а вторая Зевсу. Точно так же и в Риме первую молитву всегда обращали к Весте, которая является не чем иным, как священным огнем. Овидий пишет, что это божество занимало первое место в религиозных ритуалах. В гимнах Ригведы мы тоже находим, что прежде всех прочих богов надлежит обращаться к Агни. Его достойное почитания имя произносится прежде имен всех бессмертных. «О Агни, только та жертва и тот обряд, который ты охватываешь со всех сторон, идут к богам». Таким образом, и во времена Овидия в Риме, и в Индии во времена брахманов огонь очага занимал главенствующее положение среди всех богов, но не потому, что Юпитер и Брахма не приобрели большого значения в религии, а потому, что люди помнили, что священный огонь старше остальных богов. На протяжении многих столетий огонь занимал первое место в религиозных ритуалах, и новые, более значимые боги не могли оттеснить его с этого места.

Религиозные представления с веками подвергались изменениям. Когда у народов Греции и Италии вошло в привычку представлять богов в качестве личностей, придавая им человеческий образ и наделяя каждого собственным именем, древний культ огня подчинился общему правилу, по которому в этот период человеческий разум перекраивал религию. Алтарь священного огня был персонифицирован. Его назвали Vesta – Веста; в общем древнем языке это слово означало не что иное, как алтарь. Как это часто бывает, имя нарицательное превратилось в имя собственное. Постепенно сложилась легенда. Божество стали представлять в образе женщины, поскольку слово, обозначавшее алтарь, было женского рода. Затем появились статуи, изображавшие богиню, но так никогда и не изгладились следы первоначального верования, согласно которому это божество было огнем, горевшим на алтаре. Сам Овидий был вынужден признать, что Веста «живое пламя». «Помни, что Веста – не что иное, как пламя живое, а из огня никогда не возникают тела»[19]

Если сравнить культ священного огня с культом мертвых, то между ними обнаружится тесная взаимосвязь.

В первую очередь следует отметить, что огонь, который поддерживали на очаге, не был в представлении человека вещественным по своей природе. Люди видели в нем не просто физическое явление, согревающее или сжигающее, изменяющее тела, плавящее металлы и являющееся могучим орудием человеческой деятельности. Священный огонь совершенно иной по своей природе. Это чистый огонь, который можно получить исключительно при выполнении определенных ритуалов, и для его поддержания разрешалось использовать только специальные породы дерева. Это девственный огонь, который не допускал разнополого союза. У этого огня просили не только богатства и здоровья, но и чистого сердца, умеренности во всем и мудрости. «Сделай нас богатыми и процветающими, – говорится в одном орфическом гимне, – сделай нас также мудрыми и целомудренными». Огонь очага, следовательно, является своего рода нравственным существом; он освещает, согревает, готовит пищу, но в то же время обладает мышлением и совестью. Он осведомлен о людских обязанностях и следит за их выполнением. О нем можно говорить как о человеке, поскольку у него, как и у человека, двойственная природа. В физическом аспекте – он светится, движется, живет, обеспечивает достаток, готовит пищу, питает тело; в нравственном аспекте – он наделен чувствами и привязанностями, очищает и питает человеческую душу, наставляет на путь добра. Он одновременно является источником богатства, здоровья и нравственности. Это воистину бог человеческой природы. Позже, когда этот культ был оттеснен на второй план Брахмой и Зевсом, огонь очага по-прежнему оставался для человека самым понятным божеством. Он стал посредником между человеком и богами физической природы, на него была возложена обязанность возносить небесам молитвы и жертвоприношения и приносить оттуда людям божественные милости. Позже из мифа священного огня возникла великая Веста, богиня-девственница. Она не олицетворяла ни плодородие, ни могущество; она стала олицетворением порядка, но не строгого, чисто математического порядка, категорического и непреложного закона, который издавна был замечен среди явлений физической природы. Она стала нравственным порядком. Весту представляли в виде некой мировой души, упорядочивающей движение различных миров, подобно тому, как человеческая душа управляет нашими органами.

Таким образом, за всем этим прослеживается мыслительная деятельность древнейших поколений. Суть этого культа вне физической природы, она кроется в том таинственном мире, имя которому – человек.

Это возвращает нас к культу мертвых. Оба культа уходят корнями в глубокую древность и связаны настолько тесно, что древние свели их в одну религию. Перемешались между собой демоны домашнего очага, герои, лары. Согласно Плавту и Колумелу, в обиходе не проводилось различий между очагом и домашним ларом, а во времена Цицерона не было различий ни между огнем очага и пенатами, ни между пенатами и ларами. Сервий пишет: «Древние олицетворяли очаг с ларами», а Вергилий, не видя разницы, пишет то «очаг», то «пенаты». В «Энеиде» Гектор говорит Энею: «Троя вручает тебе пенатов своих и святыни: в спутники судеб твоих ты возьми их, стены найди им, ибо, объехав моря, ты воздвигнешь город великий». Вымолвив так, своею рукой выносит он Весту, вечный огонь и повязки ее из священных убежищ»[20]

Эней, взывая к тем же богам, называет их пенатами, ларами и Вестой.

Мы уже выяснили, что те, кого древние люди называли ларами или героями, были душами умерших, которым приписывалось сверхчеловеческое божественное могущество. Воспоминание об умершем всегда было связано с огнем очага. Поклоняясь одному, нельзя было забывать о другом. Они были связаны в почитании и в молитвах. Потомки, говоря об очаге, вспоминали имена предков. Так Орест, обращаясь к сестре, призывает ее вернуться к древнему очагу Пелопса, а Асканий, сын Энея, говоря о священном огне, называет его ларом Ассарака, словно видит в этом огне душу своего предка: «Молю вас Весты седой очагом, Ассарака ларом, святыней наших пенатов».

Латинский грамматик Сервий, обладавший глубокими познаниями, особенно по древнеримским государственным и религиозным древностям, греческой и италийской мифологии, истории старинного латинского языка, пишет, что в глубокой древности существовал обычай хоронить умерших в их домах, и добавляет, что «благодаря этому обычаю ларам и пенатам поклонялись в доме». Эта фраза дает ясное представление о связи между культом мертвых и культом огня домашнего очага. Можно предположить, что поначалу домашний очаг был символом культа мертвых, под каменным очагом покоился предок, и в его честь был зажжен огонь. Этот огонь поддерживал в нем жизнь и олицетворял его душу.

Это не более чем догадка, ведь у нас нет никаких доказательств. Зато доподлинно известно, что древние племена, из которых вышли греки и римляне, поклонявшиеся умершим и огню очага, исповедовали религию, нашедшую богов не в явлениях природы, а в самом человеке. Объектом поклонения была некая невидимая, находящаяся в нас самих, духовная сила, которая оживляет наши тела и управляет ими.

Через какое-то время эта религия стала утрачивать власть над душой; и, хотя ее власть постепенно ослабевает, но все-таки полностью не исчезает. Современница первых веков арийской расы, эта древнейшая религия так глубоко укоренилась в душе человека, что «даже блестящая религия лучезарного греческого Олимпа была не в силах искоренить ее; для этого понадобилось христианство». Вскоре мы увидим, какое огромное влияние оказала эта религия на социальные институты древности. Эта религия возникла в те далекие времена, когда индоевропейская раса только приступила к формированию институтов и определила направление развития народов.