Читать книгу Демон ревности - Галина Романова - Страница 8
Глава 7
ОглавлениеОна спала? Или нет? Что-то странное с ней происходило, непонятное. Она снова очутилась в старом летнем домике, который специально для нее много-много лет назад построил в саду отец.
Домик был совершенно крошечным. Шесть ее шагов в длину и шесть в ширину. Но отец авторитетно заявлял, что это целых девять квадратов. То есть три на три метра.
– Это и не домик вовсе, дочка, – посмеивался отец в густую щетину. – Это твоя светелка. Добротная, уютная.
Что такое светелка, она в ту пору не знала, но с отцом была согласна – ее маленький летний домик получился милым, уютным и светлым.
Ей поставили там красивую кроватку с резной спинкой, с самой настоящей пуховой периной, грудой подушек, толстым одеялом и пухлым атласным покрывалом в мелкий цветочек. Рядом с кроваткой столик, над ним зеркало. В угол втиснули старинный одежный шкаф, отреставрированный отцом и доведенный до блеска. Пара стульев, один у столика, второй у входа. Большая шкура непонятного животного легла на деревянный пол. Окошко располагалось напротив двери, в изножье кровати. Мама сшила из такого же атласа в цветочек, как и покрывало, шторы, заставляла Киру перехватывать их на день толстыми витыми шнурами апельсинового цвета. Эту процедуру Кира не очень любила и шторы на ночь старалась не задергивать.
Как же славно там бывало по утрам!
Она просыпалась и какое-то время не открывала глаза. Лежала и слушала, как шуршат листьями яблони за окном, поют птицы, где-то за соседним забором истошно орет курица, громко урчит кот, которого мама постоянно гоняла веником за наглость. Потом она приоткрывала глаза и наблюдала за солнечными стрелами, прокравшимися сквозь яблоневые ветки в комнату. Крохотные пылинки, потревоженные светом, казались позолоченной сахарной пудрой, из которой пекут свои пирожные эльфы, а их в ее комнате живет видимо-невидимо. Точно-точно, она знала, что живут!
Потом раздавались тяжелые шаги мамы, распахивалась дверь, и волшебство исчезало.
– Вставай, Кирюша, вставай. Завтракать пора.
Все сейчас было так и не так. В теле будто вовсе не ощущалась веса, только странная легкость. Мелькали какие-то странные сполохи, как если бы на улице был ветер и ветки яблонь драли в клочья настырный солнечный свет, намеревавшийся пробиться к ней в комнату. Шаги. Тяжелые шаги, как у мамы, когда она взбиралась по трем ступенькам к ней в домик, чтобы позвать на завтрак.
Но это же не мама. Ее не может быть, ее давно нет! И отца нет. Они как-то быстро ушли друг за другом много лет назад. И домика того нет, где она нежилась под толстым теплым одеялом.
Где она? Что с ней? Кто ходит? Откуда такой странный дергающийся свет?
Кира снова зажмурилась и постаралась вспомнить, что с ней было до того, как она проснулась. Долго не получалось. Мысли ускользали, как рваные клочья утреннего тумана, потревоженного солнцем. А потом вдруг…
– Здравствуйте, Кира Степановна.
Катерина позвонила ей после обеда. Точно, Кира только-только успела застегнуть молнию на дорожной сумке, которую набила не пойми чем перед путешествием. Она бы и не поехала никуда, Ирка настаивала. А когда узнала о происшествии на обеде, куда ее пригласили, готова была за шиворот оттащить ее к трапу самолета. Любого.
– Здравствуйте, – осторожно поприветствовала соперницу Кира. И тут же суетливо затараторила: – Вы простите, у вас что-то срочное? Я просто спешу очень.
– Я не отниму у вас много времени, – пообещала нежнейшим из нежнейших голосков Катерина.
И Кира ее тут же возненавидела много сильнее прежнего. За манерность, за мягкие интонации, за показную нежность.
Притворщица, тьфу!
– Что вы хотите?
– Прошлая наша встреча закончилась не очень. Я виновата, конечно! – тут же воскликнула Катерина покаянно.
И Кира возненавидела ее еще и за это лживое покаяние.
