Читать книгу Куколка Джой из Рода Кью - Галина Тевкин - Страница 5

Пора было идти на работу. А тут Жёнушка закапризничала, захандрила. Как только их официально объявили мужем и женой, Шошо впервые, полусерьёзно, полушутя, назвал свою юную супругу Жёнушкой. Это ласковое, скорее снисходительно-покровительственное, чем насмешливое, слово, как ни странно, понравилось им обоим. И незаметно заменило собственное имя его жены. Не поймёшь их, этих женщин! Шошо позвонил на работу. Предупредил – жена заболела. Опоздаю.

На Жёнушку он сердиться не стал. Он никогда не мог на неё сердиться. Тем более сейчас. Они всерьёз «начали над этим работать». Так в их окружении говорили о попытках зачать ребёнка. Конечно, после стольких лет брака. Пора уже. Некоторые Жёнушкины подружки успели обзавестись не одним ребёнком и даже от разных отцов. Среди своих, хотя какое кому до этого дело, начали поговаривать – у кого-то из них что-то не в порядке? Не станешь же объяснять всем и каждому, даже очень «своим», что были у них другие планы, другие приоритеты. Учёба, работа, путешествия.

И вот, наконец, они решились. Может быть, Жёнушка уже беременна? Вот было бы замечательно! Им обоим претило заниматься сексом по расписанию. Было в этом что-то… ну… не совсем то, что им нравилось. А если уже, значит, да здравствует свободная любовь!!!

Шошо всмотрелся в исхудавшее, бледное личико. «Что? Очень больно? Где? Потерпи. Ещё немного – подъезжаем». Шошо затормозил у приёмного покоя.

– Без направления врача? Температура? Рвота? – медсестра не спешила принимать Жёнушку. – Пойдите сначала к участковому.

Шошо всегда старался сдерживаться, находил общий язык. Но сейчас он взорвался.

– Мы никуда не уйдём. У моей жены сильные боли.

– Ждите. Ваше дело.

Пришли две другие сестрички. Ритуал утренних приветствий и передачи дел оказался на удивление деловым и коротким.

Шошо посмотрел на часы. Конечно! Пересменка! Это надо же так попасть! И тут началось! Приняли бормочущего старика, парня с поломанной ногой, вопящую толстуху, еле прикрытую халатом в розовых цветочках.

– Поедем домой. Пожалуйста, – потянула Шошо за рукав Жёнушка. – Я больше не могу здесь сидеть.

Её серое личико, покрытое бисеринками пота, было сплошная боль и страдание.

– Посиди. Я скоро.

Дежурный врач, молодой парень, так и не передохнувший после ночного дежурства, попытался успокоить Шошо. Но когда было очень надо, Шошо умел добиваться своего.

– Ладно. Только быстро.

– Где болит… Когда… как… а здесь?..

Быстро, но внимательно врач осмотрел Жёнушку. Задал несколько, как показалось Шошо, не относящихся к делу вопросов.

– Надо сделать анализы. Вы пока полежите. Дадим обезболивающее.

– Обезболивающее? Но если я беременна…– забеспокоилась Жёнушка.

– Беременна? Ах да – беременна… – как будто сразу не поняв, о чём его спрашивают, протянул врач. – Надо разобраться. Сделаем анализы. Отдыхайте пока. Всё образуется, – смущённо улыбнулся, обращаясь к Шошо, врач.

Обезболивающее подействовало быстро. Когда Шошо вошёл в палату, куда её перевели, Жёнушка, чему-то ласково улыбаясь, дремала. Шошо снова позвонил на работу, предупредил, что в больнице с женой.

– Пока ничего не известно. Но сегодня, скорее всего, – он прикинул время, – уже не появлюсь.

Через пару часов Ляля проснулась отдохнувшая и повеселевшая.

– Мы – домой. Спасибо, – засобиралась Жёнушка.

Но их не выписали. Тот же молодой врач-интерн пригласил в ординаторскую. Даже тогда они ещё ни о чём не начали подозревать. В ординаторской им представили ещё двоих: мужчину – какого-то профессора и милую женщину неопределённого возраста.

