Читать книгу Азъ есмь Софья. Сестра - Галина Гончарова - Страница 5
1660 год
ОглавлениеРаньше Софья думала, что знает о боли все. Ан нет.
Эта боль была какой-то особенно жестокой. Было полное ощущение, что каждую клеточку тела протыкают раскаленной иголкой, а потом еще солью посыпают. Бо-о-о-о-ольно….
Не выдержав, Софья взвыла волчицей.
Увы… взвыла бы. Горло пересохло, и из него вырвался то ли писк, то ли хрип.
На лоб легла чья-то ласковая рука.
– Тише, тише, Сонюшка, вот, испей…
Губ коснулся краешек какой-то посуды, и Софья сделала пару глотков… чего?
На воду это было не похоже. Что-то густое, сладковатое, странного вкуса…
Боль чуть-чуть попустила. Теперь все воспринималось иначе. Ощущения были, словно все тело отлежала. Разом.
Софья вдохнула. Выдохнула. Потом еще раз и еще… стало чуть спокойнее. Женщина сидела рядом и пока молчала. Вдалеке слышались какие-то шумы – пока Софья не старалась их разобрать. Она вспоминала.
Что последнее она помнила?
Звезды.
Темнота.
Боль.
Негусто, однако. А предпоследнее?
А вот это вспоминалось четко. Компания придурков, церковь, алтарь… наверное, ее спасли. А почему так больно? И кто с ней разговаривает? И откуда были звезды?
Хотя ответ прост. Наверняка она либо чего-то нанюхалась, либо получила галлюциноген иным путем – сейчас такие методы есть, что и не заметишь, а наркоманом станешь. А болевые ощущения… ну а что тут удивительного? Вот, если бы их не было, было бы странно. Вас бы в шестьдесят… ладно, пятьдесят с хвостиком так потрепали – что бы вы ощущали? Явно не восторг.
Софья попробовала открыть глаза. Получилось.
А в следующий миг она впала в шок.
Вот что она могла ожидать? Правильно – палату реанимации, на худой конец, приличную больницу. С беленым потолком, капельницей и медсестрой.
Вместо этого…
Софья никогда не была во дворце. Даже посещения родными Эрмитажа и Кремля проходили без нее – неинтересно, некогда, неохота. Но сейчас…
Она лежала в небольшой комнатке, полутемной и тесноватой. Обитые чем-то красно-золотым стены, расписной потолок, на котором были изображены солнце и что-то еще непонятное, окна, забранные цветным стеклом, иконы в углу с лампадкой перед ними, сильный запах ладана…
Господи…
Софья перевела взгляд поближе.
Как называется это… в чем она лежит? Если кровать – то подозрительно маленькая и качается почему-то? Рядом с кроватью сидит женщина в наряде, который вызывал у Софьи ассоциации с пушкинскими сказками – там когда-то она видела похожие одежды. И под конец взгляд Софьи опустился до нее самой.
Тело под периной определенно принадлежало девочке лет трех-четырех, не больше. Измученный мозг не выдержал слишком крутых поворотов реальности.
Софья мягко ушла обратно в глубокий обморок.
* * *
Второй раз она очнулась, когда было темно. И теперь уже орать не стала. Лежала, думала, благо, тело хоть и ощущалось не своим, онемелым, но сильно уже не болело, так что можно было стиснуть зубы и перетерпеть.
Софья смотрела в темноту и думала.
Согласно женской логике, либо она переселилась в другое тело – либо не переселилась. Что говорит в пользу первого предположения?
Боль. Это определенно. Если б у нее так в реальности болело… хотя, может, и болит – в реальности, в реанимации? А тут она просто глюки ловит?
Ой ли… Софья себя знала. Она даже исторических романов не читала, предпочитая отвлекаться детективами. А тут вдруг такие подробности из жизни неясно пока кого? Верилось с трудом. Разум человека может выдать только то, что в нем уже было. Если ты в жизни не видел, допустим, Эрмитажа, так тебя ни в каких галлюцинациях на его посещение и не проймет. Ты просто его не знаешь…
Логично?
Вроде бы логично.
Но галлюцинации отметать нельзя. И все же…
Можно обмануть зрение и слух. Можно. Но обоняние? Осязание? Вкусовые ощущения? Откуда?
Хотя что она знает о человеческом мозге? Ее собственный разум разрушается опухолью. Вполне допускается гипотеза, что разрушение какой-то группы клеток и вызвало эту картину.
Возможно, что и так. А как она будет действовать?
Глупый вопрос. Жить она будет, просто жить! И по полной программе получать от этого удовольствие!
Что тут можно еще сделать? Просто принять, как аксиому, две истины.
Если это бред, надо получить побольше радостей, пока не сдохнет.
Если реальность – а время в этом убедиться еще будет, тем более надо жить на полную катушку. Если те идиоты подарили ей вторую жизнь, то глупо выбрасывать подарок в унитаз. Что в этой жизни делать, она еще определится. Возможно, в новой жизни она опять станет строителем. Или выйдет замуж? Или найдет себе еще какое-нибудь занятие. Или… да вариантов масса. Судя по внешности, этому телу года три… ну или чуть больше? Может, и так. Вся жизнь впереди, только радуйся.
Хм-м…
А вот радоваться рановато.
Штирлицу определенно было легче, а вот ты, Сонька, пока об этом теле ничего не знаешь. Хотя нет…
«Сонюшка, вот, испей…»
Тело зовут Софья. Это хорошо, на имени уже не спалимся. А вот что осталось в мозгу после подселения? Если так прикинуть – душа исчезнуть может, а вот память? Человеческий мозг – это ведь как кассета. Могли эту кассету полностью потереть перед ее заселением?
А кто ж его знает…
Проверить это можно было только опытным путем. Софья лежала и пыталась вспомнить хоть что-то. Получалось откровенно плохо. Нет, свою-то жизнь она помнила как никогда ярко. Вспоминалось все. Вплоть до школьных уроков ненавистной литературы. Даже стихи, которые она тогда учила, вспоминались объемно и ярко. А вот из воспоминаний девочки Сонюшки…
Выплывали лица, имена, шепотки…
Когда виски начало не по-детски ломить, Софья плюнула (мысленно) и бросила это гиблое занятие. К чертям свинячьим! Что вы хотите от ребенка до пяти лет? Имя бы свое вспомнил и то слава богу!
Есть, конечно, исключения, вундеркинды и прочие радости жизни, но приютившая ее душу девочка, похоже, к таковым не относилась.
Софья лежала и составляла план действий.
Первым делом надо узнать, где она, какое у нее положение. Потом все возможное о своих родных. Ну а дальше…
Сложно планировать, когда ничего не знаешь.
Сначала выздоровеем, а там по обстоятельствам. С этим лозунгом Софья и заснула. И ей снились красивые цветные сны.
* * *
Нас утро встречает прохладой, нам свежестью веет река…
Песню Софья помнила. Но в реальности все обстояло иначе. Утро ее встретило болью во всем теле, к тому же ей просто захотелось в туалет, и она заворочалась, пискнула…
– Сонюшка…
Над Софьей склонилась та же женщина, что и в прошлый раз. Но если тогда было не до удовлетворения любопытства, то сейчас Софья могла здраво рассуждать. Девочка рассматривала ее внимательным серьезным взглядом. Так… одета достаточно богато, хотя пока и неясно, что именно на ней, этакая капуста – сто одежек. Голова покрыта, волос не видно. Лицо умное, живое, темные глаза смотрят ласково… кто бы эта женщина ни была – она явно хорошо относится к девочке. Возраст… от тридцати до сорока пяти. Есть морщины, нету части зубов… хотя хорошие стоматологи и в двадцать первом веке – редкость. А уж раньше-то…
Зато лицо набелено чем-то типа известки (мел? белила?) и нарумянено в нужных местах. Брови явно подчернены.
А еще…
Это было не воспоминание Софьи, нет. Скорее ощущение. Эту женщину хотелось обнять, прижаться, потереться щекой, она ассоциировалась с любовью, заботой, теплом.
Мать?
Вариантов масса: тетка, нянька, бабушка… а ошибиться и нельзя. Так что никаких обращений… милый Штирлиц, как я тебя понимаю…
– Больно…
То есть сказать хотелось именно это слово, а получилось «бо-но…». Невнятно, но главное – дошло.
Софья впервые попробовала свой голос и едва не чертыхнулась. Половина букв не выговаривается, во рту словно каша… логопеда мне! И упражнения!
– Опамятовалась, красавица моя? – Женщина расплылась в улыбке. – Слава боженьке нашему, а мы-то уж молились, молились за тебя, матушка твоя вечор заходила…
Ага. Значит, точно не мать. Уже легче. А кто?
Она говорила, а руки тем временем подхватывали девочку, усаживали ее на горшок – изукрашенный так, что даже обидно было в него дела делать, – гладили по волосам…
Из мягкого, «окающего» потока речи Софья вылавливала крупицы ценных сведений.
Несколько дней назад девочка свалилась с горячкой. Кормилицу позвали за ней ухаживать. Доктора уверяли, что девочка выживет, но позавчера ей стало неожиданно худо. Лежала, как мертвая, и даже не пищала… матушка пришла, хотела попрощаться с девочкой, но поскольку она была в тягости, ее к ребенку не пустили. Не дай бог, на нерожденного перекинется. Тут Софья опустила ресницы, соглашаясь со своими мыслями. Действительно, краснуха была бы не в тему. Дети-то ей болеют, а вот беременным женщинам лучше не…
Был батюшка, хотел соборовать и причастить ребенка. Но девочка все дышала и дышала, так что начинать он не решился, а ночью Софья пришла в себя и даже кисельку попила…
Одним словом, умирание откладывалось.
А сегодня с утра девочка пришла в себя, и по этому поводу все очень рады.
В радость Софья откровенно не поверила, за отсутствием радующихся. Что-то никто тут с воплями «УРА!!! Она выжила!!!» не бегал и чепчики в воздух не бросал. А и не надо, мы не гордые, но и бедными не будем. Дайте время и знания…
Софья закончила свои дела и попросила покушать. Хоть бы и кисельку…
Женщина, растрогавшись, унеслась за дверь, а девочка… да-да, именно девочка, кое-как откинула одеяло и оглядела себя.
Ребенок и ребенок, что тут скажешь?
Косица системы «крысиный хвост» из невыразительно темных волос, ручки-веточки, ножки-палочки. Все. Шрамов вроде как нет, но под одеялом она лежит в рубашке. Кстати – ткань явно дорогая. И с вышивкой, даже чуть с золотыми нитями. Явно она тут не последняя личность. Или…
Мысли упорно не складывались.
Она из небедной семьи, но незаметно, чтобы вокруг нее народ суетился. Нет, пока еще рано делать выводы, вот соберет информации побольше…
В комнату вошла девушка – и внимание Софьи сосредоточилось уже на ней. Одета… кажется, это рубаха и сверху сарафан. Только красивый, вышитый, коса толстенная, в руку… А в руках поднос с посудой. И если Софье не отказали глаза – никакой нержавейки и никеля. Дерево, серебро… все красивое, с любовью сделанное.
Девушка подошла и принялась умело кормить ребенка с ложечки. Кстати – ложка была очень красивая, костяная, но слишком крупная… чайных ложечек тут нету, что ли?
К концу кормления вернулась и первая женщина, с богато расшитым полотенцем, которым вытерла девочке рот и лицо.
После стакана киселя детское тело потянуло в сон – и Софья свернулась клубочком, отпихнув в сторону мешавшую подушку и неразборчиво пробормотав няньке:
– Скаську…
Нянька поняла и принялась нудить что-то из жития святых, про какую-то тетку, которую то ли зарезали, то ли сожгли… Софье было все равно. Главным было другое.
Разговор, слова, обороты…
Она старалась впитать сколько успеет, прежде чем провалилась в сон. И последней мыслью было: «Надо учиться говорить по-местному, иначе спалюсь, как туалетная бумага в камине».