– Мне не надо было так поступать.
– Как? – вкрадчиво поинтересовалась Кира.
И сунула не занятую телефоном ладонь себе под мышку. Тряслась просто, как судорожная.
– Все это было лишним. Я виновата и не знаю, как загладить свою вину. Простите меня, Кира, – она отвратительно мелодично всхлипнула. – Простите, если сможете.
– У вас все?
Перед глазами все время плясали какие-то темные точки. И лоб покрыялся испариной. И ноги не держали.
– Надо жрать, – ругался вчера Виталик, пытаясь накормить ее какой-то калорийной невкусной едой для спортсменов. – Так можно в голодные обмороки начать падать. Ир, скажи ей, чего ты!
Ирка страдальчески морщила безупречно гладкий лоб, кусала губы и молчала. Почему?
– Нет, не все. У меня есть к вам предложение, Кира, – вернулся ненавистно приятный голос соперницы.
– Что, еще одно? – она злобно фыркнула. – Не многовато ли предложений поступает от вас мне за последнее время? Или вы хотите переадресовать мне предложение, сделанное вам Ильей? Хотите вернуть мне мужа?
– Ха-ха, как весело. – Она, видимо, скривилась, потому что голос стал противным и гнусавым. – Нет, не хочу.
– Тогда что за предложение?
– Я хочу вам дать денег, Кира. Много денег! – вдруг выпалила Катерина с апломбом.
Как если бы сказала: «Дарую»! Или: «Жалую с царского плеча!»
– Денег? – прошипела Кира. Помолчала, пытаясь справиться с сухостью в горле. И снова спросила: – Денег?
– Да. Я хочу предложить вам денег, Кира.
– И сколько же, в вашем понимании, Катерина, это самое – много денег?
Ей перестало хватать воздуха, а черных точек перед глазами стало много больше. Кира нашарила коленом диван, на котором стояла ее собранная к путешествию дорожная сумка. Рухнула, зажмурилась.
Эта тварь пытается ее купить? Ее или Илью?! Хотя его она уже купила. Что пообещала? Фирму, о которой узнала Ирка из своих источников? Счета в заграничных банках? Позволила жить в огромном шикарном доме? Или уже подарила ему этот дом?
– Достаточно для того, чтобы вы могли начать новую жизнь где-то еще. Не в нашем городе.
– Ага, мне, стало быть, придется уехать? – уточнила Кира, боясь провалиться в обморок.
Горело тогда ее путешествие синим пламенем.
– Да. Так будет лучше для всех нас.
– Вас? Лучше для вас?
Она же порвет просто эту наглую тварь! Предлагает денег, чтобы Кира убралась из города и не путалась под ногами?! Чтобы не попадалась им на глаза? Особенно Илье? Он-то, интересно, в курсе?
– Кира, не надо загонять себя в угол. Вы молодая красивая женщина, – не очень уверенно произнесла Катерина комплимент в ее адрес. – Вы можете начать новую жизнь. А с моими деньгами…
– И что с ними?
– С моими деньгами все будет гораздо проще! И Илью забыть, и построить свое счастье. Решайтесь, Кира.
Кира резко поднялась с дивана и принялась искать предмет потяжелее, которым можно было бы запустить в наглую красивую морду соперницы. Потом сообразила, что ее здесь нет. Что для наказания необходимо присутствие. И решилась.
– Хорошо, давайте встретимся и все обсудим. Только возьмите сразу чековую книжку, дорогая.
Левая щека Киры задергалась вместе с веком, она перепугано прижала ее ладонью.
– Отлично! – обрадовалась молодая дурочка. – Давайте сегодня в восемнадцать ноль-ноль. Идет? Вас устраивает время?
Кира прикинула. До вылета после восемнадцати ноль-ноль у нее оставался приличный запас времени.
– Да. Мне приехать к вам в тот дом?
– Нет-нет, что вы! – Катерина слабо хихикнула. – Давайте на нейтральной территории. У меня на Рябиновой улице есть квартира. Удобнее там.
– Хорошо, диктуйте точный адрес.
Все именно так и было. Это она помнит. Что произошло дальше?
