Читать книгу И жизнь зовём… - Галина Самсонова - Страница 4

Дорога была великолепной. В кабине самолёта ты видишь только соседей и облака, и ты живёшь во время полёта вне времени, оно для тебя остановилось, ибо ничего не меняется вокруг. Проносящиеся в окнах поезда или автомобиля пейзажи заставляют иногда попытаться зацепиться взглядом за какую-то понравившуюся деталь, а она пропадает почти мгновенно, и ты ощущаешь вдруг щемящую тоску от этого бега времени, или тебя охватывает восторг от мелькнувшей красоты. И продолжительность этих ощущений зависит от новых пейзажей или мысли, которая изменит твоё настроение.

Я ехал уже третий час, и дорога пока не утомила меня. Я хотел заехать в свой маленький домик в Гран-Парадизо, куда привезу Долли из Милана. Мы там побудем совсем немного. Я знаю, ей там понравится. Там тихо и красиво, а Долли любит спокойную красоту. А потом мы поедем в Валанс и начнём нашу новую жизнь, и всё будет прекрасно и так, как мы мечтали когда-то в юности.

В нашу первую встречу меня поразила и покорила её открытость и непосредственность и ещё такой интерес к искусству и такие большие знания, которые трудно получить в маленьком, удалённом от столиц городке.

Когда много позже я спросил её, откуда она так много знает, она просто ответила, что из-за особенностей проживания в маленьких городах на юге страны, кочуя из гарнизона в гарнизон, её друзьями и учителями стали книги.

– Я мало времени проводила на улице, ибо не во всех городках можно просто погулять, друзей быстро не заведёшь. И мне гораздо интереснее с книгами – они всегда со мной. Я так хотела играть на пианино, но в одном месте была музыкальная школа, в другом не было, инструмент не стали покупать, ибо, что после переездов от него останется. А мне до сих пор снится, как я играю на рояле. Совсем как ты. Если бы ты знал, как я тебе завидую!

– Ты не похожа на человека, который легко сходится с людьми, но почему ты так легко сразу же стала общаться со мной?

– А ты произвёл на меня впечатление большой книги, – шутливо ответила она, – а у книг я не спрашиваю, нравлюсь ли я им, главное, чтобы они мне были интересны!

Все телефоны я отключил, а в этом мобильнике только её номер и я позвоню ей, как только самолёт из Москвы приземлится в Милане. Я чувствовал, что с моих губ не сходит глупая улыбка, я пытался сделать серьёзное лицо, но ощущение парения не покидало меня. Мы будем сегодня вместе, наконец-то мы всё преодолели, мы победили! А вдруг мы совсем другие? Что дали нам прошедшие годы, или отобрали? Я решил остановиться и откинуть крышу кабриолета. Именно в кабриолете я хотел привезти Долли в Валанс. Надев куртку, я положил на сидение рядом телефон, отстегнул ремень, ибо вряд ли встречу полицейских в этих горах. Бесконечные серпантины утомили меня, и я пожалел, что поддался романтичному желанию. В голове ещё мысли и желания, как в молодые годы, а тело уже не слушается и живёт по своим законам.

Надо привыкать к этому телу и слушать сначала его, а потом уж свои мысли. Я остановил машину в небольшой долине и пошёл прогуляться к реке. Речушка совсем небольшая и неширокая, как Арпачай. Мы с отцом были как-то на развалинах древней столицы Армении Ани, и пограничники разрешили нам пройти к реке, разделяющей Армению и Турцию.

– Папа, ты ненавидишь их? – спросил я, показывая на противоположную сторону.

– Не знаю, как описать моё чувство, сын. Моё отечество не перестало существовать. Я родился в другой стране, встретил там твою маму, и она родила мне чудесного сына, которым я горжусь. Всё так относительно в этом мире.

Неожиданно для себя, я сказал:

– А ты знаешь, я люблю русскую девушку.

– Сынок, первая любовь это всегда прекрасно. Но не торопись и не спутай эту любовь с настоящей.

– Это моя единственная любовь, отец!

– Ерванд, ты так решительно это сказал. Но не поступай так же решительно в отношении этой девушки! Жизнь подскажет тебе. Только учти – если бы мы с мамой были одной нации, нам было бы гораздо легче.