* * *
Следующие три дня Софья активно выполняла свою программу. Училась, училась и еще раз училась.
Тело девочки выздоравливало достаточно медленно – и многого она сделать не могла. Легко ли быть взрослой в теле трехлетки?
Отнюдь.
Хочешь ты многое, а вот можешь… да ничего ты почти не можешь! Ничего! Даже мелкая моторика пальцев пока еще недостаточно развита, чтобы одеться. Пришлось Софье хитрить. Отсылать няньку за едой и тренировать пальцы, потом выбираться из постели, делать хоть какие-то упражнения… такое ощущение, что ребенка вообще физически не развивали. Растет – и ладно!
Жуть!
Тело так быстро уставало, что день Софьи сократился до трех-четырех часов, остальное время она попросту спала. А пока не спала, обследовала свою комнату. Познакомилась поближе с доброй теткой.
Это оказалась ее кормилица, Марфа. Софья называла ее то Мафа, то Мася, но тетку это не расстраивало. Лишь бы ребенок был жив-здоров. А уж это Софья готова была ей гарантировать.
Еще выяснилось, что сейчас сентябрь месяц и у нее недавно были именины. Семнадцатого числа. А спустя пять дней она и слегла.
А еще – что матушка, тетушки и сестрички молятся за ее здоровье.
Кстати – самой Софье тоже пришлось молиться. Причем каждый день и по нескольку раз. Женщина тут же отметила в уме, что место это религиозное, но молитвы твердила как попугай Кеша. Незнание законов не освобождает от ответственности, а вот знание – как раз наоборот. Будешь обладать знанием – выкрутишься при любых властях и любой погоде. Кодексы, конечно, ребенку никто не даст, но вот молитвенник…
Псалтырь.
Эта книга появилась в покоях Софьи через день после выздоровления, и девочка сразу же потянула к ней руки.
– Осю…
То есть – хочу.
Разумеется, книга была предоставлена. Кстати, судя по изукрашенному переплету – одного жемчуга было не меньше чем на три тысячи долларов, а еще тонко выделанная кожа, золотые уголки, голубые камушки…
Явно дорогая игрушка. И то, что ее так легко дают ребенку, который может и порвать, и что угодно сделать…
Но – не стоило с самого начала так поступать с ценной вещью.
Софья открыла книгу и уставилась в нее, как баран на новые ворота. И игры в этом почти не было.
Кто не верит – открываем книгу на старославянском и читаем от всей души. Бегло так, весело, живенько… одно написание букв доставило Софье несколько часов жестокой головной боли. Но постепенно глаз приноровился выхватывать из нелепицы отдельные буквы, составлять из них слова, а там и складывать их в нечто осмысленное.
Перевод пока удавался не очень, но смиряться девочка не собиралась. На самом деле между фразами: «К сублизингу применимо общее правило о субаренде, согласно которому арендатор вправе возобновлять договор субаренды в пределах срока аренды без дополнительного разрешения арендодателя, если последний дал согласие на субаренду, но не оговорил ее предельного срока» и «сесвята́я Тро́ице, Бо́же и Соде́телю всего́ ми́ра, поспеши́ и напра́ви се́рдце мое́, нача́ти с ра́зумом и конча́ти де́лы благи́ми богодухнове́нныя сия́ кни́ги, я́же Святы́й Дух усты́ Дави́довы отры́гну, и́хже ны́не хощу́ глаго́лати аз, недосто́йный, разуме́я же свое́ неве́жество, припа́дая молю́ся Ти, и е́же от Тебе́ по́мощи прося́»[3] имеют много общего. Сначала это может казаться бредом, но потом смысл таки находится. И часто затраченное время впоследствии окупается трижды.
А еще Софья старалась успокоиться. И это было совсем не лишним.
Легко сказать – я взрослый человек в теле трехлетнего ребенка. Да-да, трехлетнего, теперь Софья это знала, нянька пару раз упомянула ее третьи именины. А вот жить?
Говорить внятно ты не можешь. И половину звуков просто не выговариваешь.
Моторика пока еще как следует не развита. Да и вообще, судя по усталости, девочка активного образа жизни не вела. Не мышцы, а сопли. Кисель. И это нужно было срочно исправлять. За второй шанс спасибочки, но ведь такое тело болеть будет не переставая. А этим Софья была уже сыта по горло.
Кроме того, иногда накатывали дикие головные боли, от которых девочка просто лежала в своей кровати и плакала. Ощущение было такое, словно голову гвоздями пробивали со всех сторон. И не пожалуешься толком.
Почему так?
Мысль у Софьи была. Разум взрослого, подсаженный в тело трехлетней малышки, пытался развивать привычную активность, а ребенок-то пока к этому не привык! Можно поставить мотор от «Ягуара» на «Запорожец», но привыкать к такому «миксу» придется долго.
Ничего, она справится. Всегда справлялась.
А еще есть привычки, вкусы, характер.
Когда последние тридцать лет ты командуешь людьми, тебя слушаются беспрекословно, твои приказы выполняются, стоит только пискнуть – ты к этому очень быстро привыкаешь. А сейчас твое мнение никого не интересует. Ты – просто живая кукла.
Тебя любят, заботятся, тетешкают, тискают, выполняют твои желания в меру разумения – но и только. А вот серьезно слушаться… Софья быстро поняла, что единственный доступный ей метод воздействия сейчас – слезы. Не истерика, нет. Истеричных детей в любые времена сначала шлепают, а потом слушают. А вот именно что тихие горькие слезы…
Кстати – это тоже был плюс и немалый, – у этого тела получалось красиво плакать. Раньше Софья в жизни не рыдала еще и потому, что чревато было долгими последствиями. Опухало лицо, надолго краснели глаза, в носу зверски хлюпало еще сутки… В этом теле так не было. И можно плакать вволю, когда ничего не распухает, только слезинки бегут по щекам. И Софья уже этим пару раз воспользовалась – когда требовала Псалтырь и когда нянька застала ее прыгающей на месте и попыталась уложить. Тогда Софья отвоевала себе свернутый в жгут платок – на скакалку – и продолжила занятия. И еще через пару часов, снова и снова.
Пока еще плана у нее не было. А что можно планировать из таких мелочей, которые прорываются?
Хотя пару раз…
Царь-батюшка твой на охоту поехал, царица-матушка глаза проглядела, ожидаючи, в тягости она, сынка родить мечтает…
Интересно, у этой девочки правда отец – царь?
Выкристаллизовывалось много интересного.
Первое – она в России. Или на Руси, один черт.
Второе – она достаточно высоко на иерархической лестнице. Если и правда – царевна. Хоть гусей пасти не придется.
Третье – информации катастрофически мало, а выкачать ее сложно, в основном из-за сопливого возраста реципиента. Сомневаетесь? Попробуйте придумать ситуацию, в которой вы серьезно и вдумчиво объясняете трехлетнему ребенку политику партии и правительства, о курсе доллара поговорите, да серьезно так, вдумчиво… Не получается? А вдруг поймет?
То-то и оно. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но пока говорить не научишься, всерьез тебя не примут, да и потом помолчать придется. Судя по языку, по одежде, по письменности – Софья сейчас была где-то глубоко в русской истории. Уж точно до европейского платья, то есть – до Петра.
А как тут будут объяснять неожиданную гениальность ребенка?
Вариантов два. Или дьявол – или Бог. И лучше второе. Вот если откровение снизошло или Богородица чихнула…
А если нет?
Инквизиция, которая вроде как сжигала всех или топила?[4] Или просто в монастырь запрут? Ни тот, ни другой вариант Софью не устраивал.
Значит, нужно бойко и смело тараторить молитвы. В любой момент и при любой погоде. Учим, девочка, учим, а заодно пытаемся не рехнуться с тоски в условиях жесточайшего информационного голода, пока сидим в карантине.
* * *
Интересное случилось на четвертый день. В комнату вошла женщина лет тридцати пяти – сорока, богато одетая – поверх того же сарафана, который был явно сшит из более дорогой ткани, чем у Марфы, на ней было нечто вроде длинного красного…
Софья даже не знала, как обозвать эту одежду. Потом она уже узнала, что это опашень и душегрея, потом. А пока она просто впитывала весь облик женщины. Явно напоказ богатые здоровущие пуговицы, закрытые волосы, белый платок, круглая шапка на голове, расшитая чем-то вроде жемчуга и отороченная мехом, длинная одежда…
А еще лицо, набеленное и нарумяненное так, что Марфа показалась недокрашенной. Косметикой тут явно не пренебрегали. Темные глаза женщины смотрели пристально, накрашенные губы ласково улыбались, но Софья чувствовала под этим что-то… гниловатое. Как будто под зеленым лужком скрывалась глубокая трясина, и не самая лучшая при этом. Ну и возраст. Женщина была явно старше Марфы и смотрела на ту сверху вниз. Поздоровалась, даже чуть поклонилась – Софье, не Марфе. Девочка не преминула отметить этот нюанс, но сама кланяться не стала. Она – ребенок, это первое, она не знает, надо или нет, – это второе. Если она царевна, то вроде как кланяться не должна, нет? Да и тетка бы поправила, так что Софья булькнула нечто вроде «Дасть!», в переводе на русский – здрасьте и опять уткнулась в Псалтырь.
Марфа тоже поклонилась, только низко. Тетка оглядела няньку с ног до головы, выдержала паузу и заговорила. Софья тут же насторожила ушки и принялась впитывать, с грустью отмечая, что говорить ей пока еще рано. Филолог бы отметил многое. Обороты, построение предложений, фразеологизмы, неологизмы и прочие «измы». Софья же выделила для себя главное. Плавность и темп.
В бытность свою бизнес-леди, Софья говорила абсолютно по-другому. Какие там красивости? Какие там перекаты? Какие там «вокруг» да «около»?
Двадцать первый век бешено ускорил темп жизни, и темп речи подстроился под него.
«Эй ты, шевелись, подними зад, какого ты икса тут делаешь… ЖИВО!!!»
Если сейчас Софья заговорила бы, как привыкла…
Были, были в состоянии трехлетки и свои плюсы. С ребенка даже лет пяти-шести можно бы уже спрашивать, требовать, а вот с нее взятки гладки. «Не зня-я-я-я, я иссе ма-а-а-а-енькая…» Какие претензии?
Но прислушиваться Софья не забывала.
Вежливость – первое оружие вора?
А информация – первое оружие любого бизнесмена.
* * *
Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская была довольна. Царевна Софья выздоравливала, медленно, но уверенно. И это было хорошо.
Да, царевна – не царевич, но к чему царице лишние переживания сейчас, когда она в тягости? И так царь-батюшка на нее чуть сердит…
Наследника долго родить не могла, был царевич Дмитрий, да помер, годика малышу еще не сравнялось. А потом начала рожать, да все дочерей. Пока царевича Алексея родила – двух девок принесла, да потом еще двух. Сейчас опять в тягости, и бабки сказывают, что мальчик должен быть, да только Анне это сомнительно.
Мальчики, они от крепкой мужской любви рождаются, а откуда тут взяться любви-то этой?
Чай, всем известно, любил Алексей Михайлович девицу, да только не ту, на которой женился. Приглянулась ему Ефимия Всеволжская, дочь помещика Федора. И хороша собой девица была чрезвычайно. Глаза – что васильки, коса – сноп золотой, да вот не приглянулась она царскому воспитателю, всесильному тогда боярину Борису Морозову. Приказал он так затянуть бедной девушке косу, что та упала прямо перед женихом, обвинил в падучей болезни и сослал бедняжку от двора. Уж года три, как умерла она.
Царь был безутешен несколько дней, но потом хитрый воспитатель нашел, как его развеять. А там и взошла в верхние хоромы дочь боярина Милославского – Мария Ильинична. Всем хороша – и бела, и румяна, и умна, да вот только не любил ее молодой царь.
