Читать книгу Тайна Дюрка. Том 1 - Гаджимурад Гасанов - Страница 8

В «день триумфа» с рассветом в город на взмыленных конях въехали два всадника. Один из всадников – женщина, переодетая в мужскую форму. Всадники шагом проехались мимо загримированного генерала Адада, который в это время затесался в толпу, прущую на центральную улицу. Эта дорога вела к храму Ашшура. Генерал Адад во всаднике узнал друга Абрама. Но не показал виду.

– Судьба благосклонна к нам, Амелия! – произнес Абрам. – Мы не опоздали на «день триумфа». Храм Ашшура находится там, за спинами стражей царицы!

– Господин, я рада, что мы вовремя успели. Успели, пока по улице ради триумфа не провели пленников царицы?

– Всему свое время…

– Но подскажите, как мы выберемся из этой гущи собравшихся? Как бедных девочек вызволим из плена царицы? Сами же не нападем, когда они будут проходить мимо дома? Переодевшись купцами, простыми гражданами, в толпе, видимо, затаился не один стервятник царицы, выслеживая нас?

– Да, Амелия! Везде расставлены капканы царицы. Эти шакалы того и ждут, чтобы затолкать нас туда! А потом вздернуть на виселице перед всей беснующейся толпой. Не волнуйся: в толпе на площади работают десятки моих друзей. В случае опасности они предупредят нас. Девочек спасем… есть один план… Ты же знаешь, генералу Ададу я обязан жизнью и честью моих дочерей!

Абрам эти слова произнес приглушенно. Но генерал их издалека прочел по выражению его губ. Адад лишний раз убедился, что Абрам остался человеком чести. Он нутром чувствовал, что боги им помогут.

Абрам со спутницей повернули лошадей в переулок. А там, в тени кипарисов, стоит его старый дом, который охраняет старый слуга-еврей. Скоро мимо окон его дома к храму Ашшура для триумфа поведут всех пленных царицы. Среди них могут находиться и девочки генерала.

– Если невеста и дочки генерала будут в числе пленниц, ведомых на площадь Ашшура, в чем я не сомневаюсь, то мы увидим их из окон дома, – прошептала Амелия, словно читая мысли хозяина.

– Если в гуще плененных не будет девочек, – голос Абрама задрожал, – то царица приказала их или казнить, или продала тайно.

Амелия затряслась.

* * *

На площади перед храмом Ашшура собрались толпы людей. Улица, ведущая мимо дома Абрама, переулки заполнены толпами людей, стремящимися на площадь. Наконец всадники вырвались из кольца толпы, протискивающейся мимо них. Они остановили лошадей у заднего двора мрачного на вид домика.

Дом с главной улицы смотрелся совершенно нежилым. Осмотрев ставни, двери запертые наглухо, спутница нагнулась, на себя потянула дубовую калитку, обитую металлическими листами. Она была заперта. Прежде чем слезть с лошади, Абрам подозрительно огляделся по сторонам, постучался в калитку. Долго никто не отзывался. Наконец сквозь узкую щель ставней они услышали дребезжащий старческий голос:

– Уходите! В этом доме, кроме старого слуги, никого нет. Хозяин дома пал за свободу Иерусалима. Кто вы? Зря беспокоите старого больного еврея!

– Отвори, Нух! – повелительно произнес Абрам. – Что ты, старый плут, не узнаешь голоса своего господина?

Маленький сморщенный старикашка в коричневой одежде слуги выглянул в щель. Он, всплеснув руками, радостно воскликнул:

– Клянусь священной Торой, передо мной стоит совершенно здоровый хозяин! Добро пожаловать, господин, добро пожаловать! – По лестнице чуть ли не скатился на первый этаж, распахнул двери дома. – А говорили, что вы в Иерусалиме пали смертью храбрых… Люди лгуны, – со скрежетом отворяя ворота, – что за страсть старых людей вводить в заблуждение, – выставив растущий горб, к калитке зашаркал сандалиями.

Спутница Абрама ввела лошадей во двор, заперла за собой ворота, калитку.

Старый слуга, кланяясь, бросился к ногам хозяина.

Хозяин не дал верному слуге припасть к своим стопам. Нагнулся, приподнял, обнял его за плечи, приговаривая:

– Почему ты, Нух, решил, что меня убили?

– О тебе, господин, в городе ходили разные слухи… От тебя не было вестей… А я знал, что ты просто так никому не сдашься! Никому не позволишь опорочить ни своей чести, ни своего славного имени! Я, старый дурак, предполагал, что если ты погибнешь, то только в честном бою!

– Слышишь, женщина, как выражается мой вольноотпущенный слуга? – подмигнул хозяин Амелии.

– Тем не менее, Нух, случилось то, что ты считал случившимся. Я был захвачен в плен, хотя не по своей вине! Но мне помогли сбежать.

– Хозяин, боги милостивы к тебе. Ответь мне, тебя не коснулся ядовитый перст вероломной царицы, заточившей своего мужа в темницу, а потом убившей его? До меня иногда доходили разговоры, что над генералом Ададом нависло острие топора ее палачей. Тебе, господин, надеюсь, не грозит участь своего друга? Нынче в «триумфальном шествии» пройдут сановники, генералы, сотни поверженных офицеров бывшего царя Нана, их жены, сыновья, дочери… Их поведут со скрученными за спину руками, гремя цепями, с позорными досками, висящими на груди: «Я – предатель»!

– Прекрати, старик! – остановил его Абрам, бледнея. – На душе и так тошно. А ты вдобавок по ней проходишь еще острием клинка! Ты лучше прикажи рабам приготовить нам ванну и обед. Мы с дальней дороги и нуждаемся в отдыхе. Наконец, в хорошей еде!

– Рабов я отослал на работы в поля, а лишних продал. В доме остались только я и старая невольница. Она шустрая, хозяин. Она мигом приготовит все, что, тебе, господин, угодно! – засуетился старик.

– Скажи, старик, – вдруг Абрам заговорил шепотом, – а у нас хоть какие сбережения остались?