– Ну, вы приехали в другую страну, а мы будем жить здесь.

– Не загадывай, сын.

Эти слова отца оказались пророческими.

Ранней весной Доличка сказала мне, что она беременна. Глаза её были испуганными, вся она показалась мне как натянутая струна.

– Прекрасно, Доличка! Я так мечтал всегда о брате, а теперь у меня будет сын!

– Гжесь, это так ужасно, я просто не знаю что делать. Мама давно сказала мне, что до окончания института я даже замуж не могу выйти.

– Мы поедем к моей маме, и всё будет отлично.

Я знал, как мама любит меня и был абсолютно уверен, что она также будет любить и Долли и малыша. Мы в первый раз вместе приехали в мой дом.

– А твоя девушка с хорошим вкусом, – сказала мама, когда мы остались вдвоём.

– Мама, это моя жена и мы ждём маленького.

Теперь я понимаю, что мама давно знала о наших отношениях и давно приготовилась ко всяким разговорам. И фраза, которая была произнесена ею, наверное, была прорепетирована, ибо произнесла она её на русском языке и в направлении приоткрытой двери в другую комнату, где была Даша.

– Наша семья уже достаточно интернациональна, чтобы в ней никогда не появилась русская невестка.

Не знаю, чем закончился бы этот разговор, но Даша услышала эту, приготовленную для неё фразу. Она упала, потеряв сознание. Маленького не удалось спасти. И только стараниями отца удалось устроить в хорошую больницу и выходить Долли. Мне тогда показалось, что мама слишком жестоко обошлась с нами.

Вечером, после возвращения из больницы, я сидел за пианино и перебирал клавиши, ни ища мелодии, но видно невесёлые и тревожные мысли вылились в набор таких же звуков, выстроенных в мелодичный ряд, но не приносящий удовлетворения людям, их слушающих. Мама подошла ко мне и положила руки на плечи:

– Прости меня, Эрви. Я отдалилась от тебя в эти годы. Ты повзрослел, и тебе стало интереснее с отцом, но ты всё равно нуждался в женской ласке, как я нуждаюсь в вашем внимании и любви, которой мне тоже не хватает. И с годами мне не хватает всё больше, ибо мне не удаётся найти себя здесь, в этой стране, в этом городе. Здесь всё чужое для меня, я никак не могу понять, что это за страна, почему моё понимание какой-то ситуации здесь не принимается практически во всём – и на бытовом уровне, и в моей работе. Почему мои фото, которые я посылаю во Францию, там печатаются, а здесь я должна ещё и объяснять, что я имела в виду, когда фотографировала старую женщину с внуком на виноградном поле. Для меня это старая и молодая виноградные лозы, а не рабский труд советских крестьян, как будто бы представленный в контексте к фотографии, как мне сказали в редакции этой республиканской газеты, печатающейся на ужасной бумаге.

И твоя связь с этой девушкой…. Не стоит строить иллюзий. Мне очень жаль. У тебя хорошее будущее, и ты должен уехать продолжать образование в Европу.

– Да, мама, я буду дальше учиться, и я люблю и буду любить Дашу. Прости и меня, что я раньше не сказал тебе о ней. Но ты поступила сегодня жестоко, решив этой фразой покончить с всякими разговорами.

Потом, окунувшись в эту жизнь сполна, я понял, что она на своём опыте пыталась оградить меня от тех сложностей, что ожидали меня впереди. Вскоре я уехал в Москву готовиться к конкурсу и здесь меня тоже ожидал неприятный сюрприз – Долли стала избегать наших встреч. Сначала я не придал большого значения этому. У неё сессия, у меня сложно с часами репетиций. Но ведь у любящих людей своя интуиция. Я не понимал, ревновал, переживал. При встрече боялся что-либо спрашивать, ибо глаза её были такими же испуганными, как ранней весной. Я надеялся на лето и отдых вдвоём. Но в июне мои родители, вылетев из Парижа в Марсель на маленьком самолёте, погибли, когда самолёт рухнул прямо в горящий лес. Долли не звонила. Я был один в этом, сразу ставшем для меня чужим, городе. Приходили сослуживцы отца, соседи, но у меня не проходило оцепенение и, только когда кто-то просто влил в меня коньяк, я заплакал. И целую неделю я плакал и пил коньяк, ибо только после опьянения я мог заснуть и этим спас себя от сумасшествия. И ещё Георгий Николаевич, прилетевший ко мне в Ереван, когда я упал в ванной и сломал руку. Вот тут я протрезвел и понял, что у меня нет будущего вообще – нет родных и любимых, нет профессии. Он отвёз меня в Москву и мне сложили мои косточки. Мы составили программу для восстановления. Я не стал выдающимся пианистом, но для жизни и существования в мире музыки этого было достаточно.