Вот и не рождались у них дети. А еще шептались в тереме, что знает царица про свой грех перед Ефимией, замаливает его усердно, да только не простила ее оболганная красавица. За боль ее, за муки, будет рожать царица одних девок, недаром в год смерти Ефимии родилась у царицы дочь – царевна Софья.
Слухи ходили, что молилась тогда царица, и если бы родился мальчик, знала бы – простили ее. Ан нет. Родилась царевна Софья и за то царица любила ее меньше прочих детей.
За свои разбитые надежды.
А ведь известно же, что на чужой беде своей радости не построишь…
Вот и когда девочка упала в горячке, ухаживала за ней только кормилица да постельница Груня. Но, кажется, девочка выправляется, а это хорошо.
Царь-батюшка, хоть и милостив, но деточек своих любит, и ежели покажется ему, что недоглядели за доченькой, лучше бы тут на свет и не родиться. Хорошо, если со двора сгонят, а могут ведь и в монастырь сослать, и вся семья в немилость впадет…
Подробно расспросив кормилицу, что да как с девочкой, княгиня решила, что лучше бы продержать малышку еще дней пять в комнате. Мало ли что.
Попробовала погладить Софьюшку по головке, но малышка увернулась и топнула ножкой.
– Неть!
Княгиня так и ахнула. Протянула руку взять девочку за ручку, но удостоилась еще одного злого:
– Неть!
Кормилица, тоже слегка ошалевшая, опомнилась и быстренько заслонила девочку, объясняя, что Софьюшка, чай, устала, и вообще, спать ей пора, так что…
Княгиня хмыкнула, подозревая кормилицу в самом худшем – а именно, в настраивании против нее царского чадушка, но задерживаться не стала и вышла вон. А кормилице на миг показалось, что Софьюшка смотрит княгине вслед острым нехорошим взглядом… Да нет, глупости все это.
Какой там взгляд у трехлетнего ребенка?
Свет так блеснул, вот и почудилось…
И Марфа захлопотала вокруг своей девочки. Софьюшка принимала все заботы с улыбкой, даже пыталась благодарить… Да, видно, почудилось. Просто дети ведь чуют, кто любит их, кто не любит… вот и не пошла малышка к княгине.
Бывает такое…
* * *
Софья понимала, что зря так поступает, но и поделать с собой ничего не могла.
Детская реакция была однозначной – тетя хорошая. А вот реакция самой Софьи… нет, тут все было не так просто. Было в княгине второе и третье дно, было… и иметь с ней дело не хотелось. Во всяком случае, подпускать близко к себе.
Не всегда хорош тот, кто угощает вас плюшками. Княгиня явно завоевывала детские симпатии, а вот с какой целью она это делала? Чтобы остаться при дворе? Что-то получить для себя? Протолкнуть какую-то идею? Неизвестно… И пока известно не станет – лучше с теткой не связываться. Если бы Софья знала про данайцев, дары приносящих, она бы употребила эту фразу. Но с классикой она также не дружила.
А вот Марфа… женщина явно была привязана к Сонечке. И ухаживала за ней со всей душой. Если бы получилось ее оставить при себе личной прислугой? И ту девочку, которая помогала ей ухаживать?
Надо бы подумать.
Софья отлично знала, что любое дело начинается с двух вещей.
Идеи и команды. И если первой у нее еще не было, то вторую она уже начинала подбирать. Свои люди пригодятся везде, чем бы она ни занялась.
А она займется, в этом сомнений у Софьи не было, но пока пришлось провести взаперти еще пять дней.
Молиться и листать Псалтырь, привыкая к незнакомым буквам и удивляя Марфу своим бережным отношением к священной книге. Заниматься физкультурой и слушать сказки, раскручивая Марфу на рассказы о батюшке и матушке.
И собирать информацию.
А еще – сожалеть, что ничего не знает по истории родной страны. Так, что-то намоталось по дороге, но мало, мало, мало!!!
И радоваться, что она «жаворонок». Будь она «совой» – давно бы загнулась от такого режима. Кто не верит – пусть попробует вставать с первыми петухами и ложиться с закатом. Керосина тут еще не изобрели, а портить зрение при свечах Софья не собиралась. До ближайших окулистов было невесть сколько лет, так что придется себя беречь.
А именно – глаза, зубы, волосы, кожу…
В этот раз Софья намеревалась жить и радоваться жизни. И лучше начинать следить за собой с детства.
* * *
Ровно неделя.
Ровно одна клятая неделя понадобилась Софье, чтобы серьезно задуматься – как жить?
Ее таки выпустили из карантина, и она поняла, что задыхается. Софья просто умирала в душной атмосфере терема. Душной, кстати, в обоих смыслах. И окна, в которые с большим искусством были вставлены мелкие разноцветные стеклышки, почти не открывались – не дай бог кого-то простудить. И сама атмосфера, пронизанная строгим распорядком и миллионами правил, давила на свободолюбивую женщину. И это еще было мягко сказано.
Из терема женщинам хода не было. Исключений было два. На кладбище и в церковь. Кстати, домашнюю – не дай бог на улицу выйти! Страшное случится! Метеорит упадет, ворона нападет!.. Так что либо церковь Спаса Нерукотворного, либо церковь Воскресения Словущего, либо Великомученицы Екатерины. На выбор…
Привыкшая к тому, что за день можно намотать не один десяток километров по городу, а то и съездить в несколько городов или стран, Софья просто задыхалась в ограниченном пространстве. И ведь остальным ничего не было нужно! Они так жили, еще и радовались…
Тосклива была жизнь теремных затворниц. Каждое утро начиналось с молитвы и каждый вечер заканчивался ею же. Всем кагалом – иного слова Софья уже подобрать не могла – бабы направлялись в крестовую или в молельную, причем царицу ставили за специальной занавесью – и молилась она там отдельно от всех. Туда же запихивали и царских детей с няньками.
Две молитвы в день были еще развлекушками. Вот в праздничные и выходные дни молились три раза в день и уже не в домашней крестовой, а шли для этого в храм. Опять-таки, царицу, да и детей для этого важного дела отгораживали от народа так, что даже ветер не долетал. Софье казалось, что если бы окружающие могли – они бы запихнули всю царскую семью в коробку и вытряхивали только по торжественным случаям.
Шли в раз и навсегда установленном порядке – впереди топала важная боярыня, за ней крайчая, потом четыре девицы-боярышни с восковыми свечами, для освещения пути, за ними – сама царица с посохом в руке, в сопровождении двух боярышень, и одна из девчонок несла над царицей здоровущий солнечник, он же – зонт обыкновенный. Завершала весь этот бутерброд еще одна дворовая боярыня.
Это еще не считая всякой мелочи, которую несли следом, типа подножия (царица ж не может на пол встать, только на что-то еще), опахала и еще какой-то гадости – Софья не вникала, что именно еще таскали в церковь без малейшей пользы для дела.
А что касается царских детей – им даже не позволяли ходить самостоятельно. Софью все время порывалась носить кормилица, а потом и княгиня Анна, но Софья была неумолима.
Слово «Нет» удавалось ей с каждым разом все лучше и лучше. И она решительно не желала, чтобы к ней прикасалась Анна Никифоровна. Пусть, вон, других чадушек таскает… мымра!
Сама же девочка…
Ноги развивать надо! Почему дети и мерли как мухи – тепличные условия еще никому пользы не приносили. А детей было…
Первой и лучшей Софья считала себя. А почему бы и нет? Еще одна переселенка тут вряд ли найдется. Да, нескромно. Но скромной Софья никогда и не была.
Была царевна Евдокия – вялая девочка десяти лет, крупная и полная, но медлительная и не слишком подвижная. Была царевна Марфа – копия матери, темноволосая и яркая, чуть более живая и проявляющая интерес к Софье.
Был старший брат Алексей – слегка заторможенный шестилетний мальчишка с воспитателем Федором Михайловичем Ртищевым. И старшая сестра Анна. Пятилетка, в которой Софья пока не видела ни талантов, ни задатков.
Справедливости ради, не видела она их и в царевне Екатерине, которая родилась годом позже нее и пока еще даже ходить толком не могла. Откуда-то из прежней жизни Софья помнила, что девочки развиваются быстрее мальчиков, так что ей это резко не нравилось. А про царевну Марию, родившуюся в январе 1660 года, рано было и думать. Так, кулек с ушками… лежит и мяукает. Что в ней интересного?
Софья положила себе поближе познакомиться со всеми детьми, но пока это плохо удавалось.
После молитвы приходили от царя справляться о самочувствии царицы. Как правило, государыня-матушка (Софье приходилось делать над собой явственное усилие, но выбора не предоставляли, мать – значит, мать) отвечала, что здорова и молится о наследнике. Сам царь, конечно, не являлся.
Не положено.
Отмолившись с утра, трапезничали. Вот что касается стола – тут Софья не могла пожаловаться. Кормили много, вкусно, хотя и не похоже на бессмертного «Ивана Васильевича», но действительно, ни черная, ни красная икра за деликатес не считались. Так что девочка с удовольствием наворачивала их полной ложкой. Но за своим питанием строго следила. Чистить зубы тут было не принято, но Софья полоскала рот и старалась хоть как-то следить за гигиеной.
Позавтракав, царица и ее свита отправлялись в светлицу. Шить, вышивать, расшивать, а чем еще бабе заниматься?
Немногому жену мне надо научить. Меня любить, молиться, прясть и шить. Не читать же? Не писать, не считать… Женщине вредно много читать – потом она начинает думать.
А женщине вредно много думать, потому что потом мужчина не кажется ей властелином мира. Тьфу!
Патрррриархат!
Хочу к амазонкам! Лучше без трусов на лошадь, чем в тереме в шести одежках!
Увы, выбора не предоставлялось. Бабье царство правило бал. Казначеем была женщина, слугами были женщины, мужчин допускали считаные единицы и в таких годах, что женщины их уже не интересовали в принципе. Как дядя Федя – учитель Алексея. Как священники с холодными рыбьими глазами, заискивающие перед царицей и называющие ее государыней-матушкой.
Потом шла обедня. После обеда царица отдыхала какое-то время, а потом либо шла в светлицу, либо разбирала челобитные, занималась делами, принимала гостей, разговаривала с другими женщинами… и так изо дня в день, изо дня в день… рехнуться можно!
Софья тосковала о свободе!
А про любимый и нежно обожаемый «Мерседес» «макс» и вспоминать не хотелось. Слезы на глаза наворачивались. Но кто сказал, что нельзя извернуться и здесь? Машину ей, конечно, не построить. Но не сидеть же постоянно в тереме?
* * *
Даже если вас съели – у вас есть два выхода. А можно ведь еще и устроить слопавшему язву с прободением…
Вариантов оказалось два.
Первый и самый легкий – ты, Сонечка, живешь кактусом в тереме и радуешься жизни. Жива – это плюс. В минусе то, что царских дочерей замуж, оказывается, не выдают. В монастырь можно, а вот замуж – никак-с… Ибо все, кто не цари, – те холопы, а за холопа царевну выдавать низзя. Небеса на землю рухнут. А тот скромный факт, что царям Романовым два поколения, никак на дело не влияет, да. Хотя возможно, что цари не роднятся в своей стране еще и поэтому. Бунт в России – незабываем, на Руси и никак иначе! – почти национальная традиция, а если у кого-то из бояр появится возможность претендовать на трон для сы́ночки – деточки царской сестры или тетки… Как говорила Софьина знакомая из Одессы: «И таки шо, вы верите, шо они не потянут руки к короне? Ну-ну…»
А на сватовство из Европ рассчитывать не приходится. Вот, к папашиной сестре сватался царевич… Вольдемар, кажется. Споткнулись на религии. Не хотел мужик идти в православие. А девчонку не собирались отдавать католику. В итоге – сопли и слезы плюс расстроенная свадьба и союз. Тетка Ирина до сих пор на всех волком смотрит. И где гарантия, что это не повторится? Или что посватаются к Софье?