– Деньги? Да, деньги у нас остались… Я даже не знаю, в какие щели их еще запихивать!

– А я знаю! – обрадовался хозяин. – Они мне сегодня нужны! – Чуть подумав: – Сейчас же. И очень… очень много!

Старик поклонился, вышел. На кухне зашептался со старой служанкой. Служанка забегала, гремя посудой.

Время было послеобеденное. С кухни пошли вкусные запахи жарящегося мяса.

Да, старушка была шустра. Абрам так и не понял, как она успела разогреть воду в хамаме, приготовить все необходимое для купания.

Он искупался, натерся благовониями, переоделся в чистый хитон. Теперь бодрый, свежий стоял у окна. Он сквозь щели в ставнях следил за «триумфальным шествием». Пленники царицы шли мимо окон его дома, гремя цепями, кандалами.

К хозяину присоединилась и Амелия, тоже переодетая в чистый белый хитон, молодая, пышущая здоровьем.

– Хозяин, – кончиками пальцев мягко прикоснулась его плеча, – ваш старый слуга в хранилище с сундуков с золотом и серебром снял все запоры. Что прикажете нам с ними делать?

– Набивайте золотом все имеющиеся у нас хурджины… Да, пусть из тайников вытаскивает все драгоценные камни! – Его мысли были заняты девочками генерала. – Ты о них… что-нибудь узнала, Амелия?

– Кое-что, господин!.. Девочки должны следовать перед колесницей триумфатора. Триумфатором будет сама царица Семирамида. Затем их под конвоем поведут на площадь, где выставят на продажу с аукциона. Из-за девочек, говорят, произошла страшная ссора между царицей Семирамидой и старшим сыном Нина Ниниасом, который захотел забрать их к себе в гарем!

– Ссора из-за несчастных девочек?! Между мачехой и ненавистным пасынком? Хотя все это я предвидел… Боги, зачем вы в такой час восстали против генерала Адада? Надо же такому случиться, что в стане врагов моего друга объявился и этот шакал со своим вонючим кланом?! – негодовал Абрам.

– Не убивайтесь, господин, все уляжется. Вы же умный, расчетливый человек! Не вам сомневаться в своих возможностях и в магии притяжения золота! – Амелия обняла хозяина за шею, поцеловала его в щеку. – Перед звоном ваших золотых монет, блеском драгоценных камней теряли голос и цари, и султаны, и махараджи!

– Да, Амелия, мне ничего не жалко за жизнь этих прекрасных существ! Но, боюсь, наше золото не спасет генерала от мести царицы Семирамиды!

– К чему тревожиться раньше срока?! Даже самая буйная горная река, достигнув Аравийской пустыни, теряет свою мощь! – Амелия прильнула к груди хозяина, обнимая за шею горячими руками.

* * *

За «триумфальным шествием», проходящим мимо дома Абрама на площадь храма Ашшура, из своего укрытия следил и генерал Адад. Как бы ни загримировался генерал, Абрам с Амелией узнали его. Они тревожились, как бы царские шпионы не вычислили его.

Мимо окон дома Абрама продолжалось бесконечное шествие вереницы трумфаторов. Проезжали колесницы с изображением сцен покорения Иерусалима, Дамаска, пленения генералов, сановников царя Нина, с главным богом Ашшуром, богинями Иштар, Ашторет-Астартой, Набу.

Специальный отряд стражников царицы нес драгоценные вавилонские гобелены, золотую утварь Иерусалимского храма, модели судов и кораблей, взятых у неприятеля. В середине шествия, окруженная пятьюстами стражниками личной охраны, на золотой колеснице показалась царица Семирамида. Перед царицей толпа встала на колени, склонив головы. Замыкали шествие пленные, закованные в цепи. При движении на них звенели цепи, гремели деревянные кандалы, перекрывая возгласы окружающей толпы….

Один громадный воин, с черной бородой, у которого затек один глаз, оставшимся глазом с презрением осматривал враждебную толпу. Другой, голубоглазый, с тонкими, благородными чертами лица, негодовал, когда из толпы в свой адрес слышал сквернословие, его оплевывали, кидали тухлыми яйцами, гнилыми помидорами. Он дико озирался блуждающим взглядом. Желал с кем-либо схватиться, искал смерти от меча благородного офицера. Выражение его лица и глаз говорили о сердечных муках.

Вдруг одна женщина из толпы, подняв черепок, швырнула им в лицо офицера:

– Трус! Собака. Ты сдался этим шакалам! А еще себя называл офицером чести!

Этого унижения офицер не стерпел. Его голубые глаза зажглись презрительным огнем. Он грозно бросил ей в ответ:

– Я не трус! Я в каземате одной рукой задушил десятерых стражей царицы! А пятерых заколол в сражении – пятеро пошли на одного! Пойдут пятьдесят, не отступлюсь! Я не трус! – Благородный воин бил себя в грудь кулаком, гремя цепями. – На меня, тяжело раненного в плечо, навалились десятки стражей царицы. Они только так смогли скрутить меня! Я ослаб от потери крови, потерял сознание. Когда очнулся в каземате, решил удавиться, но меня цепями приковали к стене! А я сейчас умру! Пусть кровь моя падет на ваши головы!

И прежде, чем кто-либо успел его упредить, он кинулся под колеса громадный колесницы царицы Семирамиды, запряженной восемью белыми лошадьми.

– О-о! – простонал генерал Адад в своем укрытии, закрывая лицо руками. Он узнал этого мужественного офицера, который под его началом верно служил царскому трону.

Амелия за окном, воздевая руки, молилась за душу несчастного офицера, за отпущение грехов дикой толпы, жаждущей крови. Толпа теперь восхищенно рукоплескала отважному голубоглазому офицеру, презревшему жизнь ради сохранения чести.

Пока уборщики убирали тело, процессия во главе с царицей медленно двигалась на площадь.

