Читать книгу Забудь о комплексах как мужчина, будь счастлива как женщина - Галина Артемьева - Страница 5

А пока расскажу-ка я вам кое-что из собственного детства. Это «кое-что» существенно повлияло на ход всей моей жизни.

Представьте – я написала и остановилась. Не могу писать дальше. Вроде бы давно все прошло. И говорить не о чем. Просто вспомнить… Но и вспомнить бывает очень-очень трудно. Больно. Хотя болеть нечему… А болит…

Так вот: когда я была совсем маленькая, мои родители отдали меня тете. За это я должна быть благодарна Богу всю оставшуюся жизнь. Пишу без иронии. Именно благодаря моей жизни с тетей я стала человеком. «Передача» меня тете была важнейшим этапом в моем последующем личностном становлении. Родители были молоды, учились, искали себя. Я, безусловно, была лишней. Заметим: лишней – не значит нелюбимой. Но очень молодым родителям, бывает, хочется ребенка слегка задвинуть на задний план своей собственной жизни, которую они сами еще не распробовали, не поняли ее главных ценностей. А у тети незадолго до обретения меня умерла после тяжелой болезни ее собственная трехлетняя дочка. Тетя родила поздно. Ей было уже за сорок, когда она потеряла свою девочку. Вот она и попросила моего папу (он приходился тете двоюродным братом) отдать ей на время меня. Только на время, пока они учатся и совсем не имеют возможности и сил заниматься ребенком.

В итоге я так и осталась с тетей на всю жизнь. Понятное дело, такой любви, какую она дарила мне, я ни от кого больше в своей жизни не видела. Благодаря ей я научилась любить сама. Это ценнее всего.

Она стала моим миром. Мы: две несчастные женщины, большая и маленькая, прильнули друг к другу всем существом. И это было счастье.

Однако вернемся к комплексам. Так вот. Тетя очень хотела, чтобы я называла ее мамой. А я не могла. У меня очень хорошая и очень ранняя память. Я помню некоторые эпизоды с момента появления на свет. И прекрасно помню свою мать. Слово «тетя» было мне гораздо дороже слова «мама». Но ей хотелось быть мамой. И вот, когда мы с ней ездили отдыхать, где нас не знали, она говорила, что я – ее дочка. А она, стало быть, мама. Я молчала, хотя, по моим представлениям, участвовала во лжи. Это было тяжело. Но я понимала, почему ей было это нужно, и не смела судить, осуждать. Я могла только жалеть. И жалела.

Мне было пятнадцать лет, когда на отдыхе я познакомилась с мальчиком, ставшим первой моей любовью. Мы были с тетей, которая, конечно, как всегда, сообщила всем, что она – моя мама. Его родители подружились с ней. Однажды я, не заметив, что мальчик приближается к нам, обратилась к тете так, как делала это дома, «тетя Таня».

– Так кто она тебе, мать или тетя? – спросил мальчик.

Даже сейчас я без ужаса не могу вспоминать этот эпизод. Я грубо ответила, что это не его дело.

Мы и после отдыха продолжали общаться. Моя любовь была взаимной. Но я знала, что никогда не смогу быть с ним. Ни как возлюбленная, ни как просто друг. Между нами стеной стояла ложь. И моих тогдашних сил не хватило на то, чтоб оказаться выше этой стены.

К концу школы я словно бы жила двойной жизнью. Для школьных подружек, для всех, кто с детства знал меня, мои биографические данные оставались неизменными: я жила с тетей. И хуже от этого не становилась. Но для новых знакомых тетя делалась мамой.

Мало того. Прибавилось гнетущее и вполне обоснованное ощущение активной враждебности внешней среды, которое испытывают все подростки, попадая в «большую жизнь».

Посторонние люди, узнавая, что я живу с тетей, принимались бесцеремонно расспрашивать, почему так произошло. Самым распространенным вопросом был: «Тебя бросили родители?» Им казалось, что в этом вопросе нет ничего злого. Они просто сочувственно интересовались. Меня же этот вопрос бил в самое сердце.

Конечно, спасибо и этим добрым людям. Я научилась молчать и улыбаться. Не показывать нестерпимую боль. Это хорошая закалка. Она очень пригодилась мне в жизни. Но иногда… Иногда посещали меня мечты. Вот живу я с папой и мамой. И чувствую спиной тыл. Защиту. Силы не расходуются зря. Я могу, например, о чем-то попросить папу. О любой ерунде. Например, в кино пойти. Или чтоб он рассказал мне про свою юность. Но я тут же гнала от себя мечты, потому что боялась боли. И до сих пор – я не умею мечтать просто так. Я тут же осуществляю задуманное. Или – если это невозможно – прогоняю праздные мысли прочь.