Неубедительно.
Значит, сидим на попе ровно и получаем неудовлетворенность жизнью во всех смыслах. Умственно, духовно и физически. Но – жива.
Второй, и наиболее тяжелый, – ты, Сонечка, берешь собственную судьбу в свои руки и начинаешь постепенно ломать устоявшееся мировоззрение. В плюсе тут только перспективы. То есть если бы, да кабы, да еще бы и грибы. Пока у тебя ничего нет, только желание действовать. Что тебя ждет на этом пути – тоже неясно. Знаний истории ноль, возможностей ноль, даже разговаривать пока получается откровенно плохо, так что… обидно, да?
Знала бы – попросила бы соседку по палате хоть что-то рассказать. Но кто же мог подумать, что это не бред сивой кобылы?
Одним словом, на втором пути в активе только желание. Даже шишки, которые можно огрести, пока еще не просматриваются – за недостатком информации. Все остальное в пассиве. И что же выбрать?
Естественно, Софья выбрала второй путь, здраво рассудив, что сесть ровно на попу она всегда успеет. До пяти лет она, по-любому, ребенок, так что может многое – и с нее не спросишь. И надо в этот период успеть… ох, надо.
Третий вариант Софья даже не рассматривала.
Нет, чисто умозрительно, она могла бы извернуться, сгрести в карман побольше золотишка и удрать. Думаете, не потянула бы? Это вы плохо о ней думаете. Софья и не такое смогла бы. Но!
Здесь она царевна. В любом другом месте – просто девчонка. И с ней могут сделать что угодно в рамках сегодняшнего мировоззрения. Это в кино про мушкетеров Мари де Шеврез могла разъезжать по полям и лесам с одной служанкой, а вот в России… Софья сильно подозревала, что до первой же шайки на дорогах ее квест и продлится. Ведьмой она не стала, молниями швыряться не может, автомат Калашникова с ней не переместился, так что – упс.
Нет, бежать глупо. В другом месте лучше не будет. А вот улучшить это место – запросто. Ну, не совсем уж, но поработать с этим вопросом можно и нужно.
Итак, с чего начинается любая кампания? Наполеон говорил, что для победы ему нужны три вещи. Деньги, деньги и еще раз деньги. За что и поплатился. Софье для победы нужна была информация, информация и еще раз информация. А деньги будут. Добудем… но надо знать.
Как можно получить информацию в царском тереме?
Наблюдением и ушками на макушке. И вопросами верной кормилице, которая не отходила от девочки.
За кормилицу Софье пришлось выдержать первое сражение намного раньше, чем она намечала.
Как только малышка выздоровела, и Марфу, и Груню попытались удалить от девочки. Сначала – днем. Официально и под предлогом «дорогие гости, не надоели ли вам хозяева…». Куда там… вцепилась – и в слезы. «Неть, не осю… не усю…»
То есть «Нет, не хочу, не пущу»… и даже смертельное оружие «Бяка!! Кака!!!» и пальцем в сторону княгини Анны потыкать…
Естественно, номер не прошел. Марфу попытались убрать. И Софья устроила маленький локальный Армагеддон, отлично понимая, что возвращенная Марфа и приближенная Груня будут ей благодарны. А вот те, кого к ней приставят сейчас, будут благодарны только Анне Никифоровне.
Когда в ее покои вошли несколько совершенно посторонних девиц, Софья попыталась потребовать Марфу и Груню. Девушки не обратили внимания, продолжая сюсюкать и умывать малышку. И Софья поняла, что надо действовать. Ее слуг явно удалили, а откуда эти? Лобанова-Ростовская подсуетилась? И где они были, когда девочка болела?
Нет, ей такие не нужны, ей нужны верные…
Сначала-то Софья пыталась понять, кто и где, а вот потом, когда одна из девушек обмолвилась, что может, не стоило так-то, убирать кормилицу от ребенка, не слишком ли Анна Никифоровна…
Вот тут Софья взбеленилась по-настоящему.
Значит, так? Не хотел ребенок по-хорошему, будет по ее? Не много ли княгиня на себя взяла? Ур-р-р-рою!
Какое оружие доступно ребенку? Да самое простое. Софья отказалась одеваться, умываться, идти в церковь, сидела и плакала.
Увещевания княгини Анны привели только к словам «Бяка! Злая!!!» в ее сторону. И метко запущенному сафьяновому мячику. Сколько там сил у трехлетнего ребенка? Даже синяка не будет. Но в лицо он таки попал, только бубенчики внутри звякнули. А что, аналог пощечины. В итоге ребенка одели насильно и потащили в церковь.
Торжественный выход Софья не испортила, не дали. Хотела было поговорить с матерью, но не подпустили – княгиня явно рассчитывала, что ребенок переключится, забудет обо всем, а там и смирится. Ага, хвост тебе об стенку! Первое сражение Софья проигрывать не собиралась и ехала до церкви на руках у дебелой боярыни, в плане страшной мести общипывая ей воротник и кидая жемчужинки и золотое шитье на пол. Заречешься, зараза, меня руками хватать!
А вот в церкви Софья устроила рев. Сначала шумный, чтобы мать внимание обратила еще до начала богослужения. А когда к девочке обернулись четыре женщины, явно главные тут, принялась реветь тише и требовать Марфу и Груню.
Естественно, замолчать инцидент уже не получилось. Соня все рассчитала правильно. В любом тереме – не без подводных течений, и не может Анна Никифоровна всем нравиться. Кто-то да не упустит возможность подпустить ей шпильку.
Это оказалась симпатичная светловолосая женщина, лет тридцати на вид, которая, явно поняв, чего требует ребенок, приказала Лобановой-Ростовской вернуть девочке кормилицу, а пока привести постельницу, чтобы ребенок не ревел в церкви. Пусть успокаивает.
Анна Никифоровна скривилась, как от лимона, но кого-то послала за Груней, явно рассчитывая, что истерика продолжится и можно будет прислужницу потом убрать.
Куда там!
Стоило Софье увидеть Груню, как девочка тут же усилием воли прекратила слезоразлив, влезла на руки, прижалась, расцвела улыбкой и позволила себя покормить.
Девчонке – той еще и пятнадцати не было – тут же повелели остаться при царевне.
За столом Софья вела себя замечательно, но только когда Груня была рядом. А стоило появиться Марфе, как вообще засияла ясным солнышком и вцепилась в обеих женщин так, что оторвать бы сразу и не получилось.
Остальное прекрасно сделала Марфа. Тетка была умна, просто раньше у нее зацепиться возможности не было. Отработала кормилицей три года – и свободна за ненадобностью. С шубой, с деньгами, с почестями, но уже не при царевне. А тут она принялась работать переводчиком при Софье, объясняя, что девочка-де хочет ее в нянюшки, а Груню в служанки, потому как ухаживали во время болезни, заботились, да и вообще, дети чувствуют, кто их больше любит…
Оставили. А Марфа уже повыгоняла из покоев Софьи всех лишних девиц, оставив только ту, проговорившуюся. И то с позволения Софьи.
Да, ребенок. Но царевна. И это уже не так мало.
А вот теперь, когда есть база, когда можно не ждать предательства в собственной спальне и спокойно тренироваться, читать Псалтырь, все больше осваивая алфавит и развивать доставшееся тело, вот теперь и информацию об окружающем мире можно собирать. И девочка принялась за работу.
Спустя еще две недели Софья выделила для себя ключевых обитательниц терема.
Царица Мария Ильинична, в девичестве Милославская.
Мать. Высокая темноволосая и темноглазая женщина, красивая, статная, спокойная, в очередной раз беременная…
Дочь она не любила, это видно было. Уж самой Софье – точно, а значит, и остальным. Но, как часто случается, старалась этого не показать – оттого и разрешала малышке больше, чем остальным. Дарила подарки, делала послабления… Если бы Софья была ребенком, она бы, может, и расстроилась. Как же, мама не любит. Но она ведь взрослая. Она – вообще левый человек в этом теле, а потому… Ну и фиг с тобой, не люби. Переживем, перекусаем. Главное, что девочка была более-менее свободна. Да и подарки были достаточно ценные, чтобы, когда будет нужно, наградить своих людей за верную службу. Хорошо служат те, кому много и вовремя платят.
Сестра Марии – Анна. Боярыня Морозова. Тут была некрасивая история; насколько поняла Софья, у ее отца был воспитатель – Борис Морозов. Сам по себе мужик неплохой, только вор и властолюбец. Ну, так у власти все такие, традиция, однако.
Так вот, понимая, что любовь монарха преходяща и что царь, став самостоятельным, скоро пошлет воспитателя далеко и надолго, он сделал финт ушами. Подставил царю двух сестер Милославских. Царь выбрал себе Марию, а боярин Морозов женился на Анне и лихо породнился с царем. Впрочем, от опалы это не спасло, народ поднял бунт, и Борис Морозов получил все основания опасаться за свою жизнь. Его чуть не прибили, дом разграбили, еще бы и жену прибили, да та закричала, что сестра царицы, ну и тем спаслась. Повезло…
Пришлось царю отправлять воспитателя туда, где он ни властвовать, ни воровать не мог, а именно в монастырь. Не монахом, не на постриг, нет. Просто пожить, чтобы все забылось.
А если честно, Софья бы его тоже отставила по причине слабоумия. Это ж надо – жениться на девчонке, на тридцать с хвостом лет тебя моложе, да еще и ревновать и плетью ее бить. Вот как такого назовешь? У Софьи печатных слов не находилось.
Ладно еще, когда такая разница в возрасте у жен олигархов с мужьями. Но там-то все ясно, нормальная сделка «товар – деньги». Я тебе молодость и красоту, а также неустанную гимнастику в постели. Ты мне денежку и побольше, побольше… Все законно.
В данном случае бедняга Анна послужила просто связью с царем, а вот дальше для девчонки начался откровенный кошмар.
Ну, деньги, ну наряды, так ведь в постели-то с боярином можно было только… Псалтырь читать. Сексуально тут девчонок не просвещали, максимум, что можно было услышать: «бери ты меня за руки белые, целуй в уста сахарные» – и то порнография! Обалдеть! Естественно, гармонии не получалось, а мужику хотелось наследника… Увы[5].
Не давалось.
В результате Анна ездила к сестре и плакалась ей на свою нелегкую жизнь. А заодно тискала племянников и племянниц. Софья быстро поняла, что к ней можно подластиться и получить подарочки. Тоже плюс. Не из жадности, нет. Но… плохо затевать предприятие, не имея никаких финансовых средств. Хоть бы и спасибо сказать в денежном эквиваленте. Нет, конечно, была у царицы своя казначейша, но вот царских детей она спонсировать не собиралась. Пока…
На эту тему у Софьи были свои идеи.
В очередной визит царица шуганула всех, собираясь в одиночестве пошептаться с сестрой в горнице, но Софья вцепилась в Анну и пустила слезы. Женщина растрогалась и прижала девочку к себе.
– Пусть со мной посидит, Машенька. Маленькая она, не помешает…
Царица недоверчиво оглядела чадо, но видя, что громкого рева нет, просто девочка не хочет расставаться с теткой, махнула рукой.
– Ладно уж…
Вот и сейчас, будучи потискана Анной, Софья устроилась у нее в ногах играть с книгой. То есть она читала, переворачивая страницу, и выглядело это так умилительно, что Анна погладила племянницу по голове.
– Как будто и правда читает, ты посмотри, Машенька…
– Да, кормилица ее мне сказывала, что Сонюшка книгу со слезами требует, но ни одной странички не порвала, все осторожно, аккуратно так…
– Умненькая она у тебя…
– Ох, Нюша, да что в этом толку? Хоть и умная, а девка ведь! Так и засохнет… Дите у меня сейчас под сердцем – каждый день молюсь, дал бы мне Боже мальчика. Наследника еще одного.
– Ради Алексея?