* * *

Вдруг толпа ожила, словно нервная дрожь пробежала по всему ее огромному, трепещущему телу. Толпа стала скандировать имена своих любимиц:

– Смотрите, смотрите, люди, в цепях ведут Арабелу, Шахри-Заду, Хаву! Как можно символы Востока заковать в цепи?!

Толпа зашевелилась многочисленными ногами, отталкиваясь от напирающих соседей, спихивая с себя, кидаясь на спины вдруг озверевших, топчущих, стонущих, издающих проклятия.

Пленницы проходили мимо дома Абрама. В окружении беснующейся толпы, в роскошном наряде, шитом золотом и серебром, с гордо поднятыми головами шли Арабела, Шахри-Зада, Хава. Арабела в дорогом жемчужном ожерелье на шее вся сияла, залитая яркими лучами солнца. Рядом с ней в небесно-голубом наряде, расшитом нитками из белого золота, словно не шла, а плыла Шахри-Зада. Сбоку от сестры держалась Хава в зеленом хитоне, шитом золотыми нитками, зеленых сандалиях с золотыми пряжками.

– Смотрите! Смотрите, люди! – орала толпа. – Это Арабела, невеста генерала Адада! А рядом с Арабелой порхают его голубоглазые золотокудрые дочки! Знайте, они самые красивые девушки в мире!

– Арабела! Шахри-Зада! Хава! – скандировала толпа.

* * *

– Господин! Господин! – Амелия вцепилась Абраму в плечо. – Взгляните, это они!.. Наши голубки! – Девушки были так божественно прекрасны, что у Амелии подкосились ноги, а глаза наполнились слезами.

В своем углу перед неожиданно появившимися дочерьми застыл отец. Кровь отхлынула от его лица. Он перестал чувствовать тело. Пальцами впился в рукоятку меча так, что из-под ногтей сочилась кровь. Он широко распахнутыми глазами, немигающим взглядом впился в лица девочек. Арабела, Шахри-Зада, Хава, чувствуя взгляды близких, направленные на себя, стали смотреть по сторонам.

Адад повернулся к ним спиной, иначе мог испортить все.

– Аррбе-ееллааа! Арабела! Аррбе-ееллааа! Аррбе-ееллааа! Аррбе-ееллааа! – вопили одни.

– Шахри-Зада! Шахри-Задаа-ааа! Шахри-Задаа-ааа! Шахри-Задаа-ааа! – скандировали другие.

– Хава! Хав-вааа! Хав-вааа! Хав-вааа! – старались первую и вторую группы перекричать третьи.

Многие в толпе рыдали от восторга, изумленные неземной красотой Арабелы, божественным сиянием Шахри-Зады и Хавы. Из толпы со всех сторон слышались тысячи восторженных голосов:

– Смотрите! Смотрите, люди поднебесной, на посланниц небес! Это богини любви, спустившиеся с небес: Иштар, Афродита, Венера! Как они великолепны! Как они величественны! – толпа неистовствовала.

Толпа продвигалась вместе со своими кумирами, люди рисковали быть затоптанными под ногами беснующихся. Первые жертвы просили о помощи. Стонали, просили помощи сотни людей, упавшие, растоптанные ногами, вмятые в мостовую.

– Арабела!!!

– Шахри-Зада!!!

– Хава!!!

– Ой! Ай! Умираю! Задыхаюсь! Спасите! Пожалейте! – взывали о помощи из толпы растоптанные ею.

Если сейчас же за наведение порядка не возьмутся стражники, на улице, задавленные беснующейся толпой, задохнутся сотни и тысячи людей.

«О боже, как измучены мои девочки, как они беззащитны перед этой взбесившейся толпой! – беспомощно скрежетал зубами безутешный отец. – Я не могу им помочь! Даже приблизиться к ним! О горе, горе!»

Амелия, оглушенная ревом толпы, отодвинула от окна Абрама, встав на его место. Она осторожно раздвинула ставни, оттянула голубую шелковую штору. Амелия над девочками, проходящими под ней, повисла с подоконника так, чтобы они могли ее видеть.

– Арабела заметила меня! Какая она глазастая! Видимо, чувствовала, что из окон дома за ними будем наблюдать! – радовалась Амелия, оглушенная ревом толпы, криками стражей, ударами хлыстов.

Абрам тоже хотел взглянуть на девочек. Но Амелия не подпускала его к окну, боясь, что шпионы из толпы узнают его.

– Уймитесь, хозяин. Это небезопасно, – Амелия отвела его. – Теперь наши девочки знают, что они не одни, что за них молятся, за них переживают!

– Я хочу, чтобы они увидели и меня!

– Поздно, господин! Видите, шествие прошло мимо дома! Хорошо, что девочки в проеме окна не заметили тебя, хозяин. Иначе они выдали бы себя и нас!

Амелия заняла свое прежнее место у окна, не спускала глаз с девочек, пока те не затерялись в толчее шедших пленников.

* * *

Солнце клонилось к западу, окрашивая багрянцем и золотом мраморные дворцы, мосты, висячие сады, колонны храма Ашшура. Рядом с дворцом находился и форум. Здесь пока не так людно. Многотысячная толпа, насладившаяся «триумфальным шествием» пленников и пленниц царицы, особенно божественной красотой Арабелы, Шахри-Зады, Хавы, расходилась, покидала улицы и площади.

Только возле рынка невольниц возились несколько десятков покупателей, прибывших из глубины империи. Там сновали люди неопределенного происхождения с бегающими глазами, охотящиеся за кошельками зевак.

Еще задолго до захода солнца со своего убежища исчез генерал Адад, предупрежденный людьми Абрама. По наущению шпионов царицы переодетые стражники в толпе искали генерала.

За площадью храма Ашшура, обложенной красным мрамором, где состоится аукцион, находилось длинное одноэтажное строение. Там держали «самый ценный товар». Вокруг здания, заглядывая в окна, кругами ходили фанаты Арабелы, Шахри-Зады, Хавы.

