Читать книгу Палочки. Два рассказа - Галина Гриценко - Страница 2

Хрустящая тишина зимней ночи. Замерзшие, утонувшие в снегу улочки сонно и добро смотрят на нас желтыми глазами домов. Мы идём по дороге, не касаясь друг друга, завороженные звездным светом и своим молчаньем. Никого и ничего вокруг, словно все это – наши безраздельные владения.

Как глубоки, как чисты, как трепетны эти первые чувствования! Есть ли что-нибудь прекраснее случайного прикосновения, от которого метнется и растает снежинкой в теплых ладонях сердце; этих незначащих слов об учителях, о друге, который обязательно умеет делать что-то сверхъестественное. Но вдруг прервет разговор нечаянная встреча глаз – и вот уже нет ничего, есть только головокружительное падение в бездну этих глаз.

Слияние двух душ? Если оно существует, то только в эту минуту, когда глаза в глаза и стремительный бег земли под ногами.

«Я хочу подарить тебе одну звезду, – сказал он. – Она ничья. Ее никто не замечает. Видишь созвездие „Орион“? Три звезды на прямой? Веди эту прямую дальше вниз – вот она, очень маленькая звезда, но как она светится! Смотри, она сейчас голубая, нет, вот она уже розовая, зеленая – видишь? Это твоя звезда, я дарю ее тебе. Но она яркая только зимой».

И снова мы идем, выбирая самые дальние, самые затерянные улочки. Провалившиеся в сугробы деревянные домишки, в ледяной бороде водопроводные колонки и давние добрые друзья деревья, в наскоро наброшенных снежных платках, выбежавшие на дорогу проводить нас – вы, немые свидетели этого счастья – счастья первой любви.

Была и заветная скамейка. К ней приводила нас каждый вечер наша дорога. Здесь все было обитаемо, насыщено жизнью. Вокруг стояли дома, понимающе подмигивая окнами, зажженными светом все той же любви.

Прямо перед нами, сквозь жидкие заросли кустарника, робко пытающегося защитить нас, откровенно и буднично светится квадрат окна, где, как на экране, возникают кадры семейной хроники.

Но едва ли мы видели что-нибудь. Все это существовало в другом мире. Мы сидели каждый на своем конце скамьи.

– Вот ты всегда смеешься надо мной, прозвища там всякие придумываешь мне, – говорит он, неуклюже, по-ребячьи подбирая слова, – а я не обижаюсь и все терплю. А знаешь, почему?