Уголки губ матери опустились. И не царицу в роскошных нарядах и жемчугах видела перед собой сейчас Софья, нет. Обычную женщину, не слишком-то счастливую в браке. Не любимую мужем и потому боящуюся за свое положение, за своих детей…
– Ох, Аннушка, сама ты понимаешь,… сыновья мне нужны. Димушка и года не прожил…
– Анна, не гневи бога. Алешенька у тебя замечательный. А девочки… дал бы мне бог детей – я бы так благодарна была! Я уж и молюсь, и пощусь, да только грешна я. Знаю, грешна. Не люблю я Бориса Ивановича…
– Многое он для нас сделал…
– А счастья все равно нет, как и не было…
Женщина вытерла слезинку. Только вот рука ее в роскошном рукаве сгибалась не слишком хорошо. Царица заметила это и вскинула брови. Вопрос не прозвучал, в теремах и у стен есть уши, но Софья поняла его без слов.
– Бьет?
– Лютует…
Софья молчала, слушая, как жалуется Анна. О, она бы могла посоветовать многое, но кто прислушается к словам трехлетнего ребенка? Хотя и зря. Вариантов была прорва, начиная с самого простого. Родить мужу ребенка от конюха. Или от свинопаса, ибо лучшего не заслужил. Ничтожество потому как. Бить женщину, если она тебе ничего не сделала, – подло. Увы… Анне это в голову не приходило – и зря.
Потом принялась жаловаться Мария – и тут уже дела были поинтереснее.
Строго говоря, терем оказался поделен на четыре партии. Первая – партия собственно царицы. И еще три – трех золовок. Анны, Ирины и Татьяны Михайловны. Ирина, старшая сестра царя, и была как раз той самой, которую неудачно не выдали замуж. Естественно, у нее было тайное свидание с принцем Вольдемаром, и так же естественно, что девчонка влюбилась по уши. О своей великой любви она могла говорить без перерыва на сон и еду. Но властолюбия и дури у нее хватало, так что проблем она царице доставляла немало. Анна Михайловна была обычной серенькой овечкой. Конечно, у нее имелись свои присные и свои заскоки, но в остальном – жила как кактус. Смирилась и хоть не пакостила. Постилась, молилась, одним словом – мозг выносила только себе.
Самой противной была Татьяна Михайловна.
Одаренная художница-портретистка, она была по уши влюблена в патриарха Никона.
Тут-то Софья и навострила уши. Никон? Ага…
Про него она кое-что знала, кстати, от отца Федора. Тот рассказывал, что большей глупости, чем раскол, церковь и не придумала. Бог един, а они, идиоты, занялись, чем не надо бы.
Да какая отцу разница, как ему ребенок крестится? Было бы чадо здорово, да умно, да поступками добродетельно, а остальное – от лукавого.
А сколько людей из-за этого погибло? Сколько самосожглось? Сколько… да до сих пор этот раскол аукается. А все потому что Никон тянул в одну сторону, да слишком себя вознес, а в другую потянул потоп… протоп… вот! Протопоп… а как же его? Вот тут Софья и пожалела, что слушала вполуха. Да не до попов было, когда контракты горели и сделки миллионные заключались. Имя у него еще было такое…[6]
– А боярыня Феодосия все протопопа Аввакума слушает…
Софья едва не взвизгнула: «Бинго!!!» И принялась слушать еще внимательнее. Феодосия Морозова оказалась замужем за братом Бориса Морозова – Глебом. Была она также моложе супруга чуть не на тридцать лет, но ей повезло больше. Хотя бы раз супруг попал в цель, потому как у Феодосии имелся сын Иван. И если Татьяна Михайловна была полностью загружена Никоном, то эта – Аввакумом. Естественно, будучи в оппозиции, Феодосия больше во дворец не ходила, зато давила на жену брата. Анна отпихивалась руками и ногами от всех старообрядческих веяний, но дури (простите, религиозности) у боярыни хватало, так что девчонке доставалось и с этой стороны.
Ну, тетка попала…
Царица утешала сестру, как могла, но та только вздыхала. Своих детей у них с боярином не было, так что после смерти Бориса Морозова – а тот все чаще хворал и чем больше болел, тем лютее становился, – все состояние должно было перейти сыну Феодосии – Ивану. Так что Анна оставалась еще и почти нищей. Ну ладно, не нищей, да и сестра не даст пропасть, но все-таки…
Тоскливо было на душе у царицы.
Софья же, перелистнув для вида страницу, сделала себе мысленную пометочку. Это для местных религия есть священная корова. Для нее же… инструмент типа топора. И она будет тесать своего Буратино любыми методами. А почему – нет? Просто – почему?!
Есть вера. И аксиома то, что Творец есть. Или кто-то сомневается? Не стоит. Он есть, он существует, вот только что непонятно было Софье – на каком основании кто-то считает, что он и только он знает, как правильно верить? Истинная вера христианство? А может, индуизм? Или ислам? Простите, вот лично Софье Бог на эту тему ничего не сообщал. Поэтому довольно трех простых убеждений.
Бог – есть.
Не стоит множить в мире горести и злобу.
Не делай другим того, чего не желаешь себе.
Если подумать, то уже немало. А остальное… да какая Богу разница, какой рукой и в какую сторону ты крестишься, на каком языке молишься и во что одет? Самаритянин оказался добрее левитов… а ведь самаритянин…
Поэтому Софья собиралась использовать раскольников в своих целях. В каких?
Сложный вопрос. Да хоть бы и из терема вырваться и замуж за границу выйти. А почему нет? А там посмотрим…
Без мужа, без семьи Софья в том времени не обошлась и в этом не собиралась. Может же найтись такой, как ее Володька? Который принял ее, как равную, с которым они поделили дело и постель – и работали вместе, весело и с огоньком. И строили, и любили друг друга, и сына родили… в этом времени она своих детей воспитает по полной. Чтобы не были размазнями и слюнтяями! Вот!
Но за размышлениями Софья не переставала впитывать информацию.
Никона Собор снял. Собор – это вроде Госдумы?
Патриарх ждет, что его позовут назад, царевна Татьяна тоже того же ждет, а потому совершенно невыносима. Выедает царице мозг, чтобы та на мужа повлияла, ну и ее сестрам достается. А как царица повлияет? У нее самой номер десятый…
Но на обстановку это все равно влияет. А кому разгребать конфликты и проблемы? Да царице. А она еще, как нарочно, рожает одних девок – и муж шипит гадюкой.
Софья не удержалась. Подобралась поближе, положила матери руку на колено.
– Се бует холосе, мама…
Перевод женщинам не потребовался. Мария вздохнула, вытерла слезинку. Хоть и не любила она Софью, но… тут и от ребенка ласковое слово приятно услышать.
Вскоре женщины разошлись, а Софья отправилась к себе. Сидела, думала, жалела, что нет бумаги. Ей бы сейчас хоть заметочки написать… все равно никто не поймет, о чем она… Хотя – цыц!
Не стоит думать, что тут все идиоты. Она же разобралась со старославянским? Разбирается, во всяком случае. Значит, и на ее записи умники найдутся, невелика проблема.
И начнется. Языческие письмена или сатанизм, что тут больше на слуху… нет уж. Тренируй память, мелочь с ушами.
* * *
Уже ночью, лежа у себя, Софья пыталась вспомнить все, что знала о расколе.
Однозначно, был протопоп Аввакум и боярыня Морозова. И ее то ли сожгли, то ли в монастырь заточили – хвост ее помнит. В памяти только картина, где полностью озверевшая тетка воздела вверх два пальца, а вокруг толпа народа.
Но вроде как… Софья изо всех сил напрягала память, вспоминая, что говорили на уроках. Было ведь, было… однозначно – судил Морозову царь Алексей Романов. И его еще уговаривали пощадить тетку, мол, баба-дура, но он отмахивался. Мол, хоть она и дура, это понятно, но достала она меня до последней крайности. Вот и пусть огребет.
И был этот Алексей отцом Петра, которому и оставил в наследство раскол. Софья кусала губы. А ведь из глубины памяти и кое-что другое выплывало.
А именно – роман Толстого «Петр Первый». Читать женщина не любила, но… кто бы нас спрашивал? Пришлось в свое время одолеть, и она помнила, что у Петра были контры со старшей сестрой. Софьей, ептр!
Пальцем тыкать надо – или сама догадаешься?
Кажется, она наконец определилась, где и когда. Но если кто-то скажет, что это доставило женщине удовольствие, – плюньте ему в наглую рыжую морду. Два раза. Софья смотрела в цветные стеклышки окна – и в голове мерно отщелкивали невидимые костяшки четок.
Я – Софья Алексеевна.
У меня будет брат Петр, с которым я буду бороться за власть.
Он победит и меня убьет. Или заточит в монастырь? Я не помню сейчас, не помню… Помню только, как он рубил боярам бороды и как воровал Меншиков. Но вот что стало со мной в том мире?
Что стало со мной в будущем, и как мне поступать, чтобы этого избежать?
Не знаю, ничего не знаю, и не спросишь, не прочтешь…
Приступ отчаяния длился недолго, слишком уж нехарактерно это состояние было для женщины. Пусть тело детское – разум в нем вовсе не маленький. Вскоре Софья успокоилась, вытерла противные слезы – надоедливая реакция на любой стресс, видимо, это очень эмоциональный ребенок… был, и принялась составлять план действий.
Что в плюсе? Она уже родилась, Петр еще не родился. Время на ее стороне.
Что в минусе? Отсутствие знаний. Она еще не одну ночь проведет, припоминая все, что знает из истории, но сейчас уже понимает, что прорех в ткани знания больше, чем собственно нитей.
Софью прежнюю на трон посадили стрельцы, но она там не усидела. Кажется, так… Петр победил стрельцов потешными полками и разогнал или повесил. А еще… если Софья была у власти – у нее была команда. Разве нет? Обязана была быть.
Но про команду ничего не вспоминалось, зато все чаще выплывал толстовский Петр. Кажется, у Софьи был любовник – как-то на «гэ»… и какой-то поп… имен Софья, хоть убивайте, пока не припоминала. Да, память ее идеально подчинялась хозяйке, но не вспомнишь же ты, какого цвета были штаны на ректоре на торжественной линейке? Для тебя это не имело никакого значения – вот память и не озаботилась. Или просто убрала эти сведения так далеко, что придется перерывать весь чердак воспоминаний и растребушить все коробки. Сейчас ей ничего не припоминается, потом, возможно, что-то всплывет. И все же, все же… нет у нее ощущения, что у Софьи было много своих людей. Почему так?
Почему?
Потому что царевны заперты в тереме и слово «свобода» по отношению к ним можно даже не применять?
Потому что Софья-первая была ограничена своим временем?
Или были еще какие-то причины?
Не знаю, не знаю… Чер-р-р-рт!
Девочка вскочила и нервно заходила по комнате. Полы холодили пятки. Хорошо хоть она убрала из своей горницы служанок. Со слезами, со скандалом, но убрала. Теперь никто не сопел над ухом, никто не видел, что царевна ночью вместо сна отжимается, прыгает через самодельную скакалку или ходит по комнате, бормоча себе под нос странные заклинания «еж твою медь», «расплетай», «песец» или что-то в этом духе.
Итак, что надо делать?
Первое – команда. Свои люди, которые ценнее золота. Вот они с Володей были друг у друга, но они сразу подбирали себе и бригады, и управленцев, по институтам ездили… откуда тут институты?
Нет… и не будет еще долго. А уж про женское образование молчим. Старшая сестрица Евдокия… оценила Софья ту коровушку. Десять лет девке, шить умеет, а буквы едва выучила. Читать до сих пор по буквам пробуем. Аз да рцы – ар да буки – арб или абр?..
Не-ет, на родственников полагаться можно, но не нужно. Не тот народ… или тот? Если попробовать обработать кого-то из младших? Алексея, например?
Кстати, а тот ли это Алексей?
Или уже у ее брата родится сын Петр?