Некоторые удачливые торговцы, воспользовавшись тугостью кошельков, знакомством с некоторыми стражниками, тенью ходили перед клетками узниц. Они осматривали, приценивались к товару прежде, чем его выставят на аукцион. В их числе, благодаря кошельку, набитому золотыми монетами, пробралась женщина под чадрой. Она небольшой сверток незаметно бросила к ногам Арабелы. Успела шепотом еще кое-что передать.

В этом каземате держали около ста невольниц, самый высокооплачиваемый товар. Каждая из них стоила целое состояние. Любой рабовладелец, паша, махараджа ради них готов был разориться. Это были самые красивые пленницы, собранные в Ассирии, Месопотамии, Сирии, Иерусалиме. Среди азиаток единично блистали и светлоглазые, светловолосые европейки.

Рядом со зданием, где прятали восточных и европейских красоток, был и другой каземат. Там в плену держали так называемых «интеллектуалок», за каждую из них на аукционе могли выложить от десяти до тридцати тысяч золотых монет.

Там между клетками узниц было намного оживленнее. При свете фонарей и факелов опытные купцы и посредники присматривались к «товару», заранее договаривались с невольницами, предлагая работу учителей, знахарей, учителей танцев и пения, красиво одевать, хорошо кормить.

Большинство невольниц сидели в клетках с выражением тупой покорности на красивых лицах.

Перед клеткой, где держали смуглую красавицу-еврейку с диким взглядом, вертелся жирный самодовольный купец. Виски его были белы, на голове круглая проплешина. Он уговаривал красавицу продемонстрировать свои прелести. Но та, дико вращая белками глаз, отворачивалась от него. Тогда купец наклонился, порываясь приподнять подол ее туники. Но, едва он успел коснуться красавицы, она огрела его такой звонкой пощечиной, что самодовольный нахал под общий смех присутствующих откатился назад.

Он стал грозиться, поглаживая щеку:

– Так ты решила «отблагодарить» своего будущего благодетеля? Хорошо, красавица. Не пройдет и десяти часов, как ты будешь визжать подо мной, прося прощения!

Девушка презрительно отвернулась от него.

Темная ночь многим невольницам, прошедшим не один круг ада, казалась краткой. Другим, готовящимся к первому своему аукциону, ночь казалась нескончаемой. Одни пленницы, рабыни умоляли Всевышнего, чтобы ночь никогда не заканчивалась. Другие нетерпеливо просили быстрого наступления дня и решения их судьбы.

* * *

Вот забрезжил рассвет. Со всех концов города голоса начали подавать ослы. Верблюды, приподнимаемые хозяевами с колен, недовольно заревели. Во дворах залаяли собаки. С минаретов мечетей послышались мелодичные голоса азанчи, созывающие правоверных мусульман на утреннюю молитву. А где-то на соборах зазвонили колокола.

На невольничий рынок столицы, кроме своих купцов, прибывали купцы из многих дальних стран. Местные купцы-ассирийцы, чтобы выделиться в пестрой толпе чужих купцов, одевались по-особому. Как эти купцы, были одеты и все посредники Абрама. У них были льняные, до пят туники. Сверху были надеты шерстяные туники, поверх них на плечи были накинуты белые плащи. На ногах у всех были кожаные сандалии. Лица они не брили. Головы были обвязаны чалмами, тела умащены благовониями. Каждый купец на большой палец левой руки надел перстень с печатью. На запястьях рук, щиколотках ног колыхались золотые браслеты. Купец-ассириец, чтобы выделиться, в руке держал специальную трость. А на трости как знак отличия вырезаны особые вензеля: яблоко, роза, лилия, орел. Этим купцы столицы Ашшура отличались от всех остальных купцов на аукционе.

Почти вся публика, прибывающая на аукцион, толпилось около палаток Арабелы, Шахри-Зады, Хавы. Чтобы слепая толпа в безумном восторге не хлынула к своим кумирам, не разнесла их площадки, организаторы аукцион их лица, как и лица остальных невольниц из той партии, прятали под капюшонами плащей. Стража, охранявшая их всю ночь, сопровождавшая повсюду, запрещала фанатам и купцам приближаться к площадкам их кумиров, заговаривать с ними.

Арабела, Шахри-Зада и Хава были одеты в золотистый, небесно-голубой и зеленый хитоны. На запястьях рук, щиколотках ног красовались тяжелые браслеты из золота. Они с цепями, пригвожденными к полу, звенели при малейшем их шевелении.

Пышные золотистые волосы Шахри-Зады и Хавы, вьющиеся темно-каштановые волосы Арабелы, ниспадающие до пят, сводили толпу с ума. Девочки пока держались достойно, без слез, паники. Только лица, иногда выглядывающие из-под капюшонов, были необычно бледны, а глаза смотрели затравленно.

* * *

На площадь Ашшура со всех концов города спешили купцы и горожане: видные царские сановники, офицеры, величественные дамы с мужьями, ремесленники, мелкие купцы, слуги, куртизанки и прочая шелуха. Вся площадь, улицы, примыкающие к ней, были переполнены людьми, желающими увидеть торги на аукционе.

Прозвучал гонг, оповещающий начало открытия аукциона. Крупные рабовладельцы, известные купцы, их посредники, городская знать сидели впереди всех, перед шатрами, куда стражники царицы спрятали Арабелу, Шахри-Заду, Хаву, русскую княгиню Марию.

Одни купцы стояли, другие сидели на легких плетеных стульях. Богатые рабовладельцы, видные царские сановники, жрецы сидели под балдахинами в креслах из слоновой кости, привезенных и поставленных их рабами заранее.

Вот в плащах с капюшонами, накинутыми на головы, на площадку вывели известных на весь Восток и страны Европы красавиц Арбелу, Шахри-Заду, Хаву. Вместе с ними на площадку с закрытым лицом вывели и княгиню Марию. И в каземате ее держали рядом с этими восточными красавицами.

Толпа неистовствовала. Одни орали, другие выкрикивали имена своих фавориток, объяснялись им в любви.

Третьи освистывали всех: и невольниц, и их продавцов, и покупателей.