Кира снова зажмурилась, все еще ощущая странную невесомость во всем теле.
Что произошло дальше?
Она отключила в своей квартире все электроприборы, перекрыла воду, выключила холодильник. Там все равно было пусто. Взяла дорожную сумку, свою сумочку, вызвала такси и через несколько минут вышла на улицу. Продрогла, пока дожидалась машину. Ветер растрепал прическу, хотя она старательно укладывала волосы. Разметал полы ее легкого пальто на одной пуговице, она его специально надела. Пальто было стильным, красивым, почти белым. Оказалось не по погоде. Ветер выстудил саму душу, кажется. В довершение, когда она приехала на Рябиновую, пошел дождь. И пока Кира маршировала с сумками от такси до подъезда, макияж, над которым она тщательно трудилась, превратился в неряшливые мазки под глазами. О прическе было лучше не думать.
– Можно я оставлю сумку минут на десять? – спросила она у консьержа, дремавшего за стеклянной перегородкой с дежурной газетой в руках. – Я к подруге на минуту. Туда и сразу обратно.
– Минуточку, – встрепенулся дядька, обрадовавшись перспективе скоротать время дежурства. – Во-первых, кто подруга? Во-вторых, что в сумке? В-третьих, кто вы? У нас порядок!
– О боже, как все серьезно! – Кира закатила глаза, полезла за документами. – Станете регистрировать?
Стал. И паспортные данные ее переписал, иначе пропускать отказался. И содержимое сумки велел показать, мало ли что. И имя заклятой подруги велел продиктовать.
На все ушло минут десять, вспомнила Кира сквозь странную дремоту, переместившую ее в невесомость. Потом она влезла в лифт, доехала до седьмого этажа. Подошла к двери и позвонила. Никто не открыл. Еще раз позвонила. Снова без ответа. Она глянула на часы. Она не опоздала, было всего лишь пять минут седьмого. Катерина не могла уйти, не дождавшись ее. Если, конечно, она вообще ее ждала, полыхнуло в голове. И если это не очередной розыгрыш или подстава.
– Тварь! – скрипнула Кира зубами и пнула дверь.
А та возьми и откройся. Она вошла, хотя в прихожей было темно. Более того, она точно помнит, что пошла дальше по коридору, громко окликая соперницу по имени. Держась за стену, прошла коридором, вошла в какую-то комнату, сделала два шага, и вот тут на нее из темноты…
Вспомнила!
Кира попыталась шевельнуться – бесполезно. То же ощущение. Тело ее не слушалось. Все правильно! Потому что на ней что-то лежало. Что-то очень тяжелое. Именно на это она наткнулась в темноте, блуждая по чужой квартире. Наткнулась и повалила на себя. Упала и отключилась. То, на что она наткнулась, было очень тяжелым. И еще она больно ударилась головой, когда упала. Голова сильно болела. И горло почему-то.
Что это было? Шкаф, человек? Это могло быть и тем и другим, решила Кира со вздохом через мгновение. Попыталась шевельнуть руками, чтобы пощупать груз, придавивший ее к полу. Руки онемели и не шевелились. А еще странно болели.
Может, крикнуть? Почему консьерж не бьет тревогу, интересно? Она же не спустилась за сумкой. Пробыла в чужой квартире значительное время, не оговоренное в регистрационном журнале. Чего же он? Снова спит?
Она зажмурилась, когда вспыхнул свет под потолком. Он был таким ярким, таким ослепительно-белым, что Кире в тот момент показалось, что она лишилась зрения. А должна же была видеть людей, которых в квартиру набилось много-много. Она различала голоса сразу нескольких человек. Кто-то охал, кого-то жалели. Ее, видимо. Ее же что-то придавило к полу. Как не пожалеть.
– Давайте на раз-два, поднимайте! – скомандовал какой-то мужчина.
Раздались шаги совсем рядом. Сразу несколько человек сгрудились над ней. Она уловила разные запахи: мужской туалетной воды, пены для бритья, табака и мятной жвачки. Раздалась команда, что-то захрустело, ее обдало сначала волной воздуха, а потом все тело зашлось в такой болезненной судороге, что она заорала.