Черт его знает…
Ладно. Будем исходить из худшего. Но своя команда нужна в любом случае. И… летучий эскадрон?
Софья остановилась. Мозги заработали на полную мощность. «Летучий эскадрон» Екатерины Медичи, компания баб, которые в постелях могли выведать любую информацию… пройдет ли это здесь?
А почему нет? Только не в той форме, в которой их продвигала Катька. Придворные проститутки на Руси не нужны, а вот женщины, которые желают лучшего для своих детей… ведь голод, бунты, кровь затрагивают всех… на что готова женщина, чтобы обеспечить своей кровиночке сытое будущее, качественное образование и хорошую работу – гарантию сытой и спокойной жизни?
Можно не отвечать.
А ведь еще можно то же самое и с парнями продвинуть. Жаль, что на Руси нет культа прекрасной дамы. Хотя местные красотки… м-дя…
Лицо белим в три слоя, поверх рисуем брови, губы и щеки, зубы вообще зачернить, чтобы лицо белее казалось, – полный абзац. И травятся красотки совершенно самостоятельно. Составляющими данных косметических радостей. Еще и свинцовые расчески, а кое-где и посуда… красотень!
Радости времен Медичи и Борджиа – травить никого не надо, сами передохнут…
Софья нервно заходила по комнате. Вырисовывалась интересная картина, которую она вполне сможет сложить. Но!
На такие радости нужно согласие нескольких человек. И начать надо с братца Лешеньки и его воспитателя. Если получится ломануть этих, то потом можно будет добраться до папы и коллективом выканючить то, что ей нужно.
Да-да, именно ей. Не принято тут как-то о финансах и политике думать в возрасте до пяти лет – и нигде не принято. А вот она – думает, да и кто б не думал, в сочетании с перспективой просидеть в заключении в тереме весь остаток жизни?
Итак – план действий прост. С завтрашнего дня беремся за братика Лешу и его воспитателя дядю Федю Ртищева. Хм-м, Дядя Федор, Пес и Кот весело идут в народ? А идея… Если получится приручить этих двоих, то и с остальными можно будет попробовать. Хорошо и то, что отец пока в отъезде, лучше на всякий случай подготовить программу полностью. Софья еще не знала, что собой представляет Алексей Михайлович Романов, но лучше ориентироваться на худшее – то есть дубовость и патриархальность. И проводить свою линию развития. А вот как?
Ничего, кое-какие наметки есть, с остальным разберемся.
Если бы кто-то увидел сейчас девочку, то сильно поразился бы коварной, вовсе не детской ухмылке на нежных розовых губах. Но Софью никто не видел. Вот и не надо, ни к чему это…
Рано, пока еще рано…
Софья заснула с довольной улыбкой, чтобы проснуться и идти в церковь.
* * *
Идти – это и значило идти. Примерно половину пути Софья проделывала на своих ногах. Да, не слишком быстро, да Груне приходилось тяжко, потому что девочка то просилась на ручки, то требовала идти самой, ну да ладно, потерпит. Нельзя, чтобы ее везде на руках таскали и тетешкали. Так и ноги атрофируются за ненадобностью.
Молитва закончилась, потом возвращение в покои, завтрак, а потом…
Чем можно заинтересовать ребенка?
Игрой. А маленького? Простой игрой. Алексей сидел на руках у няньки и слушал сказку – что-то ужасно занудное из жизни богатырей. Раз махнет – улочка, отмахнется – переулочек… комитета градостроительства на такого богатыря не было, факт. Они б ему прописали и улочку, и закоулочек…
Самая простая игра. Наперстки. Три наперстка кручу, бусину найти хочу… матчасть обеспечила Марфа. Откуда она что взяла – неважно, важно было другое. Заинтересовать…
Смешно, но вот эту игру Софья знала. В общаге когда-то научилась, и как в нее разводят – тоже. И играла с Груней, которая неотлучно находилась при царевне, то угадывая, то промахиваясь, но рядом с Алексеем, поглядывая на него краем глаза. И – заинтересовался.
Софья едва не взвизгнула от восторга, когда Алексей почти перестал слушать няньку. А потом и выдрался из цепких ручек, и встал рядом.
– Тут.
Проиграл, естественно. И попробовал еще раз. И еще…
Дальше Софья умело чередовала проигрыши и выигрыши, так, что забавы хватило часа на два. Потом взялась учить братца, правда, поддаваясь – и так они продурачились до обеда. Инвентарь – наперстки с бусиной остался у Софьи, так что на следующий день Алексей опять попробовал поиграть с сестренкой. Софья, недолго думая, научила его еще и старинной игре «камень, ножницы, бумага, грифель, пламя и вода…».
Отлично получилось, кстати…
На очереди были классики и резиночки. «Казаки-разбойники» все-таки пока перебор. А то, что резинок пока нет, – тоже не беда. И тесемками обходились, когда надо было…
Софья приручала ребенка и мрачно думала, что это ей наказание свыше. Со своим сыном не возилась? С чужими детьми будешь заниматься! Да не по принципу «продержаться до прихода родителей и спихнуть дитятко», а с чувством, с толком, с расстановкой, чтобы ребенок к тебе привязался и полюбил. Не нравится? Ты бы лучше шесть раз смету на строительство торгового центра пересчитала? А выбора нет… не дают…
Пришлось ломать себя через колено и заниматься с мальчишкой. Играть, соревноваться, учить…
Одним словом, через неделю царевич был вполне ручным и с удовольствием то сам приходил к сестренке, то отказывался с ней расставаться. Какой главный ключ детей?
Интерес.
А с Софьей ему было интересно, вот и весь сказ. Былины надоедали, дядька, который пытался учить, – тоже, няньки – злили, а девочка была источником новых забав.
Скакалочка. Несложно? А вот вы попробуйте то так, то этак, с перехлестом, с поворотом… это Софья уже могла. Алексей пока не мог, но уступать пигалице?
Царица, к счастью, принемогла. Беременность протекала тяжело, оно и неудивительно. Каждый год по ребенку – тут лошадь загнется, не то что женщина, а без нее никто к детям не лез.
Анна сидела с сестрой, когда приезжала, царевны Михайловны тоже, к везению девочки, занимались своими делами – они вообще поделили сестер, и Татьяна опекала Марфу, а Ирина – Евдокию. Старших Софья собиралась им оставить, лишь бы не лезли, младшими занималась Анна Никифоровна, а вот они с Алексеем пока осваивали общество друг друга.
А потом, постепенно, Софья смогла и переключиться на дядю Федора.
Произошло это случайно, ну, как… почти закономерно, что если царевич и царевна много времени проводят вместе, то дядька, позвав учиться одного, наткнется на умоляющие глазки другой.
– Дяенька… мона?
И глазки кота из Шрека состроить, даром, что ли, у Софьи в свое время такая заставка висела? Нагляделась… с секретаршей-кошатницей.
Что предполагал боярин Федор, Софья не знала, хотя и догадывалась. Впрямую царских отпрысков посылать не рекомендуется, даже более того – их надо слушать. Просто мелочь – она глупая и ее можно уболтать, подкупить сладостями, игрушками, погремушками… а если Софья уже не ребенок – она и действует не по-детски. И княгине Лобановой-Ростовской уже нет входа в ее покои, ибо чадушко каждый раз такой рев устраивает, что стены дрожат. А выходит княгиня – и тут же тишь, да гладь, да царевна улыбается солнышком… вот она и не заходит, чтобы не нарваться. И шпионок своих хоть и пытается подсунуть, но очень осторожно.
Так что Федор Михайлович собирался взять Софью с собой, а когда ей будет скучно и она поднимет рев или начнет шалить, – выставить ее с полным правом. И впредь уже разводить руками – мала царевна, глупа. Что с ребенка взять, рано ей учиться… щаз…
Софья с удовольствием осмотрела классную комнату. Интересные изукрашенные доспехи в углу, карта мира на стене, столик с книгами и удобным стульчиком, несколько полочек, лавку…
Туда Софья вмиг и залезла, заслужив первый одобрительный взгляд боярина. Как же – усаживать не пришлось.
А вот обучение местной азбуке заставило женщину изрядно загрустить. Каждой буквице соответствовала такая витиеватая картинка, что часто узнать ее потом в тексте было сложно, к каждой букве прилагался какой-либо поучительный стих на тему христианства древних времен… тоска…
Азбука Бурцова девочку порадовала гравюрой – изображением ученика, которого пороли розгами. Букварь Ивана Федорова заставил призадуматься – и она взялась за учебу.
Да, Псалтырь кое в чем помог ей. Но ведь не во всем, далеко не во всем…
Некоторые буквы как оставались ей неизвестны, так и… м-да, надо бы поработать…
И Софья принялась вслед за Алексеем достаточно четко произносить буквы, а потом на слух и учебные стишки. Картавила, конечно, безбожно, ну, так никто ж толком не развивал. Это все еще впереди…
Сначала мальчишка косился, да и воспитатель тоже, но потом включился соревновательный элемент – и занятия пошли куда как веселее. Два часа промелькнули как один, и когда пришла пора царским чадам полдничать – Софья сама подошла к боярину.
– Моня завтья? Есе моня?
Колебания боярина были вполне ощутимыми. Но через пару минут он… кивнул!
Софья потерла руки – мысленно, исключительно мысленно! – и предложила Алексею:
– Напейгонки?
Дождалась кивка и выдала уже вполне знакомое Алексею:
– Пьиготовись! Собьайся!! Бегом!!!
Бегать в длинном платье было неудобно, ну так юбку и подхватить можно. Главное – другое. Чтобы Алексей начал воспринимать ее как подругу, сестру, необходимый элемент декора… да хоть кого, лишь бы не выставили!
Потому что в углу классной комнаты Софья увидела очень знакомый предмет. Нечто, похожее на шахматную доску… и вот тут-то начал складываться коварный план.
Так получилось – в детстве Софья виртуозно играла в карты. А вот выйдя замуж… Володя карты терпеть не мог. Зато обожал шашки, шахматы, нарды… пришлось им заключить первое супружеское соглашение и начать учиться друг у друга.
Карты Володя освоил сразу. И даже начал уважать преферанс, немного. Софье же пришлось куда хуже. Сквозь шахматные премудрости она продиралась, как медведь через кусты – оставляя на каждой иголке лоскутки кожи – времени, и клочья меха – самомнения, но выучилась. Идеальной ее игру назвать было нельзя, но в припадке вдохновения она составила бы проблему даже для опытного шахматиста.
Поэтому дня четыре Софья сидела смирно, завоевывая сердце дяди Федора. Ну а заодно и осваивая азбуку, которая с ее помощью намного веселее пошла и у царевича. Чего стоило одно предложение – мол, я букву изображаю, а ты попробуй угадать. А потом наоборот?
А еще…
Нет, всех игрушек своего времени Софья не помнила. Но вот про кубики с буквами знала. И здесь их не было, а зря. Виселица, эрудит… хорошие ведь игрушки, разве нет?
Намек дяде Федору пришлось подавать три раза. Первый – Софья нарисовала каждую букву на отдельном листе бумаги и принялась их двигать и складывать. Потом загрустила – мол, неудобно. Стола не хватает. Вот, были б они поменьше…
Дядя Федор, не будь дурак, оценил идею – и помог детям нарисовать поменьше.
Расположились уже на ковре с таким густым ворсом, что в нем нога по щиколотку тонула. Но хватило идеи на день-полтора. Потом Софья опять стала страдать, что рвутся…
А вот если бы на дереве…
Сами-то буквицы из дерева вырезать тяжко, а вот если на дереве, да покрасить…
Примерно через пять дней у ребят был полный набор буковок, а потом и второй. Заказать плотнику кубики было несложно, а раскрашивали вместе, перемазавшись в краске по уши. Отмывались потом тоже вместе, в здоровущей царской мыльне. Брызгались, смеялись, кстати, тут было мыло – и Софья научила брата пускать мыльные пузыри через соломинку. За солому спасибо той же Груне.