Глашатай стоял на площадке, рядом с невольницами, успокаивая ревущую, рвущуюся к ним толпу. Наконец, когда толпа успокоилась, глашатай, руками делая театральные движения, привлекая внимание публики, заговорил степенно, торжественно:

– Итак, уважаемые граждане Ашшура, гости, аукцион самых драгоценных «бриллиантов», которые когда-либо видел Восток, начинает свою работу. Здесь, на одной площадке, вы видите одновременно четырех красавиц мира. Бриллианты Востока: Арабела, Шахри-Зада, Хава. Русская княгиня Мария – жемчужина далекого Севера. Сравните, любуйтесь, делайте свои ставки. На этот раз по решению высшей аукционной комиссии «бриллианты» Востока вместе с «жемчужиной» Севера через аукцион будем реализовать в одни руки. Отделять один бриллиант от другого не позволяет и Верховный суд, и Высшая аттестационная комиссия! Они прекрасны, бесценны, когда находятся вместе! Такова воля и царицы Семирамиды! Кто из покупателей в состоянии приобрести этот квартет красоты и величия, мы к его услугам. Итак, господа, делайте свои ставки. Какую начальную цену назначите этим четырем созданиям богини Афродиты?

Толпа зашевелилась. Вперед вышел посредник рабовладельца из Вавилона. Сам рабовладелец вельможно восседал в кресле из слоновой кости, которое стояло под балдахином. Рабовладелец из-под капюшона не показывал своего лица.

– Граждане Ашшура, уважаемые купцы, – заговорил посредник рабовладельца. – Мой господин согласен с условиями аукциона, оглашенными глашатаем. Пусть наши бриллианты и жемчужина Руссии попадут в руки одного господина, в один дворец, как его величайшее приобретение и украшение!

– Я согласен! – поддержал его посредник крымского хана.

– Я тоже за! – выкрикнул посредник турецкого паши.

– Согласен! – поднял руку посредник шаха Персии.

– Не возражаем! – подняли руки со своих мест другие рабовладельцы.

Согласно кивнул головой и посредник махараджи Индии.

Согласно кивнул головой и организатор аукциона, который сидел на специально отведенном месте, за площадкой, под балдахином.

– Итак, досточтимые братья и сестры славной столицы Ашшур, а также уважаемые гости, друзья, какую же первоначальную цену назначите этим четырем славным красавицам? – повторил глашатай.

Откуда-то донеслось предложение в десять тысяч золотых монет.

– За каждую, – поправился он.

– Я понял – сорок тысяч золотых тарна! – подхватил глашатай. – Кто предложит другую цену?

С этими словами глашатай подошел к одной из девушек и стянул с её головы капюшон. Это была Хава. Она стояла с высоко поднятой головой и отрешенным выражением лица. Блестящие волосы густыми потоками ниспадали на ее плечи. Ее слегка накрашенные под клубнику губы ярко сияли в играющих лучах света.

– Пятьдесят тысяч золотых! – донеслось из толпы.

– А кто предложит шестьдесят тысяч? Я жду! – не отступал глашатай.

– Шестьдесят тысяч! – раздался голос.

Глашатай откинул капюшон с лица второй девушки. Это была Арабела.

Ее глаза сверкали гневом, отчего она становилась еще краше. Публика замерла. Такое прекрасное лицо мало кто видел среди простых смертных женщин. Косметика на лицо девушки была наложена столь профессионально, что даже специалист не отличил бы ее от естественного цвета кожи. Этот золотистый тон лишь подчеркивал её природную красоту, заставляя у мужчин кровь быстрее циркулировать по жилам.

– Семьдесят тысяч золотых тарнов! – донеслось из толпы.

– Восемьдесят тысяч золотых монет! – последовало за ним.

Арабела гордо встряхнула копной волос, улыбнулась, ныряя грациозным движением рук в черные копны своих волос. Браслеты на руках, железные цепи, надетые на запястья, загремели так гармонично, словно красавица сыграла на неведомом музыкальном инструменте.

– Будет предложение девяноста тысяч золотых? – обратился к присутствующим глашатай.

– Девяносто пять тысяч золотых монет! – донеслось из толпы.

Глашатай оглядел толпу, загадочно улыбаясь, подошел к третьей девушке.

Когда глашатай приблизился к девушке, протянул руку, чтобы снять с её головы капюшон, она недовольно отвернулась. Несмотря на цепи, сковывающие её запястья, быстро, гремя золотыми браслетами, стальными цепями, рванулась к ступеням, спускающимся с помоста. Она успела сделать несколько шагов, но тут цепь, привязанная к помосту, натянулись. И она, не удержавшись, села на ступеньку, обнажая длинные белокожие ноги выше колен. Глашатай щелкнул хлыстом, который гибкой змеей просвистел рядом с ее лицом. Щелканье хлыста, видимо, отрезвило бунтарку.

– Посмотрите на эту звезду! Разве в мире есть другая, сравнимая с ее божественной красотой? Не хотите увидеть то, что у нее прячется под плащом? А если вы представите себе, что спрятано под туникой?! – глашатай, показывая восхищение, зрачки глаз спрятал под веками, выкатывая белки. – Увидите, не пожалеете! Только у кого слабое сердце, чтобы оно не остановилось, лучше отвернитесь! – Глашатай заводил публику.

Присутствующие все как один ответили:

– Хотим! Хотим, чтобы от увиденной красоты остановились сердца!

Один из толпы заорал:

– Даже больше предложенного хотим!..

Глашатай артистично покрутился вокруг Шахри-Зады, не дотрагиваясь до нее, вызывая у публики жажду сердец. Публика возбужденными криками торопила глашатая. Ей не терпелось увидеть не только лицо этой бунтарки, но и то, что она прячет под туникой.

Глашатай ловким движением руки отбросил с её лица капюшон.

Публика на мгновение замерла. Лицо Шахри-Зады было так прекрасно, словно Афродита сошла с небес. Казалось, все лучи солнца золотом брызнули на ее лицо, на изумительной красоты носик с трепещущими тонкими ноздрями. С ноздри красавицы на верхнюю губу свисало изящное золотое колечко. Зазвенели золотые браслеты на запястьях рук, лодыжках ног.

