Читать книгу Новый дом с сиреневыми ставнями - Галина Артемьева - Страница 3

Дела сегодняшнего, обычного во всех отношениях дня делились на внутренние и внешние. Внутренние (слесарь, телефон, чайник) и были самыми едко-противными.

Наружные – просто чудо расслабления, никаких тебе скотских разборок: парикмахерская, профилактический осмотр у дантиста, который она проходила раз в полгода «просто так», никогда не страдая от зубной боли. И последний визит – женский доктор. Потому что наступает новый этап жизни. Дом готов. И они с мужем готовы стать родителями. Они десять лет назад договорились, что ребенок будет, когда будут достойные условия жизни. И все эти годы работали ради этих условий. Теперь – пора. Сегодня узнает результаты анализов, это чистейшая проформа из привычки все делать обстоятельно, а потом любовь приведет их к самому главному ее воплощению – ребенку. Просто надо убедиться, что здоровье не подведет. Татьяна выросла в семье врачей и знала, что главное – вовремя найти в себе зародыш хвори, чтобы не дать ей расположиться в организме по-хозяйски.

Удивительно начинался день.

Сантехник заявился сам. Зря она его сволочью величала. Оказывается, вчера, во время плохого самочувствия, он забыл про какой-то вентиль, что-то не переключил, а сегодня спохватился и готов устранять, налаживать и подгонять.

Татьяна немедленно устыдилась. Безмятежности ей не хватает. Всю жизнь страдает от этого. Распаляется из-за ерунды. Не дает событиям развиваться по своей воле. Все предвосхищает. Ну даже если бы гегемон и не объявился? Ну подтирала бы пол – и все! Работу мысли зачем подключать?

На этом стыде и раскаянии ей почему-то удалось с первого раза дозвониться до телефонной станции и непривычно для себя ласково и просительно потолковать о странном счете за переговоры. И тут все прояснилось с необъяснимой быстротой.

– Сбой системы у нас, – вполне дружески и сочувственно объяснила Татьяне работница телефонной станции. – Не мог у вас такой счет за день набежать, это ж ясно. И не волнуйтесь! Сейчас все подключим заново.

Чудеса какие-то творились! Все – само собой! Такого еще не было. День удавался особенный.

Может, ну ее, Веру с чайником? Пусть думает о них, как о придурках конченых.

По дороге в город Татьяна придумала тонкий ход. Вполне в духе прихотливых изгибов загадочной славянской души. Надо купить точно такой же чайник, как пропавший. Принести Вере в подарок. Сопроводительный текст такой: «Хотела я тебе, Вера, подарить тот чайник, чтоб в больнице он тебя радовал. Но раз грабители лишили тебя такой радости, вот – получай новый. Главное, будь здорова».

И тогда пусть уж Вере будет стыдно, а ей – нет. Может, не станет после этого Вера в вещах их шарить? Вряд ли, конечно. А вдруг? Капля камень точит. Добром и терпением все преодолеешь.

От ловко придуманного сюжетного хода настроение поднялось. Пошли мысли совершенно дамские: что делать с обнаруженной недавно сединой? Едва заметной, но все же. Ей было 28, когда появился у нее первый седой волос. И она загордилась даже, показывала всем: смотрите, мол, что жизнь с людьми делает.

– Нашла, чем хвастаться, – усмехнулась тогда старшая по возрасту коллега. – Вырви и забудь.

Теперь у нее уже маленькая седая прядка на макушке. Седые волосы отличались от других. Они были жестче, непокорней, как будто не к ней имели отношение, а сами по себе существовали на выбранном ими пространстве. Интересно, если их закрасить, сойдутся ли они с остальными волосами характером? Нет, это знак. Это что-то новое в ее жизни. Пусть пока остается как есть.

Подправив стрижку и навестив зубного врача, Татьяна отправилась за чайником.

Ей нестерпимо захотелось сразу же ринуться к Вере и разыграть весь задуманный сюжет. Она не знала, устыдится ли Вера. Лично она бы очень засовестилась. Но по себе нельзя судить. Другие чувствуют по-другому. У каждого свой опыт диалога с совестью. Таня не брала чужого давно, с детских лет. Жизнь обязательно помещает всех невыросших людей в ситуации, определяющие потом их взрослое существование. Никто особо не поучал девочку Таню, что брать то, что тебе не принадлежит, плохо. Однажды совершенно бездумно залезла она в отцовский карман и вытащила жалкую горстку пятачков и двухкопеечных монеток. Подержала их в ладошке, и тут в коридор вышел папа, принялся натягивать пальто, шарф. Растерянно пошарил в карманах: «Странно, я вроде вчера пятачки для метро наменял и двушки на автомат, неужели мимо кармана сунул?» Он бывал иногда рассеянным и очень сердился на себя за это.

Таня стояла ни жива ни мертва, кулак с мелочью сам собой спрессовался в нечто гранитно-целостное, не разжать, пальцы не расправить, медяки из ладони не выковырять.

Папа еще невыносимо долго собирался в прихожей, шарфом шею обматывал, книжки в портфель запихивал. Таня изо всех сил притворялась безучастной, но не уходила, провожала папу на работу. Как всегда. Сердце бешено стучало. Страшно было, что папа услышит этот стук и обо всем догадается.

Как только за ним закрылась дверь, Таня ринулась в комнату, где стоял ее диванчик, и выбросила свой позор в щелочку между стеной и диванными подушками. Денежки даже не зазвенели, закатились себе куда-то и пропали навеки.

Зато стыдная память осталась. Ужас пережитый угнездился. И все. Больше не крала. Поняла: себе дороже и не впрок. Но не у всех же должно быть, как у нее. Другим, может, стыдно не бывает вовсе. Они думают, например, что все для них, что им положено по праву бедности или какой-то другой обделенности. А то и наоборот – по праву избранности и несходства с общей массой.

Как в этом отношении устроена Вера? Есть ли у нее совесть и хорошо ли слышны Вере ее укоры? Таню подталкивал и профессиональный интерес сценариста. Можно будет потом этот эпизод куда-то влепить. Главное – увидеть, в чем правда жизни окажется.