Алексей был в восторге.
Федор Ртищев тоже был доволен. Ребенок учится, на уроках дурака не валяет, азбуку осваивает быстро и весело, а что вместе с царевной, так что б и нет? Царь-батюшка небось против не будет, когда узнает. Не дурочкой дочь растет…
Кстати, надо б еще и с цифирями такие ж кубики заказать, да побольше… а можно и подарить на именины…
Довольна была и Софья. Брат приручался, недалеко то время, когда он вообще без Софьи жить не сможет.
Довольна была ее кормилица Марфа. И при деточке, и деточка довольна, и власти над ней почти нет – ребенок на ее защиту соколенком бросается. Чуть что – крики, плач, возмущение, так что притеснять ее и не пытаются.
Довольна и Груня. Была постельницей, каких много по терему бегает, стала личной служанкой царевны. Была Груня – стала Аграфена Тихоновна.
Справедливости ради, были и недовольные.
Например, княгиня Лобанова-Ростовская, которая хоть и не лезла, но шипела гадюкой. Софье на это было начихать два раза. Разберемся. Вот будет создавать проблемы, тогда и перебеседуем.
Недовольны были девки, которых княгиня хотела пристроить к Софье, но потерпела поражение на всех фронтах. И Софья понимала, что ей придется как-то это нивелировать, но потом, позднее. Пока еще не та степень недовольства, чтобы дойти до взрыва.
Пока надо крепить свои позиции…
* * *
Эта игра называлась тавлеи.
С шахматами она имела общего разве что клеточки, а в остальном…
Доска была больше. Не восемь на восемь, а девять на девять – это маленькая и девятнадцать на девятнадцать – большая. Черные и белые фишки, в центре доски находится один Князь-камень. Дальше варианты различны. Для 9х9 его берегут восемь черных защитников, а нападают шестнадцать белых. Для семнадцатиклеточного квадрата число увеличивалось – защитников было уже двадцать четыре, а нападающих сорок восемь. Двигались фишки по принципу ладьи. Исключение составлял Князь, которого надо было вывести из окружения, разгромив превосходящего противника.
Естественно, когда Софья проявила интерес к игрушке, боярин Федор покачал головой, мол, не поймешь. И не играют женщины на Руси в шашки-шахматы золоченые…
Софья хлопнула ресницами. А как же басня про Василису Микулишну? И принялась ныть с удвоенной силой, пока боярин не сдался. Когда заниматься?
А вот вместо послеобеденного сна… ну пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-а-а-алуйста…
Ртищев только рукой махнул. Ладно. Пару раз с ней сыграть, не поймет да и отвяжется…
Потому от первого визита в покои царевны он многого и не ожидал. Уж точно не того, что будет усажен, как дорогой гость, что служанки будут суетиться вокруг, а Софья будет слушать с вниманием, достойным не трехлетнего ребенка, а скорее, боярской думы.
А потом еще и повторять за ним. И требовать разъяснений там, где непонятно. А потом еще и играть пробную партию.
К концу второго часа с боярина пот ручьями хлестал. С Софьи, впрочем, тоже. Но расстались они взаимно довольные. Софье надо было научиться. Боярину же…
Приятно учить, когда тебя понимают, внимательно слушают, оценивают по достоинству… одним словом – на следующий день встреча повторилась. И еще через день, и еще…
Нельзя сказать, что Софья стала мастером тавлей. О нет. Но чувствовала она себя более-менее свободно, оставалась практика. А еще – соединение знаний, которые были, с новыми. И вот это дало совершенно неожиданные результаты.
Сицилианская защита и французская система, гамбиты Мора и Таля, ферзевый гамбит и Каро-Канн… применимы были, дай бог, процентов двадцать из ее опыта. Но там, где можно было их соединить, – результаты были совершенно невероятные. Боярин удивлялся, ужасался, ахал… и восхищался ученицей. Ему пока позволял выигрывать опыт, но подозрение, что это ненадолго, тоже было.
Но ведь ребенок же…
Шахматы о возрасте игрока не знали. Они с одинаковой охотой повиновались как руке трехлетней девочки, так и руке боярина, разменявшего шестой десяток. И очень быстро послеобеденная партия стала привычной для Софьи и боярина Федора. А там и для второго царевичева дядьки, Ивана Петровича Пронского.
Сначала-то мужчина и слышать не хотел про Софью Алексеевну, но потом, когда Алексей Алексеевич решительно отказался обучаться без сестренки, призадумался.
Обычно не возникает такой близкой дружбы между мальчиками и девочками, между шестилетним мальчишкой и трехлетней малявкой. Нет общих точек соприкосновения. Но тут они нашлись.
Так что, решив почитать Алексею книгу о пушках, Иван Петрович столкнулся с сопротивлением. Царевич потребовал позвать Софью, после чего повторилось то же, что и с Федором Михайловичем. Сначала – пусть сидит, потом выгоню. Потом – нет, не выгоню, при ней царевич лучше слушает…
Хотя о пушках Софье было откровенно неинтересно. Ладно бы хоть оружие было. А то… заряжать ее – и то десять минут.
Пушка, мортира, бомбы, гранаты, ядра…
Софья мрачно думала, что ей здесь жить. А потому и знать надо, что да как… ну и брата приучать к себе. Так что вопросы сыпались из нее десятками – и она начинала уважать воспитателей царевича. Неглупые, серьезные мужики. Каким бы ни был Алексей Михайлович, но учителей он сыну подобрал правильно. Знания они в голову вложат, потому что сами и пороха понюхали, и кровь проливали. М-да, с таким оружием и Русь ведь выстояла. Гордость берет за своих предков.
Эх-х-х, тяжко жить на белом свете, когда тебя не волнует военное дело. А надо. Если не знаешь, чем и как защищаться, то тебя сожрут…
Самое забавное началось, когда Иван Петрович ради смеха решил сыграть с Софьей в тавлеи. Умный мужик с самого начала внял предупреждению Федора Михайловича и отнесся к игре серьезно. Но Софье это не помешало разгромить его в длительной и жестокой борьбе. Вторую партию проиграла уже она. В третьей получилась боевая ничья, но игроки остались довольны друг другом. И играли теперь регулярно. Глядя на них, стал интересоваться и царевич Алексей.
Получалось у него плохо, но тут главное – упорство и желание, а мальчишка был способный. Софья даже иногда вздыхала. Был бы ее сын таким… или мог бы стать, займись она ребенком, а не бизнесом?
А, что толку плакать над пролитым молоком. Теперь она живет здесь – и здесь будет устраиваться.
* * *
Идиллию Софьи нарушила Татьяна Михайловна. Не со зла, нет. Так получилось. Татьяна Михайловна опекала царевну Марфу, но та была не слишком подвижна и активна. Этакая сонная черепашка. Оно и неудивительно.
Софья знала о пользе движения, проветривания, влажной уборки – и у нее в покоях все это исполнялось. А вот другие царевны были обычными детьми. Много может ребенок против компании взрослых, точно знающих, как ему лучше?
Да ничего не может.
Поэтому Марфа едва знала буквы, читать и не пыталась, кое-как начинала вышивать в светлице, а рисовать… Каля-маля – это лучшее определение ее творчества.
Сама Татьяна Михайловна рисовала отлично, будь они в XXI веке, Софья тут же предложила бы ей должность в дизайнерском отделе, но здесь…
Замуж – нельзя, гулять – нельзя; нет, оранжерея, конечно, есть, но там ведь напряжение не сбросишь, а куда оно переходит?
Мужчины в таком случае бьют морду. Женщины – стервят. И в данном случае…
У каждой царевны были свои покои. Небольшие, но личные. Старшие царевны, то есть сестры ныне правящего царя, жили в своих теремах. Личных и индивидуальных. Но в гости к царице приходили. А тут явилась Татьяна Михайловна к царице, напомнить еще раз, мол, царь-батюшка скоро возвращается, так ты походатайствуй перед ним за Никона. Ведь свет земли русской, веры православной в ссылку сослал…
Царица, будучи в состоянии нестояния – еще бы, на сносях, плюс перепады погоды и плохое настроение – ответила достаточно резко. Царь-де и сам знает, кого куда посылать и ссылать. Нет, все было вежливо, корректно, но лучше бы уж матом послали, как выразился один из прорабов, вылетая от Софьи после разноса. А теперь картина маслом: женщина после вежливого посыла ко всем чертям вылетает от царицы, идет к крестнице Марфе, но по дороге встречает княгиню Анну Никифоровну. И та начинает «понимать и сочувствовать», как это умеют только очень стервозные бабы. Мол, я вся на вашей стороне, вы завсегда правы, да, ваша крестница, Марфинька, ну такое чудушко, такая лапочка, такая умница… вот царевна Софья – та, конечно, не иначе, как в свою мать, а Марфинька – ангел небесный, добрая, умная, послушная, не то, что Софья, змеюка и гадюка…
Естественно, к чести Татьяны Михайловны, она не поверила сразу. Решила проверить. И наткнулась у Софьи на картинку. Сидят маленькая девочка, два бородатых боярина и учат малявку играть в тавлеи. Точнее – со всем усердием разбирают уже сыгранную партию. Тут же кормилица, тут же служанки, а Софья слушает с полным вниманием и прилежанием.
Грянул скандал.
И о его причине Софье долго догадываться не пришлось, как-никак Анна Никифоровна царевну провожала до покоев племяшки. Одного взгляда хватило.
Женщины на Руси не играют. И вообще игрища – от беса, и ни к чему они… одним словом – если бабе надо пар спустить, так она такого кобеля спустит, что собака Баскервилей мопсиком покажется…
Бояре сбежали первыми, и Софья их понимала. Вообще, шахматы были запрещены уж лет как сто, но по принципу «сухого закона». Водки нет, но если хочется, то еще как будет. Так же и со скоморохами, хоть Никон их и гонял, но ни музыку, ни народных юмористов извести не мог. В городах-то – да, могли и покритиковать, а в деревнях, в селах – там они ездили и работали.
Алексей Михайлович и сам играл, и достаточно неплохо, но объяснять косноязычным лексиконом трехлетней девочки стареющей тетке в приступе озверения, что она не права? Сами попробуйте…
Софья выдержала разнос с максимально смиренным видом и вскинулась, только когда Татьяна попробовала наказать ее служанок.
Гнать их поганой метлой из терема за допущение такого кощунства в отношении царевны и никак не меньше…
Вот тут Софья уперлась и сама пошла на тетку.
Гнать? Не дам! Мои слуги – мои слова. Моя вина – мой ответ. Говорила девочка по возможности более коротко, чтобы было понятно, но из ее слов Татьяна отчетливо уяснила главное.
Слуги делают то, что им царевна приказывает. Если она виновата – наказывать надо ее. И наказывать будет отец, а не тетка. Вот если царь-батюшка приказать или запретить изволит – тут Софья сразу же подчинится, а у царевны Татьяны тут таких прав нет. Она – не царица.
Так что служанок не трогать!
Сказано было максимально вежливо и корректно, но симпатий между двумя царевнами не прибавилось. Так что вылетела Татьяна как ошпаренная. Вопрос был сложным.
С одной стороны, она – царевна и вроде как старшая. С другой – она только сестра царя, а Софья дочь. Любимая сестра – Ирина, номер Татьяны – последний. Софью, конечно, он тоже не слишком любит, но на Татьяну вообще рассержен за мозговынос насчет Никона.
Одним словом – все зависело от того, кто первый накляузничает царю. Выпроводив тетку, Софья уселась на кровати в позу лотоса – не надо про медитацию, просто удобно, да и гибкость так лучше развивать – и принялась размышлять. Тут многое зависело от отца. В каком настроении приедет, что, как…
А мы все равно попытаемся все развернуть в свою сторону, в конце концов, пока Сонечка – симпатичный ребенок, а таланты еще ни одному чадушке не мешали. Главное, намекнуть, что все именно от папы, а то ж…
А тетке и княгине Анне надо бы гадостей сделать, да побольше, побольше… ничего, свои люди – сочтемся.