По рядам зрителей пробежал шелест восторга. Публика взорвалась в неистовстве. Шахри-Зада действительно выглядела невероятно красивой звездой, образовавшейся из всех крохотных звездочек на небе. Она была изящной, утонченной красавицей, таящей в себе все прелести и секреты небес. Сейчас она, пожалуй, могла бы стать в один ряд с самыми восхитительными звездами на небесах.

Толпа была так заряжена, словно над ней нависли разгоряченные небеса.

Никто, казалось, в душе не мог поверить, что этих очаровательных созданий, пусть пленниц, кто-либо осмелится выставить на аукцион.

Внезапно тишину разорвал голос:

– Сто тысяч золотых тарнов! – крикнул рабовладелец в тунике с эмблемой Арабелы. Он сидел рядом с представителями Абрама.

– Сто десять тысяч! – уверенно перебил его другой, очевидно, понимающий толк в красоте рабовладелец, на левом рукаве которого виднелся герб Иерусалима.

Сейчас все три девушки стояли рядом: Арабела чуть впереди, Шахри-Зада и Хава по ее бокам.

Мария все еще стояла в стороне. Ее никто не замечал.

Дав зрителям вдоволь полюбоваться на красавиц, глашатай заставил их снова обойти вокруг помоста.

Ставки подскочили до ста сорока тысяч тарнов.

Невольниц глашатай вернул в центр площадки. Он их расставил треугольником спинами друг к другу. При этом Арабела была обращена лицом в сторону Абрама, а Шахри-Зада и Хава – лицами к его служанке Амелии. При встрече взглядами с Амелией они затряслись. У девочек засверкали глаза. Они еле удерживались, чтобы не расплакаться.

В руке организатора аукциона щелкнул хлыст. Глашатай забегал вокруг невольниц. Он ключом отмыкал замки, висящие на запястьях левых рук невольниц. И цепи повисли, болтаясь на запястьях правых рук.

После этого глашатай артистичным движением сбросил золотистую накидку с плеч Арабелы. И она предстала перед взорами присутствующих в короткой золотистой тунике без рукавов, подпоясанной широким золотым кавказским поясом со сверкающими камнями.

Зрители встретили это превращение красавицы восторженными возгласами.

Глашатай скинул небесно-голубое покрывало с плеч Шахри-Зады. Эта красота оказалась не менее привлекательной, чем Арабела.

Энтузиазм присутствующих вылился в единодушный неистовый вопль.

Глашатай снял покрывало с плеч Хавы.

Толпа взорвалась от неистового восторга.

На Хаве была короткая шелковая туника зеленого цвета без рукавов, удерживаемая узлом на одном плече.

– Сто семьдесят тысяч золотых! – предложил торговец из Крыма.

– Двести тысяч золотых монет! – перебил посредник рабовладельца из Ниневии.

Глашатай был в ударе. Решающий удар по карманам рабовладельцев, генералов, царских сановников он нанесет чуть позднее. А пока он собирался преподнести еще один сюрприз.

Глашатай кошачьим шагом подкрался к оцепеневшей русской княгине и резким движением руки с ее плеч сорвал и плащ, и тунику. Русская княгиня перед беснующейся толпой предстала во всей красе первородной Евы. Толпа ахнула. Никто предположить не мог, что женщина с ног до головы может быть до такой степени белокожей и такой прелестной. Кожа русской красавицы была белее, намного белее и нежнее коровьего молока. А как красиво было ее лицо! С шелковистого, белокожего лица на орущую толпу застенчиво глядели глубокие, как озера, глаза.

Цена резко подскочила до двухсот пятидесяти тысяч золотых монет.

Глашатай в круг вывел прекрасных ассириянок. Теперь Шахри-Зада и Арабела стояли посредине, а Хава с Марией по флангам. Глашатай приказал сделать круг вокруг каменного постамента. Девушки, пожираемые взглядами присутствующих, исполнили круг почета. Вернувшись на помост, Арабела и Шахри-Зада встали в центре площадки, а Хава и Мария по бокам.

Ставки резко взлетели до трехсот тысяч золотых монет. Послышались недовольные выкрики тех представителей торгового мира, кто, очевидно, не был готов на такой скачок ставок.

Все замерли. Были заявлены запредельные ставки. Многие посредники рабовладельцев, власть имущих занервничали.

Глашатай щелкнул хлыстом, подкрался к Арабеле. Схватил её за левую руку, сковывая запястье с цепью за спиной. Затем он сбросил с её плеча лямку, удерживающую тунику. Толпа ахнула, пораженная ее нагой красотой, пышными грудями, узким станом, формами тела, бедер, ног.

Последовало предложение в четыреста тысяч золотых монет.

Руководитель аукциона незаметно для толпы щелчком пальцев подал сигнал глашатаю. И от щелчка хлыста в руках глашатая девушки поменяли позицию.

Теперь Шахри-Зада стояла впереди остальных. С нее, как и с Арабелы, была сброшена туника, что нашло ответную реакцию одного из присутствующих, предложившего четыреста пятьдесят тысяч золотых.

Девушки снова поменялись местами. Вперед вышла Хава.

Шахри-Зада не выдержала напора страстей, сжала кулаки и рванулась к куратору аукциона. Но глашатай удержал ее за руку. Заломив руку за спину, сковал наручниками, злобно шипя:

– Ты, красотка, своей игрой на смычковых инструментах с ума сводила представителей высшего сословия. – Оттаскивая ее обратно в центр площадки. – Теперь посмотрим, как своими прелестями «поиграешь» перед этой грязной публикой!

С этими словами он резким движением содрал тунику с плеч девушки и обнажил её.

Шахри-Зада неожиданно вскрикнула. Она была прекрасна. Она была смущена, пыталась стыдливо прикрывать обнаженную грудь ладонями.

Глашатай ее запястья цепью сковал за спиной, чтобы покупатели могли разглядеть совершенство форм, красоты ее тела. А полюбоваться было чем.