– Больно тебе, да? – спросил кто-то.
Она по-прежнему не раскрывала глаз, не видела.
– Да, больно. Очень, – прошипела она едва слышно. – Что это было?
– Шкаф. На тебе лежал шкаф, гражданочка.
– Шкаф? Откуда он взялся?! Почему шкаф? – Она чуть дернула ресницами, приподнимая веки.
Ничего, одни силуэты. Мутные, размазанные. Но много.
– Шкаф, видимо, на нее упал, когда жертва сопротивлялась, – прогнусавил чей-то противный голос. И тут же с сожалением прищелкнул языком: – Борьба была не на жизнь, а на смерть!
– Михалыч, ты сможешь привести ее в чувство? – спросили гнусавого.
– Осмотрю на предмет повреждений, если все в норме, ватку с нашатырем в нос – и она ваша, ребята.
Над Кирой склонился человек, она почувствовала сильный запах пены для бритья. Его руки профессионально ощупали ее грудь, лодыжки, плечи, перевернули на бок, прошлись по спине.
– Все с ней нормально, не считая порезанных рук, шишки на голове и синяка на шее, – произнес он. Подтащил ее куда-то, посадил, облокотив о стену.
И тут же в нос Кире будто кто провода под током сунул. Она задергалась, закашлялась, глаза заслезились и, странно, почти сразу начали видеть, что творилось вокруг.
– О господи! – завизжала она через пару минут, осмотрев комнату по третьему кругу. – Что здесь? Как это? Я не понимаю! Господи, нет!
Когда-то уютная комната с современной легкой мебелью и нарядными шторами была вся разгромлена. Битое стекло, щепки от стульев, обрывки каких-то бумаг, поваленный посудный шкаф. Видимо, тот, под которым она так долго пролежала. Растерзанные диванные подушки с торчащими клочьями поролона. И посреди всего этого погрома мертвая Катерина в луже собственной крови с растрепанными волосами. А Кира с безвольно вытянутыми ногами сидит у стены в пропитавшемся кровью светлом любимом пальто. Чья это кровь? Чья? Катерины или ее собственная? У нее изрезаны ладони, саднят.
– О господи, нет, нет, нет! – Она начала молотить головой о стену, старательно отводя взгляд от мертвой соперницы.
– Эй, вы можете сказать, что здесь произошло?
Перед ней на корточки опустился громоздкий мужчина, от которого пахло мятной жвачкой.
– Нет! Не могу! Не знаю! – свистящим шепотом выпалила Кира, чувствуя, как надуваются пузырем слюни, которые она не могла сглотнуть.
– Хорошо. Вы знаете эту женщину? – И тут же прикрикнул: – Не смейте врать! Консьерж сказал, что вы шли именно к ней.
– Да, к ней. Это Катерина, – залопотала Кира. Тут же вспомнила фамилию, Ирка узнала по своим каналам. – Катерина Грибова.
– Она ваша подруга?
– Да. Нет.
Кира уронила голову на грудь и тут же испуганно вздернула ее неестественно высоко. Пальто на груди было мокрым. Оно было в крови. Чья это кровь, ее или Катерины?!
– Так да или нет? – Голос мужчины, от которого пахло мятной жвачкой, сделался сухим и резким. – Гражданочка, кем вам приходилась эта женщина?!
– Она позвонила мне сегодня и пригласила на встречу.
– Зачем?
– Поговорить.
– О чем вы хотели говорить? Вы не дружили?
Кира отрицательно замотала головой.
– Кем она вам приходится? Причина вашей встречи? Вы же собрались на отдых. В вашей сумке купальники и масло для загара. Зачем вы приехали к ней? Кто она вам?!
– Она увела у меня мужа, – ответила Кира.
И тут же в комнате сделалось так тихо, что стало слышно гудение холодильника в кухне, где-то за стеной. А потом все разом задвигалось, застучало, заговорило. И в этих звуках Кире отчетливо послышалось облегчение. И тот, что дышал ей в лицо мятной жвачкой, почти весело приказал:
– Все ясно, ребята. Пакуйте ее.