* * *
Софье повезло. Можно сказать – до невероятности.
Татьяна Михайловна действительно собралась проучить племяшку – для ее же блага, разумеется, ну куда ребенку в тавлеи играть? Лучше б молиться училась да шелками шить. И с этой целью подстерегала брата, чтобы первой поймать его по возвращении в Москву с охоты.
И – нарвалась.
Охота не удалась, и это еще мягко сказано. Кроме того, пришло письмо о капитуляции армии Шереметева под Чудновом – войска терпели поражение. Так что во дворец царь вернулся не в лучшем настроении.
А тут еще царица недомогает, лежит в попытках сохранить ребенка и ладаном ее так окуривают, что чихать хочется, любимая сестра Ирина тоже недомогает. Правда, по другой причине – простудилась, бедолага, на два вдоха – три чиха. Зато Татьяна брата видеть очень сильно желает.
Увидела… на свою голову.
Хоть и прозван был в истории царь Тишайшим, но вот беда – к его характеру это особого отношения не имело. Прозвище – и только. А в остальном был Алексей Михайлович достаточно вспыльчив, жесток, но отходчив и как все слабые характером люди винил в своих бедах окружающих, а потому Татьяна пришлась совершенно не ко времени.
Нет, сначала-то все было прилично и тихо.
Чинный визит в царевнины палаты, не менее чинное чаепитие и похвала новым рисункам. А вот потом Татьяна плавно перешла к племяннице.
Мол, Марфинька умница, а вот Софья… ИГРАЕТ В ТАВЛЕИ!!!
Естественно, царь не поверил. А кто б на его месте сразу же согласился? И не положено девочкам, и возраст не тот, и вообще… одним словом – царь сестру поднял на смех – и вот тут Татьяна Михайловна допустила ошибку. Принялась сначала убеждать, что Софья не играла с фишками, а именно, что играла с учителями царевича.
Что это распущенность во дворце виновата. И вообще – ужас и кошмар. Был бы здесь собинный друг государя, патриарх Никон, никогда б такого позора не было… Зря царь от него отрекся и умных советов более не слушает…
И вот тут влипла по полной программе.
Потому как разлад со старым другом Никоном давил на душу царя, хотелось и справедливость соблюсти, и, опять же, царское достоинство не уронить, да и кто взамен него патриархом будет, тоже еще вопрос…
Царевне было выдано про бабий – читай – куриный! – ум, про недопустимость лезть, куда не надо, и не просят, и не приглашают, про…
Одним словом – вспыльчивость у Романовых была фамильная, но поскольку царь всегда прав…
Татьяна осталась глотать слезы, а царь решил-таки наведаться и к родному ребенку. Заодно наследника повидать, благо пока он еще жил с матерью…
Софья о визите царя узнала почти сразу – Марфа примчалась и заахала, мол, царь-батюшка идет. План сложился мгновенно. И когда дверь распахнулась перед царем, какую же картину он увидел?
Софью.
В одной рубашонке стоящую на коленях перед иконами и картаво, но очень тщательно выговаривающую слова молитвы.
Гнев погас, как и не бывало. Софья это затылком почувствовала. Дверь открывалась резко: явно человек, стоящий за ней, был рассержен. Но такая картина…
Софья продолжала проговаривать слова, затылком чувствуя взгляд. Потом произнесла заключительное «аминь» и повернулась. И с воплем «Тятя!!!» бросилась мужчине на шею.
Алексей Михайлович Романов подхватил дочь на руки. Поцеловал в нос.
– Здравствуй, малышка…
Был Романов достаточно высок ростом, голубоглаз, откровенно толстоват, лицо окаймляла подстриженная и ухоженная темно-русая бородка, в уголках глаз прятались морщинки, но цвет лица у него был не слишком здоровым. Печень или почки? Вроде отеков нет, скорее печень…
– Тятенька… я скусяла…
Отцы и дети в чем-то ужасно одинаковы, сколько бы веков ни прошло и какое бы положение ни занимали первые. Софья была осмотрена со всех сторон и вынесен вердикт: «ты так подросла…»
Отец тоже был осмотрен со всех сторон, и ему было нагло заявлено «тятя, я тебя любью»…
На том бы встреча и кончилась, но тавлеи…
Которые, кстати, не особо спрятанные, лежали на столике в горнице.
Естественно, как и любой отец, Алексей Михайлович поинтересовался – умеешь? Софья гордо закивала и принялась расставлять фигурки из мрамора. Потом зажала две в кулачках и вытянула вперед, предлагая отцу выбирать…
Ей выпало защищаться.
Первая партия прошла с разгромным счетом в пользу Софьи. Естественно, потому что от трехлетнего ребенка такой прыти не ожидаешь – и получаешь по полной программе.
Вторую Алексей Михайлович свел вничью. Третью выиграл и посмотрел на девочку уже другими глазами. Талант…
Романов был вспыльчив, но отходчив и мог каяться. Сорвался он на Татьяне, и сложись все в покоях дочери иначе, Софье досталось бы тоже по полной программе. Но младшей царевне повезло. Сначала молитва… а учитывая религиозность мужчины, она сыграла роль успокаивающей мантры, потом умиление и любовь… одним словом, вся отходчивость, которой бы пролиться на Татьяну, досталась Софье.
– Да ты у меня умница…
– Мафа говоить в тятю…
Получалось невнятно, но похвала – она любому отцу приятна. Естественно, что все положительные качества у ребенка только от отца. Ну, может, глаза или там уши от матери, а все остальное – от папы, это каждый отец знает…
– А кто тебя научил?
Говорить пока получалось невнятно, но Софья вкратце рассказала, что училась вместе с Алешенькой и тут же умоляюще сложила ручки.
Тятенька, можно мне учиться вместе с братиком, пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-а-алуйста.
Я буду очень хорошей, буду молиться и поститься, буду кушать кашу и надевать шерстяные носки – опять-таки, список не сильно меняется с течением времени и женские методы тоже.
Алексей Михайлович только рукой махнул. Мол, если дитятко просит – ну, поучись пока… скажу я Алешиным учителям, а о братике ты что скажешь?
Братик хороший, как папа…
А чему тебя еще научили, кроме тавлей? Молитвам? О Боженьке рассказали? А чему бы ты научиться хотела?
Языки знать? Чтобы со всяким человеком поговорить можно было? Вроде как и незачем, но если ребенок так уж просит…
Одним словом, встреча закончилась в пользу Софьи. Но то, что Татьяна Михайловна затаит злобу и постарается отыграться, Софья даже не подвергала сомнению. А кто бы на ее месте остался благородным?
* * *
Теперь уроки Алексея Софья посещала со всем возможным правом. И училась прилежно.
Глядя на такое старание, за ней тянулся и царевич, а его дядьки только головами качали. Коллективом всегда усваивать материал проще и интереснее, Софья умудрялась помогать брату – и в результате, когда спустя месяц царь решил узнать, как там учатся дети, он оказался приятно изумлен. Нет, он отлично понимал, что детей хвалить принято, что царских детей ругать не станут никогда и даже если царевич носит гордое прозвище «барана», ему так категорично никто ничего не скажет. Но и таких похвал…
Дети освоили букварь и занялись чистописанием.
Дети бойко считают до ста.
Дети интересуются латинским, польским и франкским языками. Почему два последних? Так вдруг воевать придется?
Царевич просто гениален, весь в отца.
Царевна? Тоже в отца, определенно. Удивительно живой ум, ей бы мальчиком родиться…
Алексей Михайлович покачал головой, но спорить не стал. Распорядился попробовать учить других царевен, но благое дело заглохло не развившись. Царевны учиться просто не хотели. А зачем бабе учение? Умела б вышивать да молиться…
Разве что младшую сестру Софья пыталась приучить, но получалось плохо. Что поделать, все невеликие педагогические таланты Софьи уходили на брата и на остальных просто ничего не оставалось.
Также стоит отметить, что очень тяжело Софье не было.
На ней не лежали домашние заботы, ей не надо было работать – хотя это и было непривычно – с нее вообще по малолетству никакого спроса не было. Насколько тяжело для человека четыре-пять часов в день проводить с ребенком, за которым не надо ухаживать, с которым надо просто играть?
Не настолько и сложно.
Правда, иногда ее настигали приступы страшной головной боли, но она так рассудила, что это просто перегрузка. Все-таки обычно трехлетних детей так не нагружают, а она себя перегружала. Ну и ладно! Прорвемся!
Учеба давалась Софье легко. И она могла интересоваться тем, что было важно.
С кем граничит Русь? С кем воюет? Мирится? Договаривается? Торгует?
Вопросов была прорва, ответов намного меньше. Но вскорости дядьки царевича привыкли, что Софья не совсем обычный ребенок и может понять, о чем с ней разговаривают, и перестали сюсюкать. Теперь ей объясняли внятно.
Софья медленно складывала картинку из кусочков – и та была печальна.
На данный момент на юге Русь имела Прикавказье и набеги татар. Обстановка на Кавказе, конечно, была не великолепная – вековые традиции? – но по крайней мере войны там не было, а Грузия так и откровенно пыталась присоединиться. Во всяком случае, русский царь именовался еще Иверским и Карталинским, Грузинским и Кабардинским[7]. Хотя толку с того было – чуть. Название звучное – и только-то.
На востоке – Сибирь и Китай. Там пока ничего не ясно.
На юге – Речь Посполитая и Османская империя.
Гадость жуткая. Война за войной – за границы и территорию. Одним словом, звание почетного геморроя Российской империи им можно было присваивать. Одно на двоих, ага…
Украина, кстати говоря…
Софья честно расспрашивала, что и как, и выяснилась печальная истина. Великой Украины, несмотря на все крики националистов, не имелось. Увы…
Правобережная Украина, Левобережная Украина, Запорожская Сечь и Слободская Украина – вот таков полный список. Территория – минимальна, навыки владения оружием – максимальны. Жить-то хочется, а от турок-османов – получать постоянно оплеухи – вовсе даже нет…
Воевали?
Да, собственно, и воюем. С Речью Посполитой. И ведь наших бьют!
Даром, что ли, папаша такой недовольный. Вообще конец 1660 года ознаменовался чередой поражений в русско-польской войне, и царь гневался. Сильно и метко.
Подходить к Тишайшему стало попросту опасно. От него доставалось всем, включая царицу и детей. Сестры и не подходили. И под это дело Софья решила провернуть свой личный план.
Какая проблема у всех российских государей?
Да опереться не на кого. А поддержка нужна. Свои люди нужны, кузница кадров – и как это обеспечить?
Только школой. А пробить эту школу можно было только через царя. Только вот никто Софье не дал бы реализовать ее идею, даже отец. Хоть упросись. Инерция мышления.
3
У автора под рукой есть текст на старославянском языке, но приводить его здесь просто не имею возможности, т.к. часть использованных там знаков не имеет аналогов на клавиатуре. Поэтому взят наиболее приближенный аналог. – Прим. авт.
4
Автор знает об отсутствии инквизиции на Руси. Не знает Софья, которая забила гвоздь на историю родной страны класса с третьего, т.е. абсолютно. – Прим. авт.
5
Конечно, кое-какие просветители и литература на Руси были. Но в том-то и дело, что Софье они пока недоступны. Трехлетний ребенок, в царском тереме… эротические рассказы и сексуальное просвещение? Не вяжется, простите. – Прим. авт.
6
Опять-таки, интерпретация фактов на совести Софьи, прошу не путать автора с персонажем. – Прим. авт.
7
Полный титул А.М. Романова – Божиею милостию, Мы, Великий Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Литовский, Смоленский, Тверский, Волынский, Подольский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя страны Повелитель, и государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств и земель, восточных и западных и северных, отчич и дедич, и наследник, и Государь, и Обладатель. – Прим. авт.