– Пятьсот тысяч золотых тарнов! – заявил какой-то богач.

Восхищенные возгласы и глаза зрителей говорили, что эти красавицы стоят предложенной суммы.

– Пятьсот пятьдесят тысяч! – выкрикнул рабовладелец из Ашшура.

– Шестьсот тысяч! – предложил торговец с гербом Арабелы на рукаве.

Площадь замерла. Кажется, торг сейчас будут считать состоявшимся. И глашатай на плечи девушек набросил плащи, а капюшоны накинул на головы.

Здесь, под большим золотым балдахином, в кресле из слоновой кости, в окружении охраны восседала важная персона с капюшоном на голове с видом сытого, удовлетворенного царя.

Все зашептали: «Фараон Египта».

Его одеяние темных тонов было совершенно неброским. Он с головы на плечи отбросил капюшон, раскрывая большую голову с редкими седыми волосами. Лицо его было сурово, величественно.

Во всем его облике чувствовалась сила, опытность, пронзительный ум, властолюбие. Он производил впечатление хищника, вышедшего на охоту и подстерегающего жертву у водопоя.

– Подведи ко мне всех четырех красавиц! – потребовал он.

Зрителям его требование явно пришлось по душе.

Организатор аукциона со своего места низко поклонился самому влиятельному человеку Египта.

По знаку руководителя аукциона под четырехкратное щелканье хлыста с плеч всех невольниц были сброшены плащи. И они предстали перед фараоном во всей своей нагой красе.

Толпа заколыхалась. Она в единодушном порыве подалась вперед. Никто не мог предположить, на какую высоту подскочат ставки за них.

Все они были божественно прекрасны.

Когда первое волнение у толпы улеглось, среди общей тишины раздался тот же повелительный голос:

– Сними с девиц цепи!

Наручники тут же со звоном упали под ноги пленниц. Девушки, стыдливо прикрывая глаза, стали спешно прикрываться туниками, лежащими под ногами.

Фараону стыдливость невольниц понравилась. Он разрешил им надеть туники. Они, одетые, без гремящих стальных цепей, казалось, почувствовали себя намного свободнее. Головы их были гордо приподняты, взоры опущены под пожирающими взглядами зрителей. И они, стоя на площадке перед фараоном, посреди орущей толпы, казались живым олицетворением богинь любви и красоты.

* * *

Ставки посыпались одна за другой. Организатор аукциона едва успевал их фиксировать. Среди общего шума удалось расслышать, что ставки остановились на семистах тысячах золотых монет.

Организатор аукциона угодливо посмотрел в сторону фараона Египта.

– Восемьсот тысяч золотых тарнов! – сделал ставку посредник фараона.

На площади от таких ставок вдруг установилась гробовая тишина.

– Не соблаговолит ли благородный гражданин Египта что-нибудь сверху накинуть?

– Пусть они станцуют что-нибудь, – бросил тот вальяжно.

Организатор еще раз поклонился фараону. Толпа ревела.

По знаку организатора аукциона музыканты, сидящие невдалеке, под тентом, заиграли на музыкальных инструментах. Глашатай повел невольниц на помост. Они, приподняв руки, в танце лебедями пошли по площадке.

Толпа обезумела. Особенно шумно, вызывающе себя вела группа куртизанок, сидящая на плетеных стульях в средних рядах зрителей. Постепенно усиливались их визги, изумленные возгласы. Они возбужденно оглядывали молодых мужчин, стоящих рядом. Смелея, строили им глазки. Куртизанки были ослеплены красотой невольниц, стоящих на площадках аукциона. Не верилось, что женская красота способна достичь такого совершенства. Куртизанки видели, какую страшную власть эти красавицы имеют над торговцами, выторговывающими их. Почему бы им тоже не воспользоваться своей властью над мужчинами? Видно было, что у мужчин под пылкими взглядами куртизанок участилось дыхание. Заметно стало, что куртизанки становились вызывающе сексуальными. Некоторые из них тайком приподнимали вуали с лиц. И в их взглядах, бросаемых на возбуждающихся зрелищем мужчин, постепенно появлялось затаенное желание.

До слуха фараона донесся шепот сотни, тысячи зовущих, соблазнительно раскрывающихся перед мужчинами губ девиц и молодых женщин. Обернувшись, фараон увидел, как губы стоящей неподалеку от него девушки слились с губами наклонившегося к ней молодого горожанина.

По рядам горожан рабы в хитонах понесли кувшины с вином. Публика, прикладываясь к кубкам, менялась на глазах, становилась раскованной.

Фараон кому-то многозначительно подмигнул. Все шло по разработанному им плану.

Зрители, участники аукциона, словно на время позабыли про аукцион. Они все разом обезумели. Отовсюду неслись крики вожделения, стоны возбуждающихся женщин, обнимающихся, ласкающихся с мужчинами, стоящими рядом.

Одна из куртизанок, срывая с себя тунику, попыталась пробиться на помост. Но попала в объятия мужчины, который ее потащил в кусты. Вторая куртизанка содрала с себя накидку и, притянув к себе голову ближайшего мужчины, впилась в его губы сладострастным поцелуем.

Молодые ребята с замаскированными лицами по всем рядам разносили, раздавали кувшины с вином и кубки.

Девушки, исполняющие танец на помосте, создавали пламенную обстановку вокруг себя, во всей толпе. Толпа превращалась в одну голодную, беснующуюся массу, способную захватить в свои трепещущие объятья весь город, всю Ассирию.

Наконец невольницы, танцующие на площадке, остановились, пораженные тем, что вокруг них творится. Девушки стояли на подиуме, возбужденно сверкая глазами, ничего не понимая, что происходит.

Руководитель аукциона стал перед пленницами.

Ему не пришлось даже спрашивать, желает ли кто-нибудь повысить предлагаемую ставку.

– Восемьсот восемьдесят тысяч золотых монет!

– Девятьсот тысяч золотых монет!

