Читать книгу Пока смерть не разлучит нас - Галина Романова - Страница 4

– Аль, я не поеду туда! – И бумажный самолетик, пущенный его меткой рукой, точно спланировал на стол начальницы отдела.

Вообще-то ее звали Елена Ивановна, Алена то есть. А он настырно звал ее Аля. Она часто возмущалась, но переделать своего подчиненного, с которым пребывала в одном звании и в одном кабинете, не могла.

Ну, любил он коверкать женские имена, очень любил!

Нину называл Никой. Галю – Гагой. Олю – Лелей. Алену – Алей. Риту – Маргарином и так до бесконечности. А на вопрос, почему он это делает, ответил как-то, что, поскольку женщины регулярно коверкают ему жизнь, он станет регулярно коверкать их имена. Мстя такая вот маленькая у него была, у капитана оперативника Грибова Анатолия Анатольевича.

– Поедешь, Толя, еще как поедешь! – ровным спокойным голосом парировала Елена Ивановна и щелчком двух пальцев отослала самолетик точно ему на стол, благо тот стоял напротив.

– Ну, что я там забыл, Аль?! – снова заныл Грибов, подпирая рукой щеку и с тоской глядя на начальницу. – Какой-то придурок из-за бабы вздернулся, а я при чем? Пускай там прокуратура пошустрит, ну и…

– Ну и ты!

– Че сразу я-то?

– Потому что больше некому. Ребята на задержании, ты один шляешься по отделению без дела. Чего с утра к проституткам в обезьяннике приставал?

– Я не приставал, а учил их жизни! – возмутился Грибов.

– Жизни?! Ты?! Вместо того чтобы воспитывать их и наставлять на путь исправления… – Тут голос Елены Ивановны стал много жестче. – Ты что сделал, а?!

– Я наставлял их на путь железнодорожный. – Толя поморгал, будто ничего не понимая, сложил губы трубочкой.

– Вот именно! Ты рекомендовал им, причем настоятельно, сменить точку и перебраться с улицы Воропаева в район железнодорожного вокзала! Почему туда, Грибов?!

– Там не наш район, Аль, ты же знаешь, – он притворно вздохнул. – К тому же девки смогли бы там греться. Кипяток опять же там имеется, туалет. А то ведь жители улицы Воропаева криком кричат, все подъезды им девки изгадили.

– Дождешься у меня, Грибов! Напишу рапорт!

– Не напишешь. – Он опять переадресовал самолетик ей на стол.

– Почему это?! – Самолетик пришлось смять и выбросить в урну, иначе игрищам конца-краю не видать.

– Потому что я лучший. И ты меня, Аль, в глубине души уважаешь сильно. И еще потому, что знаешь, что если я сейчас поеду на этого, повесившегося в туалете, то раскрою это дело за пятнадцать минут. Так ведь?

– Вот и поезжай! – Она раздраженно нахмурилась.

Вечно с этим Грибовым все не так! Другие ребята рта не раскроют, то есть в рот ей смотрят и каждое слово ловят, а этот больно много себе позволяет. Да, в одном звании они пребывают, да, должность начальника он ей уступил, да, однажды на задержании прикрыл ее собой и схлопотал ножом в предплечье, но…

Но она ведь потерпит его несносный характер, не так ли? Потерпит, потому что ему и правда равных не было в деле. Потому что не видать бы ей этой должности, если бы Грибов не отказался. Его ведь прочили, и только его! А коли он деликатно отказался, то пришлось выбор на ней остановить, больше назначать было некого.

– Считай это моим подарком, Аля, – важно заявил ей Грибов, когда они выходили в тот знаменательный для нее вечер из кабинета начальства. – Тебе ведь надо рость, вот и расти.

– А тебе не надо? – не поверила она, понять мотив его поступка она не смогла, как ни старалась.

– А чего мне с того назначения, Аль? Головняк один. Зарплата у нас с тобой только на пятьсот рублей разнится, а спрашивать-то с тебя будут, милая.

– А потом? Потом ведь мог дальше пойти, – нечаянно выдала она ему свои честолюбивые замыслы.

– Надеешься, что пойдешь? – Грибов невесело ухмыльнулся. – Ну, ну, надейся, Аля, надейся. Знаешь, сколько пудов соли сожрать успеешь?..

Все понятно, конечно, было ей в его житейской философии, но все же в глубине души надеялась, что на этом ее карьерный рост не закончится и когда-нибудь она вырвется из этих стен и полезет по служебной лестнице наверх. А пока…

Пока приходилось препираться с противным Грибовым.

– Одна нога здесь, Толя, а вторая там. Давай отправляйся, машина ждет, ребята психуют наверняка!

– Ох, не можешь ты мне все же простить, что уступил тебе свой пост. Ох не можешь, Аля! – захныкал Грибов, двигаясь шаркающей стариковской походкой к двери.

– Что городишь-то? – не поняла она.

– Металась бы сейчас по городу, красота! Каждый день новые преступления, новые люди, новые трупы… – Тут он исправно поплевал через левое плечо, постучал по шкафу и продолжил: – А то приходится вот сидеть над отчетностью. Скукотища!

– Ничего, Грибов, – сложила Елена Ивановна губы в елейную улыбочку. – Я тебе все новые трупы с барского плеча жалую. Забирай, не жалко! А в первую очередь этого несчастного.

– Да какой же он несчастный, Елена Ивановна!

Грибов в самом деле, видимо, разозлился несправедливости утверждения, раз назвал ее по имени-отчеству. Такое случалось либо при начальстве, либо когда он серчал на нее по-настоящему.