– У вас неважные, прямо скажем, очень плохие анализы. Мы переводим вас в отделение. Необходимо всё уточнить. Мы проведём дополнительные проверки и тесты. Нужно ваше согласие.

– Что с ней? Какой диагноз?

– Пока ещё не всё ясно… Нужно время…

– Говорите, пожалуйста, всё как есть.

Жёнушка, казалось, готова была выслушать всё, даже самое… Но когда это «всё» – конечно, с оговорками о необходимости уточняющих анализов, процедур и прочего – было сказано, она мгновенно сникла. Шошо не мог этого вынести.

– Как вы смеете такое говорить! Она молодая женщина. Мы собираемся завести ребёнка!

Сколько и какие слова он наговорил тогда, Шошо не помнил. Но в какой-то момент женщине, она оказалась социальным работником, удалось остановить его. И Шошо вдруг осознал, что Жёнушка не проронила ни слова. Его бойкая, острая на язык жена как будто окаменела.

– Поезжайте домой. Отдохните. Обдумайте всё, что мы сказали. И возвращайтесь. Не тяните, – напутствовал их профессор. – Мой телефон. В любое время, с любым вопросом – звоните.

Шошо автоматически взял протянутую женщиной карточку.

Всю обратную дорогу они промолчали. Они вернулись в свою старую квартиру, в свою новую жизнь.

– Я не верю, – первое, что сказала Жёнушка. – У меня ничего не болит. И возвращаться туда я не собираюсь. Давай всё забудем.

– Хорошо, – Шошо ни о чём не мог сейчас думать. Он тоже отказывался поверить, признать. И готов был согласиться с Жёнушкой в чём угодно. – Что за вопрос! Мы сделаем так, как ты хочешь!

– Не смотри на меня так!

– Как так?

– Ты думаешь, что я скоро умру, и жалеешь меня!

– Ох, и глупая же ты. Ни о чём таком я не думаю. С чего бы это! Они и сами ничего толком не знают. Просто пугают. Перестраховываются.

– Так ты думаешь, что надо вернуться?

– Да не думаю я так. Больше делать мне нечего. Я вообще думаю, куда бы нам поехать поужинать. Дома-то у нас, хозяйка, шаром покати.

Чего уж – Жёнушка не очень любила готовить. И сейчас Шошо специально «задел» её самолюбие хозяйки. Ему хотелось отвлечь Жёнушку от этих страшных мыслей. Он слишком хорошо знал её.

Конечно, думает. Конечно, не сможет забыть. Как о таком можно не думать? Как такое можно забыть! Холод поднимался из самых глубин его существа. Вот-вот доберётся до сердца. Он не может, не должен позволить себе бояться. Шошо улыбнулся.

– Поехали!

– Наше место?

– Конечно! Куда же ещё.

Они заказали самые любимые блюда Жёнушки. Обманывая самих себя, не сговариваясь, говорили о чём угодно, о всякой всячине, всяких милых, нейтральных пустяках, то и дело мысленно натыкаясь, обходя не дающий ни одному из них покоя вопрос. Но насладиться вечером им так и не удалось. Пока Жёнушка крепилась, пытаясь скрыть, как ей больно, Шошо старался не показать, что замечает, что боли вернулись.

– Извини. Испортила вечер. Вернёмся, – белыми, пересохшими губами попросила Жёнушка.

– Хорошо, милая. Домой так домой. Шошо был согласен ехать с ней, везти её хоть на край света.

Они вернулись. Дома как будто стало легче. Но ненадолго.

Это ужасно! Шошо корчился от невозможности помочь любимой. Несколько раз он пытался уговорить Жёнушку поехать в больницу.

– Нет! Нет! – она и слышать об этом не хотела! Но наконец, вымотанная бессонной ночью боли, согласилась.

В этот раз их приняли без долгих заполнений документов. Жёнушку ждали в отделении.

Не может быть! Прошли всего сутки! Всего – сутки! Целые сутки! Вот бы остаться там – день назад! Не знать, не пережить всего, что случилось! Где та прежняя счастливая жизнь! Всё изменилось! Как поверить в такое!!!

Шошо оставил Жёнушку в палате.

– Не уходи. Не оставляй меня! – ни за что не хотела она отпускать его.

