Читать книгу Чёрная полоса в Алькиной жизни - Галина Вильченко - Страница 2

Аля два часа сидела у окна и ждала Кирилла. И опять не дождалась. Уже прошло пять дней, как он приехал из командировки, но не давал о себе никаких вестей. Подруги, которые навещали её каждый день, о нём ничего не знали. Несколько раз Аля звонила к нему на работу, ей отвечали, что Васин в командировке. Но Алька знала, что его командировка закончилась несколько дней назад, и Кирилл приехал домой живой и невредимый. Стрелки часов уверенно совершили свой путь по кругу, и подошли к цифре семь. Закончились часы посещений, вахтёрша тётя Даша закрыла дверь на засов, женщины разбрелись по палатам, и каждая занялась своим делом. Кто-то читал книгу, кто-то вязал, кто-то спал, но большинство женщин просто разговаривали. Разговоры были разные: об артистах, о косметике и парфюмерии, обсуждали современную моду, и, конечно, мужчин и детей. Но любимой темой разговоров был секс. В шутку эти разговоры Алька называла секс-час, но сама в них участие принимала редко, она предпочитала чтение. Однако, краем уха слушала, о чём беседовали соседки по палате. В палате было девять кроватей, семь женщин лежали на сохранении, две кровати отводилось женщинам, делающим аборт. Вчера к ним положили совсем ещё девчонку, которой не исполнилось и восемнадцать лет, делать аборт она не хотела, родители заставляли. В противном случае грозили выгнать из дома, а идти той было некуда. Юля, так звали девушку, училась на первом курсе педагогического института, парень её служил в Морфлоте. Его родители признавать её не хотели, а от него самого не было никаких известий. Девушка плакала, уткнувшись в подушку. Сердобольные женщины старались успокоить её, приводили множества доводов в пользу аборта: надо учиться, устроиться в жизни, получить жилье, найти работу. А со временем и парень найдётся, который её полюбит.

– Но я Пашу люблю, и он меня любит! – доказывала девушка.

– И куда же делся твой Паша? – ехидно спросила одна из женщин. – Почему тебе не пишет?

– Он не может мне написать, он же в армии!

– Ну и что, что в армии?! Разве в армии запрещают письма любимым девушкам писать? Или он у тебя служит в сверхсекретных войсках?

– Откуда я знаю?! Его в Морфлот забирали, а куда он попал – не знаю. Я же от него ещё ни одного письма не получила.

– А сама писала?

– Нет, я не знаю, куда писать.

– Так он что, не знает, что ты беременна от него?

– Нет, когда он уходил в армию, я ещё сама ничего не знала. И что я скажу ему, когда он вернётся?

– Да ничего не скажешь, за два года у вас вся любовь пройдёт. Или сколько там сейчас в Морфлоте служат?

– Кажется, три года, – подсказал кто-то из женщин.

– А если не пройдёт? И у меня потом не будет детей?

– Почему сразу не будет? Да если ты хочешь знать, то многие студентки делают аборты, а потом выходят замуж, рожают детей и вполне счастливы, потому что у них хватило ума получить профессию и работу, и не кричать на каждом углу о сделанном в юности аборте. А теперь представь, что будет, если ты родишь против воли родителей? Жилья нет, работы нет, образования нет! Да и мужа тоже нет и неизвестно, будет ли.

– Почему сразу не будет мужа? – удивилась одна из женщин. – Она девушка симпатичная, даже если и родит, всё равно выйдет замуж. Вас послушать, так с рождением ребёнка жизнь заканчивается, если штампа в паспорте нет. Ерунда! Если мужчина любит, ему всё равно, есть у его избранницы ребёнок, или нет. А если не любит, то зачем он такой нужен? Я замужем второй раз, а первый раз вышла рано, в восемнадцать лет, дочку родила. И что? Через два месяца он ушёл, а я облегчённо вздохнула, такой жмот оказался и ревнивец, что описать трудно. Мне ничего нельзя было купить без его ведома не только себе, но и дочке. Это я ещё могла вытерпеть, в конце концов, у меня были свои деньги, о которых он не знал. Как ни странно, но у меня хватило ума не сказать ему о своих сбережениях.

– Откуда же у тебя сбережения были в восемнадцать лет? – усмехнулся кто-то.

