Читать книгу Варькина родня - Галина Шестакова - Страница 3

Дача у нас старинная. Надел дед получил еще в пятидесятые, когда только стали, собственно, дачами и обзаводиться служащие УВД. Пожарная охрана тоже относилась к этому же ведомству, и пожарным тоже выделили девять участков. У нас был участок номер два. У самой реки Сылва. Приехали первые девять человек и стали отмерять себе участки, но о такой мелочи, как складной метр, никто не подумал. Все друзья, все вместе работают, поэтому складные метры – это условность. Участки отмеряли шагами. Расположены они были на склоне, ширина шага менялась в зависимости от наклона, и все участки получились разные. Но это обнаружилось потом, почти через сорок лет. Мы всегда были уверены, что у нас шесть соток, но только бабуля удивлялась, почему у соседей сверху помещаются баня и две теплицы, и намного больше яблонь и кустов, чем у нас, но особенно не переживала об этом. А через сорок лет приехал хмурый дядька с метром, перемерил наши склоны и сообщил, что у нас три с половиной сотки, а у соседей – вожделенные шесть. Бабушка расстроилась, всплеснула руками, но потом сказала: «Да и ладно, работы меньше». Зато у нас – выход к реке, это лично для меня всегда было важнее.

И потом здесь все совсем по-другому, не так, как в деревне. Здесь дорожки вымощены плитами известняка, которые дедушка возил на лодке с другой стороны Сылвы. Слово «грядки» не применяется, здесь клумбы, которые бабушка любовно огораживала бутылками (их собирали после своих посиделок с друзьями дети), и красивыми белыми камнями, которые привозил дед. И на клумбах растет то, что и положено, – цветы. Никакие деревенские морковки, капусты и прочие глупости не выращивались. Я знаю названия всех цветов, кустарников и деревьев– причем как русские, так и латинские – растущих на участке. Я живу в окружении ботаников.

На веранде стоял старинный круглый стол, за которым собиралась вся большая семья по выходным. А в будние дни только мы: бабуля, дед и я. К завтраку было принято выходить умытой, причесанной и прилично одетой. К этому моменту необходимо заправить кровать, справившись со многими сложными вещами: расправить кружевные подзоры под покрывалом, взбить подушки и накрыть их кружевными белоснежными накидками, красиво разложенными на правильно выстроенную горку. Морока, на мой детский взгляд. В деревне я только в обед могла вспомнить, что не чистила зубы, и это никого особенно не волновало, главное, что ребенок был накормлен и здоров. Здесь, у бабули, не забалуешь. Накрывать стол и то проблема. Из старинного вишневого буфета извлекалась посуда: тарелки, подтарельники, ножи, вилки, чашки, блюдца, ложки, вазочки с вареньем, нож для масла, розетки для варенья… И это только для завтрака! Но мне нравилось, как пахло в буфете: вареньем и ванилью. Этот запах я до сих пор поддерживаю в вишневом буфете, который живет теперь у меня дома. После завтрака посуду мыли, натирали льняным хрустящим накрахмаленным полотенцем и отправляли обратно в буфет.

Был еще чердак, куда мы забирались спать в теплые ночи с кошкой Фейкой, общей любимицей. Кошка тихо ступала по доскам, считала вверенных ей мышей, иногда выходила проверить, как я, сверкала глазами из-за старинного прадедушкиного сундука, мурлыкала немного и опять уходила. По железной крыше тихонько шуршали большие еловые лапы, а еще иногда барабанил дождь. Я уютно устраивалась на постели, вытащив предварительно увесистую, собиравшуюся примерно с 50-го года, пачку старых журналов «Работница», «Огонек» и «Охота». Рассматривала картинки, чудные фасоны платьев, читала нехитрые советы хозяйкам, рассказы, статьи про воспитание собак и подготовку лыж для охотников. Засыпала…

Утром, если у деда клев, то вставали рано, в полпятого стояли уже на мостках и готовили лодку. Дед грузил удочки, обязательные спасжилеты, мою стопку журналов и прочие нужные вещи. Мотор не брали, иначе всю рыбу можно было распугать. Тихонько плыли на веслах, меняясь друг с другом. Деду тяжело, у него больное сердце, поэтому я и научилась работать веслами. Мерно поднимала их и тихо, без всплеска опускала. Поскрипывали уключины, весла были тяжелыми, но если гребла правильно, то долго не уставала. Разрезали лодкой туман и плыли долго вдоль берега, которого не видно. Вставали на свое место. Я пряталась в нос лодки, где у меня одеяло и журналы, и читала. Дед бросал на воду прикорм – сваренную с вечера кашу, разматывал удочки и садился, успокоенный.

Мы почти и не разговаривали. Тихо-тихо на реке. Часов в семь доставали термос и бутерброды, приготовленные бабулей, перекус и дальше – я читать, дед ловить. К девяти туман становился реже, повисал клочьями. С берега доносились звуки: проснулись дачники. И мы уже видели своих соседей-рыбаков: пять или шесть лодок, стоящих на своих, прикормленных местах. Все, клева больше не будет, рыбаки начинали здороваться, обмениваться новостями.

– Что, Никитич, опять с помощницей? – немного завидуя, спрашивали деда.

Дед гордился и подтверждал. Я вылезала из лодки, здоровалась со всеми Петровичами, Николаевичами, Ивановичами, и мы плыли обратно.

В июне обязательно заплывали на горку. Это обрыв, я карабкалась по нему на самый верх, обдирая ладони и коленки, и собирала в майку – как всегда, посудину-то мы забыли! – землянику. Такую крупную и тепло-сладкую. И еще немного рвала земляники вместе с плодоножками – букетиком, для бабули. Она ставила этот букет в хрустальную рюмочку и любовалась, пока я ее потихоньку не обдирала. У нас и на участке росла лесная земляника, под елями, но тут-то мы специально набрали для нашей бабушки! Дед всю дорогу бережно держал эту добычу в моей майке и радовался, что Лида опять удивится нашему подвигу. Она нас ждала на мостках вместе с кошкой, с уловом или без, не важно. Важно, что вернулись!