Толпа остолбенела. Ставки взлетели в небеса. Многие посредники замерли, теряя дар речи.

Глашатай:

– Девятьсот тысяч золотых монет раз! Девятьсот тысяч золотых монет два!

Толпа, затаив дыхание, затихла, выжидая решающего гонга аукциона.

Организатор аукциона обратился к фараону Египта:

– Не соблаговолит ли благородный гражданин Египта, самый первый из всех рабовладельцев, неоспоримый хозяин всех морей, проявить дальнейший интерес к этим достойнейшим созданиям?

Прокатившийся по площади гул лучше всяких слов говорил, что толпа находилась в нетерпеливом ожидании.

Фараон продолжал хранить молчание. Он голову прикрыл капюшоном. Теперь никто не увидит выражения его лица, глаз. Фараон, довольный создавшейся вокруг себя таинственностью, ухмылялся: «Думаю, я неплохо сыграл роль фараона Египта. Пора запускать механизм цепной реакции». Он кивнул организатору аукциона.

* * *

Организатор аукциона, не закончив его, бросил рабочую площадку с четырьмя невольницами. Он, как по команде, переключился на соседнюю площадку. Вместе с ним на соседнюю площадку перешел и глашатай. Глашатай на площадку вывел «живой товар», делая ставки, стал проводить оживленный торг.

Толпа вместе с организаторами аукциона перешла к новой площадке.

Время было вечернее. Повсюду на площадках, где шел аукцион, зажгли факелы, фонари.

На площадку вывели партию невольниц. Организатор аукциона на помост под номером 1 вывел одну яркую русскую княгиню. Она была почти подросток. Пятнадцати лет от роду, с русыми кудряшками и глазами испуганной лани. За 15 000 золотых монет она была продана толстому, облезлому египтянину.

После нее с аукциона продали еще четырех невольниц.

Под шестым номером вывели смуглую красавицу еврейку из Иерусалима. Именно эта красотка накануне ночью дала пощечину назойливому купцу из Египта.

Едва эта красавица зашла на помост, как тот купец выдвинулся вперед и предложил за нее 20 тысяч золотых монет. Девушка была так величественна, горделива, дьявольски красива, что ставки на нее стали геометрически поднимать. Но престарелый искуситель не собирался отступать. В итоге красивая еврейка была приобретена старым искусителем за 62 000 золотых монет. Он под общий смех собравшейся толпы изрек, издеваясь:

– Ну, голубка, теперь следуй за мной в свое новое жилище! Сегодня ночью в постели будешь задыхаться подо мной! – новый хозяин, накинув на руки невольницы аркан, потащил ее за собою.

Девица шла за новым хозяином, обливаясь горючими слезами. В ее душе кипела ярость. Купец с красавицей скрылись в гуще толпы.

Вдруг страшный крик огласил воздух. Он раздался с места, где только что скрылся новый владелец со своей рабыней. Толпа хлынула на крик, выхватив факелы из рук служителей торжища. Смуглая красавица с окровавленным кинжалом, точно каменное изваяние, выпрямившись во весь рост, стояла над истекающим кровью трупом своего нового хозяина. За площадью гордячка успела выхватить из ножен хозяина кинжал и полоснуть им по его шее.

Красотку кто-то выхватил из толпы, и они побежали, скрываясь.

– Хватайте! Держите убийцу! – слышались голоса.

Служители форума, стража кинулась за беглянкой. Туда, где совершилось убийство, со всех сторон собирались вооруженные стражники, одетые в черную форму и в накинутых капюшонах. Толпа озадаченно смотрела на них. Люди никогда не видели царскую стражу в такой форме. Стражники царицы были в красных хитонах, сандалиях, при мечах, притороченных к поясам, с щитами, короткими копьями в руках. А у этих в обеих руках грозно сверкали огромные кривые сабли.

С минуту толпа стояла в оцепенении. Когда она очнулась, убийца уже пропала, а вместе с ней и стражники в незнакомой форме.

Толпа стояла в оцепенении. Площадка, где накануне продавали четырех красавиц, тоже опустела.

Раздался отчаянный крик глашатая:

– Пропали бриллианты Востока вместе с русской красой!

Никто не заметил, как помост с Арабелой, Шахри-Задой, Хавой и русской княгиней Марией окружили стражники в черной форме, вооруженные кривыми мечами, и как он опустел.

Глашатай орал на всю площадь:

– Стражники, олухи, куда вы смотрели? На ваших глазах разбойники выкрали Арабелу, русскую княгиню Марию и дочерей генерала Адада! Горе нам, горе! Царица Семирамида всех нас обезглавит!

В это время более трех тысяч всадников в черных капюшонах увозили пленниц царицы из города в пески.

* * *

План, разработанный Абрамом с друзьями, был удачно осуществлен. Генерал Адад был поражен храбростью друзей Абрама. Его любимая Арабела и дочки были на свободе. С ними отправилась и русская княгиня Мария.

Генерал Адад с начала и до окончания аукциона, переодевшись в хиджаб мусульманки, прятался в толпе. Он наблюдал за всем, что происходит на площадке с его крошками, обливался слезами, хватался за рукоятку кинжала, когда их начинали обижать. Слава всевышнему, все обошлось.

Генерал Адад за стражей в черных плащах в темноте проскользнул сквозь толпу. Уходя, сзади себя слышал возгласы молодого человека:

– О, теперь я не сожалею, что пришел на аукцион! Я даже в снах не представлял, что девушки могут быть так красивы! Пусть боги хранят их!

* * *

В ту же ночь караван верблюдов, охраняемый тремя тысячами стражников в черном одеянии, вооруженных кривыми саблями, с генералом Ададом, его девочками и Арабелой направлялся в одну из персидских пристаней на море Каспиан.

Если судьба соблаговолит, через пару недель они достигнут берега моря. Через три недели прибудут в Дербент. Генерал с девочками отправлялся к Мугаду, дяде Адада. Мугад имеет свои рынки, торговые лавки в Дербенте, Крыму, Ереване, Баку, Бухаре, Самарканде, Хиве.