– Я рано начала работать, ещё в школе училась, меня мама каждое лето устраивала к себе на завод. Она говорила, что ей одной тяжело будет мне приданое собрать, я тогда обижалась на неё очень. Все подружки летом отдыхали, на юг ездили, а я работала. Только потом, когда сама стала матерью, поняла её.

– А как твоя мама восприняла известие о твоей женитьбе? – поинтересовалась Юля.

– Как и все матери, у которых дочери торопятся стать взрослыми. Нет, она мне скандалы не устраивала, но переживала очень и плакала, думала, что я не вижу. С мужем хорошо я прожила недели две, а потом началось! Это не одевай, туда не ходи, лишнего не покупай. Жуть! Вы представляете, он не разрешал покупать дочке смеси, требовал, чтобы я кормила грудью, а у меня молока не было. Идиот! Так что, Юля, поверь моему опыту, иногда лучше жить без мужа, чем с мужем. Что же касается мужчин, то всегда можно найти любовника, который не будет тобой помыкать и просить есть.

– Ты, Надежда, рассуждаешь, как проститутка, – хмыкнул кто-то.

– Я рассуждаю как трезвомыслящая женщина. Что же касается тебя, Юля, то не надо ссориться с родителями, они тебя любят и хотят, чтобы у тебя в жизни всё было хорошо.

– Но я люблю Пашу! – воскликнула Юля.

– И что? Люби, кто тебе не дает?

– Все не дают! Мои родители, его родители, все как будто сговорились! – Юля ещё громче зарыдала и выбежала из палаты.

– Зачем вы её доводите? Ей и так несладко приходится, парень ушёл в армию и пропал, а она должна одна решить свалившиеся на неё проблемы. Если не родит, то он может потом предъявить ей претензии и бросить, скажет, что она скрыла от него свою беременность, потому что не хотела рожать от него. А если родит, а он скажет, что ребёнок ему не нужен и никто её рожать не просил? Опять плохо, – заступилась за девушку Аля.

– Хитрее надо быть, пусть делает аборт, а своему Паше о беременности говорить не надо совсем. Не знает он о ней сейчас, пусть не знает и в будущем.

– Тогда получится, что она его всю жизнь будет обманывать, – не согласилась одна из женщин.

– Он мог бы о ней позаботиться, знал же, что его родители настроены против неё…

– Так он же не знал, что она беременна!

– Или не хотел знать…

– Несладко ей, видите ли, приходиться! А в постельке с мужиком валяться сладко было? Вот пускай и помучается теперь, в следующий раз подумает, прежде чем шашни заводить, – зло проговорила толстая тётка у окна.

Звали тётку Александра Титовна Демченко, работала она в детском саду поваром. В свои двадцать пять лет выглядела она на все сорок. У неё было круглое лицо, нос картошкой, полные губы, маленькие, заплывшие жиром глаза и вечно сальные чёрные волосы. Её руки в обхвате были в два раза больше Алькиной ноги, а ноги – чуть больше Алькиной талии. Увидев Александру первый раз, Алька сразу вспомнила книгу Франсуа Рабле о великанах «Гаргантюа и Пантагрюэль», которую пыталась прочитать в детстве, но так и не дочитала до конца. Видно, тетка являлась дальней родственницей этих великанов. Зато мужа себе она нашла в стране лилипутов. Маленький, щупленький, и какой-то бесцветный: бесцветные редкие волосики не прикрывали розовую лысину, маленькие бесцветные глазки смотрели настороженно из-под бесцветных бровей и ресниц. Бледные губы были еле видны на узком лице. Вместе они составляли такую уморительную пару, что смотреть на них без улыбки было нельзя. Александра уже не первый раз пыталась родить, но каждый раз терпела неудачу. Альке она не нравилась: тётка была на редкость злой и неопрятной. У нее на тумбочке всегда стояла грязная посуда, валялись огрызки и крошки от хлеба. Ко всем она цеплялась, всех критиковала и добрым словом никого не поддержала. К себе же требовала повышенного внимания и заботы.

– Интересно, тебе можно валяться в постельке с мужиком, а ей нельзя? – спросила Алька, – или у тебя святое зачатие и твой малышок тут ни при чем?

– Я валяюсь с законным мужем, а не с первым попавшимся кобелем, – зло ответила Демченко.

– А почему ты решила, что она валяется с первым попавшимся? Может, он у неё вообще первый и единственный будет? Или ты сама не была молодой? – наседала на Демченко Аля.