Только через месяц перестал гореть лес, и достали то, что осталось от самолёта. Я бросил всё и улетел к бабушке во Францию. Навсегда. Мы не увиделись с Долли перед отъездом, но прощаясь со мной, Георгий Николаевич пообещал найти Дашу. Он выполнил своё обещание и сообщил мне через год, что у неё были большие проблемы в семье из-за меня.

– Но это проблемы государства, Эрви, а не в ней, – сказал мне Георгий Николаевич, – это когда-нибудь закончится, и ты должен будешь решить всё по-мужски – забрать её, или приехать сюда.

Вот и пришло это время, когда я могу забрать Долли к себе.

Наперерез машине из леса выскочил горный козёл. От удара машину закрутило и меня выбросило на склон горы, а автомобиль, увлекая за собой животное, полетел в пропасть. Я лежал среди колючих кустов и даже не делал попыток пошевелиться. Раздался взрыв, а потом запахло, и я понял, что бедное животное упало на машину. Я решил уползти подальше, не поняв, что я на склоне горы, а не пропасти. Через какое-то время силы покинули меня. Очнулся уже на рассвете. Время, проведённое в забытьи, восстановило мои душевные и телесные силы. Господь хранил меня, кроме кровотечения из носа и ссадин на руках ничего не беспокоило. Я поднялся и стал спускаться к дороге, услышав звук проезжавшего автомобиля. Голова кружилась и опять пошла кровь из носа. Еле держась на ногах, я шёл по дороге. Появилось солнце из-за гор, но оно только принесло боль глазам. Отрезок дороги был прямым, послышался шум машины позади меня. Я резко обернулся и упал на дорогу, потеряв сознание.

– Что нам делать с ним, – услышал я незнакомую речь и удивился тому, что понял фразу. Да это же русский язык! Откуда здесь, в горах заповедника, русская речь. Открыв глаза, я увидел двух молодых девушек, одна из которых держала у моего лица флакончик с резким запахом.

– Хватит девочки, воняет жутко!

– Боже, вы кто, соотечественник?

– Давнишний! Девушки, я попал в аварию, моя машина упала в пропасть, я пролежал, не знаю сколько, и мне срочно нужно в Милан встретить в аэропорту человека.

Моих сил хватило только на эту фразу, я опять потерял сознание.

Очнулся от того, что на лицо лилась вода.

– Отлично, а теперь мы вас напоим чаем. Вам много надо пить – вы, видимо, много потеряли крови, от этого слабость. Мы вас довезём до какой-нибудь ближайшей гостиницы, и там придёте в себя. У вас есть телефон, чтобы позвонить кому-то о вас?

– Телефон лежал на сиденье рядом.

– А как вам удалось не улететь вместе с машиной?

– Я никогда не пристёгиваюсь и не блокирую двери, когда еду в горах. Давным-давно меня этому научил отец. Да и ехал я в кабриолете.

– А как же полиция?

– Жизнь дороже денег. Как я в этом убедился сейчас.

А про себя я сказал спасибо отцу за его урок.

– А вы откуда здесь?

– А мы путешествуем по Франции и Италии. Хотели из Милана полететь домой, да что-то с полётами неладно. Поедем в Швейцарию, а там видно будет.

Как сильно изменился мир. Девчонки из России путешествуют по Европе на прокатном автомобиле, а я никак не встречу тебя, моя любовь. Где мне сейчас тебя искать. Силы покинули меня. Опять судьба послала мне знак, который я не могу понять. Но я преодолею всё, я найду тебя, только ты тоже не сдавайся, прошу тебя, нам надо быть вместе, нам надо быть рядом! В гостинице я попросил портье сообщить в полицию о себе и опять потерял сознание.