– А разве не несчастный? – Елена Ивановна полезла в стол за бланками. – Висит сейчас вот себе, остывает. А мог бы вечером с работы вернуться, между прочим, сегодня пятница. Семья небось ждет дома, жена любимая. Ты поезжай, Толик, узнай, какая у парня беда стряслась, что заставила его голову в петлю сунуть.

– И что, доложить тебе потом? – Он наморщил лоб, недоверчиво покрутив головой. – Ты станешь ждать меня здесь в пятницу с докладом и после работы даже задержишься из-за несчастного, если вдруг мы задержимся?

– Грибов!!! – возмутилась Елена и добавила с обидой: – Совсем дурак, да?! Издеваешься, да?! Знаешь же, что сегодня у Сашки моего день рождения!

Сашкой звался муж, дико ревнующий свою Елену и к самой работе, и ко всем ее сослуживцам. Каждая сверхурочная минута принималась им как личное оскорбление, и потом неделю-другую он с ребятами из отдела не здоровался. А видел он их каждый день, потому что привозил жену утром на работу. Затем гнев с него сходил, и Саша приветливо протягивал им длань для рукопожатия. До следующего ненормированного рабочего дня своей Елены Ивановны.

Сегодня у Саши был день рождения. Стало быть, он с утра дома, отпросился по такому случаю с работы. И в переднике и поварской косынке готовит праздничный семейный ужин. Лена готовить не умела вообще! Приготовление яичницы для нее было настоящим испытанием, так что у плиты приходилось отдуваться Саше. И сегодня он должен был превзойти самого себя. Он всегда старался это сделать, в каждый праздник, а уж в собственный день рождения – тем более.

А Грибов предлагал Елене Ивановне задержаться после работы! Это подлость или подвох?

– Ну почему сразу подлость, Аль? – Грибов полез в шкаф за курткой. – А вдруг там в петле не псих, не несчастный брошенный любовник, не программист обдолбанный, свихнувшийся на виртуальной любви, а вполне нормальный человек со следами насильственной смерти, а? Что скажешь?

– Ничего!

Елена сцепила зубы, чтобы не ругаться, понимала же, что он специально ее провоцирует. Неохота ему на удавленника ехать, вот и несет непонятно что. Будто сам не боится следы эти самые обнаружить! Нужны они ему, ага!

– Вот именно, Аля, что сказать тебе нечего. – Грибов медленно вдел руки в рукава, повозился с «молнией», застегнулся. – И понимаем мы оба, что висельник этот – пустяковый случай, с которым… ну даже местный участковый разобрался бы! Это же не разбой, не убийство, не…

– Толь, ну что ты ноешь, а?! – воскликнула Елена, обнаружив пропущенное сообщение на мобильном от Сашки. – Если бы этот хрен в собственной квартире удавился, не тронул бы тебя никто! А то в офисе! Там переполох с самого обеда!

– Так он в обеденный перерыв, того… да? – И Грибов, свесив голову набок, высунул язык и выразительно закатил глаза. – Точно обед не понравился! Готовят ведь, сволочи, черт-те что, а люди страдают! Может, у парня слабая нервная система была, и он не выдержал непрожаренной котлеты, счел ее личным оскорблением или унижением своего личного достоинства. Выразил, так сказать, протест поварской халтуре! Записка была?

– Что? – Она отвлеклась, зачитавшись нежными SMS-фразками, присланными именинником.

– Записку посмертную наш удавленник оставил или нет?

– Ой, ну откуда я знаю, Грибов?! – всплеснула руками Елена. – Тебе давно уже пора быть на месте, а не рисовать тут страшилки про котлеты!

– Я, между прочим, версии отрабатываю, а не рисую страшилки! – попытался изобразить обиду Грибов, но тут же улыбнулся ехидно и кивком указал на телефон в ее руках. – Че пишет-то, скучает?

– Толя-а!!! – взревела Елена, не выдержав, замахала на него руками. – Пошел вон отсюда, живо! И через час максимум жду отчета!

– Через час доложить никак не успею. – Грибов быстро глянул на часы, было без четверти четыре. – Пока туда доедем, пока оттуда, придется все же тебе, Аля, задержаться сегодня.

– По телефону доложить, Грибов! – продолжала на него орать Елена. – По телефону! Когда ты наконец свалишь отсюда?!

Он выскочил за дверь пулей, потому что в него полетел толстенный автомобильный журнал, схваченный ею со стола Леньки Фомина.

В дежурной машине его уже заждались. Кто зевал, кто хмурился, рабочий день пятницы обещал затянуться. Тут еще Грибов выпендривается, не торопится.

А ему в самом деле торопиться было некуда. Его никто нигде не ждал. Жил он один, хотя в период с двадцати двух до тридцати лет и надеялся свить уютное семейное гнездышко. Очень надеялся, между прочим, очень! И старался изо всех сил, примеряя каждую знакомую девушку на роль супруги. Но как-то не пошло у него. То ее требования казались ему чрезвычайно завышенными, то его распорядок жизни не устраивал очередную избранницу.

Нет, ну как он мог при его собачьей работе приходить домой в восемнадцать тридцать? Как мог планировать выходные, отпуска? Они если и случались, то неожиданно как-то и в любой момент могли прерваться. Опять же недостаток денежных средств он не собирался взятками восполнять. При его работе ведь либо с отморозками общаешься, либо с пострадавшими. С кого тут брать-то?! И вообще поборами заниматься было совестно. А совесть у Грибова была. Он гордился ею потихоньку про себя и стерег от соблазнов. Может, потому и не любили его?..