– Я только позвоню на работу. Привезу тебе вещи.

– Нет, не уезжай. Звони отсюда. Кто-нибудь привезёт вещи. Я попрошу маму.

Они ещё не говорили о том, как и будут ли вообще рассказывать родителям.

Но Жёнушка всё решила, понял Шошо. Это её право. Теперь всё будет только для неё. Пусть только поправится! Пусть вернётся домой! Решив так, Шошо почувствовал хоть какое-то облегчение. Он не отступится. Они будут вместе. Всё наладится. В то мгновение он не думал – да и кто мог об этом знать – сколько времени продлится эта «война». Каких жертв она потребует. Даже мысли, что они смогут потерпеть поражение, у Шошо не возникло.

И каждую минуту, каждый час, изо дня в день, из месяца в месяц Шошо не оставлял её, делал всё, чтобы помочь, поддержать, подбодрить. Всё было забыто, заброшено. Отошло на второй, третий план. Не существовало для Шошо ни работы, ни своих интересов, ни семьи, ни друзей. Не было того, чего бы они ни испробовали, не было специалиста, к которому ни обратились бы.

В какие-то моменты казалось – вот оно! – найдено подходящее лекарство. Ещё немного, и всё наладится. Но и это «чудо-средство» не помогало, и это «светило» науки не мог предложить ничего… Шошо был слишком близко, слишком внутри, чтобы заметить, как изменилась Жёнушка, как изменился он сам. Ему казалось, что они по-прежнему вместе. Ищут выход, борются. Но Жёнушка смирилась. Что-то главное устало, «сломалось» внутри. Жажда жизни, желание выжить, победить оставили её до неузнаваемости исхудавшее, лишь отдалённо напоминающее её прежнюю тело. Она не верила, не хотела, у неё не было больше сил. Ни на что. Кажется, смирились все. Только не Шошо. Он один не отступал. Искал и приглашал всё новых специалистов, находил всё новые и новые лекарства. Никто не осмеливался даже намекнуть ему, что… всё. Что пора прекратить. Что пора смириться с неизбежным.

Но она не должна была уйти! Не должна была оставить его одного! Столько ещё всего не сделано! Столько не договорено! Недолюблено!

Шошо выбрал для любимой место на склоне небольшого холма. Отсюда ничем не закрытый открывался прекрасный вид. Здесь было всё, что Жёнушка любила при жизни, – воздух, солнце, ветер. Проводить её в последний путь пришло много людей. Так много… Он ведь никого не звал… Но как-то узнали… Пришли. Кто-то что-то говорил, кто-то плакал, кто-то…

Шошо никого не видел и не слышал. Спроси его потом, кто был, нет, Шошо не вспомнил бы никого. Он и сам что-то делал, что-то говорил, куда-то шёл. Но всё это было снаружи – не задевало, не оставляло следа внутри.

Внутри Шошо говорил, никак не мог прекратить их разговор с Жёнушкой. Он рассказывал ей о прекрасном солнечном дне, о небе в лёгких облачках, о наполненном ароматом цветущих деревьев ветре. Да мало ли о чём могли говорить два любящих сердца.

Только когда на свежий холмик легли последние цветы и венки, Шошо перестал слышать её голос. Ему хотелось, чтобы побыстрее ушли все эти люди. Они мешали ему слышать свою Жёнушку. Мешали разговаривать с ней. Ему так много надо ей ещё сказать.

Наверное, когда сядет солнце, пройдёт эта самая длинная, самая страшная в его жизни ночь и наступит новый день, Шошо попытается осознать и принять всё, что с ними произошло, всё, что они пережили. Попытается смириться. Но пока оставьте меня – молил измученный угасший взгляд Шошо. Он оправится. Пойдёт дальше по жизни. Время, возможно, заставит многое позабыть. Рана – огромная, зияющая, пульсирующая нестерпимой болью рана – затянется. Но он всегда будет помнить, будет любить её. Что бы ни случилось. В лёгком облачке будет видеть её улыбку, в шуме прибоя – слышать её смех. Среди суматохи сметающей всё на своём пути жизни – будет внезапно ловить на себе её взгляд. Что бы ни случилось.

Возможно… Кто знает, как и что будет…