– Я и сейчас не старуха, но валяюсь в постели только с законным мужем, – Демченко посмотрела на Альку осуждающим злым взглядом.

– Тоже мне законница выискалась, – пробурчала Аля. – Это не ты с ними не валяешься, это они с тобой не валяются.

– Да твоего и мужиком нельзя назвать, так, дух бесплотный. И ребёночка ты выносить не можешь, потому что злая. А бог там, наверху, всё видит. Вот Алька добрая – ей бог двоих даст, а ты злая – не будет у тебя детей. Своих не родишь, а чужие сами у тебя жить не захотят, – тихо сказала Марфа Петровна, тридцати девятилетняя женщина, которая лежала рядом с Алькой.

– Что ты мелешь, монашка чёртова! Да я тебе за твое карканье сейчас по шее надаю! – Александра поднялась и направилась в сторону Марфы Петровны. Та даже не шелохнулась.

– Тебе нельзя вставать, забыла? – усмехнулась Марфа Петровна. – А уж совершать какие-нибудь движения, кроме принятия пищи, тем более – похудеть можешь. Да и пришибить тебя ненароком могу. Ты не связывайся со мной, Александра. Я ведь школу жизни не в монастыре проходила, а в более суровых заведениях. Так что ложись в свою кроватку и постарайся как можно больше молчать, чтобы не накликать беду на свою глупую и пустую башку. Всё, я тебе больше ничего не скажу, ты не стоишь моего внимания. И убери всю грязь с тумбочки, незачем разводить здесь тараканов. Не можешь сама за собой убирать, пусть твой муж убирает, а прислуживать тебе никто не обязан. И не помыкай тётей Дашей, она всё же постарше тебя, засранки, будет. Можешь завтра пожаловаться на меня Валентине Андреевне, я разрешаю, – Марфа Петровна отвернулась к стене и накрылась с головой одеялом.

Александра стояла около её кровати с открытым ртом. Впрочем, рты были открыты у всех. Марфа Петровна лежала в их палате уже третий день, ни с кем из женщин больше, чем двумя словами не перекидывалась, поэтому её монолог всех удивил. Почему она оказалась в лагере, интересовало почти всех, но независимо от причины, симпатии она завоевала у всех женщин девятой палаты. Александра стояла с открытым ртом минуты три, не меньше, потом развернулась и молча легла в свою кровать.

Алька встала, накинула фланелевый синий больничный халат и вышла из палаты. В коридоре никого не было, из палат доносились гулкие голоса, да слышался нервный смех из палаты напротив, где лежали женщины, делающие аборт. Они боялись предстоящей операции, но старались спрятать свой страх за излишней весёлостью и беспечностью. Аля прошла весь коридор и заглянула во все углы. Юли нигде не было. Она уже собралась вернуться в палату, как что-то её насторожило. Алька подошла к запасному входу и приоткрыла дверь, снизу слышались приглушенные всхлипы. Девушка вышла на лестницу и спустилась на первый этаж. Юля сидела под лестницей на деревянном ящике, нахохлившись, как мокрый воробей в дождливую погоду. Рядом стоял ещё один ящик, на полу лежала пустая консервная банка с несколькими окурками. Место служило курилкой для курящих женщин, лежащих в гинекологии. Юля уже перестала рыдать и теперь еле слышно всхлипывала. Алька села рядом и обняла её за плечи:

– Успокойся, Юленька, всё будет хорошо. И мама с папой тебя любят, они переживают за тебя. А с детьми действительно незачем торопиться, тут женщины правы, надо самой на ноги встать, специальность получить, стать независимой от родителей, да и от мужа тоже. Ты же такая молоденькая, ещё неизвестно, что ты будешь говорить через год.

– Тебе самой, сколько лет? – тихо спросила Юля.

– Двадцать три будет в этом году, – машинально ответила Аля, хотя ей совсем недавно исполнилось двадцать два.

– Да? Ты молодо выглядишь, я думала мы ровесники.

– Это потому, что я маленькая и худая. Как в народе говорят: маленькая собачка до старости щенок. Так это про меня. Хотя, знаешь, в душе мне всё ещё шестнадцать лет. Я очень хочу ребёнка, но вот как его буду воспитывать, представления не имею. Мне кажется, я его избалую. У меня есть кот, его зовут Плутон, от слова плут, так этот проходимец у меня по голове ходит, творит что хочет: по столу лазает, цветы ест, будит меня часов в шесть утра, еды требует, а ест только рыбу да мясо, мышей не хочет ловить. А представь, ребёнок будет?! Я на кота шикнуть не могу, а на ребёнка тем более не смогу. Одна надежда, что папа будет воспитывать его по-мужски. Кирилл хочет мальчика и уверен, что будет мальчик. Он всегда во всём уверен. А я хочу девочку.