Самое мучительное ощущение моей юности – чувство тотальной незащищенности. Наверное, так чувствуют себя сироты. Но я не имела права считать себя сиротой при живых родителях, хотя им и не было до меня дела. То есть теоретически они обо мне помнили. Навещали. Писали письма. Говорили о любви. Это, кстати, согревало. Но практически, как я уже во взрослом своем состоянии поняла, меня в их жизни не было совсем. Я была предметом. Пусть одушевленным, но задвинутым подальше.

По натуре я очень надежный, верный и честный человек. Но чтобы создать внутри себя иллюзию защищенности, придумала себе полноценную семью. То есть придумывать ничего не надо было, родители были вполне уважаемыми людьми. Только жили давным-давно не со мной, развелись, завели новые семьи и новых детей. Но в моей правде – мы жили вместе. Я была у них одна. Мы любили друг друга. И так далее и тому подобное. Мои студенческие друзья и подруги знать не знали, что живу я с тетей. Ее, естественно, я представляла как маму. Папа очень часто был в командировках. Такой – «капитан подводной лодки».

Тяжело все это было.

Ложь свою я не считала невинной и простительной.

Я не позволяла себе влюбляться, представьте себе! Потому что знала: вот позовет меня замуж любимый человек, а я должна буду признаваться во лжи! Сейчас-то я понимаю, какая это все ерунда. И ничего страшного не было бы, если бы я сказала, что на самом деле это моя тетя, но она меня вырастила, и так далее, и тому подобное. Но тогда тема эта была неприступной гранитной скалой, которую – ни обойти, ни разрушить! Я очень хорошо понимала, как многого лишаю сама себя из-за комплекса беззащитности и лжи, порожденной этим комплексом. Понимала. Но ни побороть комплекс, ни по-хорошему «договориться с ним» не сумела.

Мне повезло. Иногда кажется, что надо мной сжалилась судьба. Вышла замуж за молодого человека, его родные были хорошими знакомыми нашей семьи. Им не надо было объяснять ситуацию. Какое же это было счастье! И какая гора с плеч!

Прошло время. Много чего было в жизни: и счастье, и беды. Рождались дети, рождались книги. Рухнула и исчезла с географических карт мира моя Родина. Не стало ни тети, ни папы, ни мамы. «Река времен в своем стремленье уносит все дела людей…»

Этим летом я встретилась с другом своих студенческих времен. Мы долго болтали обо всем, что было в наших жизнях «после нас». И вдруг он спросил:

– Слушай, а кто была все-таки та женщина, с которой ты жила?

Надо же! Он учуял тогда загадку и не забыл! Мечтал все годы узнать «тайну Железной Маски».

Какова же была моя реакция? Я испытала острейшую боль, словно острый клинок вонзился в мое сердце.

– Не буду об этом говорить, – еле сумела вымолвить я. И расплакалась.

Вот она, гранитная глыба, никуда не исчезнувшая! Она сидит глубоко во мне. И вроде даже не мешает. Но каким же страданием откликается на попытку просто дотронуться! Значит, есть повод поговорить с собой. И кое в чем окончательно разобраться.

И сейчас, на этих страничках, я рассказала всем, в том числе и друзьям моей юности, о том, что так заставляло меня страдать. И гранит рассыпался, как сухой песок. А ведь как много было печалей… Но не могу не отметить и плюсов тогдашних моих проблем. И эти плюсы мы будем вместе с вами искать во всех наших испытаниях.

Во-первых, я понимала и понимаю всю сознательную жизнь, что в житейских бурях могу рассчитывать только на себя. И это заставляет меня быть собранной и ответственной.

Во-вторых, понимала, что добиться чего-то в жизни смогу только собственными усилиями.

В-третьих, зная, что такое душевная боль, старалась не лезть в душу людям с ненужными вопросами.

В-четвертых, семейные ценности чрезвычайно важны для меня.

Знаю, что нельзя отступать. Нельзя бросать начатое дело – никто другой его не сделает. Знаю, что такое терпение.

В общем, я благодарна своей жизни за то, что обстоятельства сложились именно таким образом. Правда, до этой благодарности надо было дожить.