– Тебе хорошо, у тебя муж есть, а я даже не знаю, где Паша, он прислал только одно письмо, на Дальнем Востоке был, в учебке. Из них подводников готовят. Паша будет гидроакустиком, это тот, который в наушниках слушает и определяет, где что плывет.

– Вот видишь, он тебе всё же прислал письмо, а в палате ты говорила, что писем от него не получала. А ему ты писала? Ты сообщила ему о своей беременности?

– Я ответила на его первое письмо, но тогда я ещё не знала, что беременна. Больше писем от него не получала, поэтому и не писала.

– Знаешь, Юля, ты дура набитая! – вскричала Алька. – Слёзы льёшь, а написать любимому, что он, возможно, скоро станет отцом, не догадалась.

– Так он же мне сам не пишет! Ты что, считаешь, что я должна вешаться ему на шею?

– Ты же сама только что говорила, что любишь его, так борись за свою любовь. Тебя трудно понять, то ты говоришь, что он тебя бросит, если узнает, что ты аборт сделала, то не хочешь вешаться ему на шею. Почему ты не хочешь написать ему о своей беременности?

– Напишу, и что он тогда обо мне подумает?

– А что он может подумать? Только то, что ты хочешь родить его ребёнка, – пожала плечами Аля.

– А если я рожу, а он скажет, что ребёнок не его? Тебе хорошо говорить, у тебя муж есть…

– У меня тоже не всё так хорошо, как кажется. Мы с Кириллом пока ещё не поженились. Его мама против меня настроена. Он, конечно, надеется её уговорить, но я уверена, что у него ничего не получится. Так что придётся нам в тайне от его мамы расписываться. А у меня никого нет. Отца я помню очень плохо, он с нами не жил, но когда я была маленькая, приезжал к нам. Мы гуляли в парке и даже сфотографировались вместе: мама, папа и я. Мама погибла в автомобильной аварии, когда мне было тринадцать лет. Я с бабушкой жила, она умерла совсем недавно, осенью. Вот ей Кирилл очень понравился, она даже свои тайны поведала не мне, а ему. Я очень люблю Кирилла, а он относится ко мне как к неразумной девчонке, но мне это даже нравится. Вот только я боюсь, что его мама меня всё-таки не примет. Я же не образованная, продавщицей работаю в универмаге, в отделе верхней женской одежды. Учиться не хотела, восемь классов закончила и в ГПТУ пошла. Нас, детдомовских девчонок, в основном посылали учиться в строительные ПТУ на штукатуров-маляров. Но бабушка настояла, что бы я в продавцы шла, говорит, всегда в тепле будешь. Она у меня почти тридцать лет на стройке отработала, а мама врачом на скорой помощи работала. На скорой помощи и погибла. Пьяный идиот на грузовике врезался в их машину.

– А у меня родители на заводе работают. Папа инженер, а мама экономист. А у Паши и папа и мама в типографии работают, вот только я не знаю кем. Паша говорил, но я забыла, профессии у них мне не знакомые. Я никогда не думала, что мои родители могут со мной так поступить. Была в них уверена. Мне всегда казалось, что у нас идеальная семья. Я не помню, чтобы мама с папой ругались, даже если папа бывает чем-то недоволен и начинает высказывать маме свои претензии, она быстро и умело превращала всё в шутку. На неё даже невозможно было сердиться. Я всегда чувствовала их любовь к себе, поэтому и была так огорошена их реакцией на мою беременность. Если бы ты видела и слышала, что было у нас дома, когда они узнали про беременность, и что срок у меня три месяца, – девушка снова заплакала.

Алька гладила Юлю по волосам и молчала. Она думала, как бы отреагировала её мама, узнай, что дочка, которую она растила и лелеяла, которой ещё нет восемнадцати лет, беременна? Нет, мама ни за что бы из дома не выгнала бы, и на аборт против воли не отправила бы. Мама, мама, почему тебя нет сейчас рядом со мной? Как сейчас пригодились бы твоя любовь, опыт и совет. Алька вдруг почувствовала себя такой одинокой и несчастной, ей стало так жалко себя, что она тоже заплакала. Минут десять они обе плакали, затем успокоились, и Юля продолжила свой рассказ:

– Меня обозвали последними словами. Кричали, что сидеть с моим ребёнком они не будут, так как сами ещё молодые, образование я не получу и буду всю жизнь мыть полы и мести улицы. Мама сказала, что мне и бросать институт не придётся, так как меня отчислят за аморальное поведение. Педагог, оказывается, не имеет права рожать детей на первом курсе института. В общем, много чего говорили, я была так ошарашена, что плохо понимала, что происходит. Потом родители успокоились и стали решать, как спасти мою грешную душу и не дать загубить свою жизнь в начале жизненного пути. У меня ведь прошли все сроки, когда можно делать аборт, срок уже больше двенадцати недель. Они достали справку, что я безнадёжно чем-то больна и роды мне вредны и опасны для жизни. Я отказывалась ложиться в больницу, они пообещали выгнать меня из дома. Вот у тебя какой резус?

– Как у большинства людей – положительный. С этой стороны у меня всё в порядке.

– А у меня отрицательный, а Пашин я не знаю. Понимаешь, у меня ведь может не быть потом детей, а родителям всё равно. И что я Паше скажу? Прости, милый, я не захотела нашего ребёнка? – Юля опять заплакала.

– Юль, а ты уверена в своём Паше? Он точно тебя не бросит? – спросила Аля, подозрительно посмотрев на девушку.

– Уверена.

– Как-то у тебя всё странно: ты в нём уверена, но боишься ему написать о ребёнке, думаешь, что он его не признает. Ты, Юля, или совсем не уверена в Павле, или… – Аля замялась на секунду, – это ребёнок не Павла.

– Павла, – заверила Юля. – Вообще-то, о беременности мы не думали. Про учёбу говорили, про работу, обсуждали, где жить будем. А вот о детях не думали. У меня даже в мыслях не было, что я могу забеременеть, но когда узнала, восприняла спокойно. Моя мама меня тоже рано родила. Я думала, что если девушка забеременела от любимого парня, то парень на ней жениться, она рожает ребёнка, и они вместе живут долго и счастливо – как у моих родителей было. А тут выясняется, что не всегда парень женится на девушке, иногда он просто исчезает из её жизни, иногда заставляет делать аборт, иногда признается, что никогда её не любил, просто проводил время с красивой девчонкой, иногда клянется в любви, но детей не хочет, потому что это лишние заботы, а ему ещё хочется погулять.

– Это тебе мама рассказала? – усмехнулась Аля.

– Нет, девчонки в институте делились своим жизненным опытом. Аля, ты не знаешь Пашу! Таких парней как он, больше нет на свете. Он не только красивый, но и честный, и благородный, среди моих знакомых он такой единственный. А знакомых у меня много.

– Тогда плюнь на всё и рожай. И своему благородному Павлу напиши всю правду, пусть готовится папашей стать.

– А где мне жить? На что жить? Да и как жить? Я же ничего не умею, даже кашу манную варить.

– Поживи у меня пока, но мне кажется, когда у твоих родителей пройдет шок, они тебя и с ребёнком примут, и любить внука будут, и институт ты закончишь.

Юля удивлённо посмотрела на Альку.

– Ты это серьёзно?

– Конечно, серьёзно. Они же любят тебя, беспокоятся о тебе.

– Я не про родителей, а про то, что мне можно будет пожить у тебя.

– Серьёзно, у меня хороший дом, ты не смотри, что он частный, он лучше некоторых квартир. У меня и водопровод есть, и ванная, и газ. Это отец провёл, не сам конечно, но он это всё устроил. У нас на улице у всех всё проведено, поэтому его до сих пор благодарят, хотя даже и не знают, кто он такой и жив ли сейчас.

– Аля, но ты сама ещё можешь оказаться у разбитого корыта.

– Я верю Кириллу, но даже если и случится что-нибудь, то вдвоём всегда веселее. Ты будешь учиться, а я с детьми сидеть.

– А кто будет зарабатывать деньги?

– У меня есть скромные сбережения, я, когда пошла работать, откладывала ползарплаты на сберкнижку. И ещё у меня есть страховка детская, меня мама застраховала до восемнадцати лет, платила каждый месяц четыре рубля девяносто копеек. А после гибели мамы уже бабушка платила, хотя я и жила в детском доме. На какое-то время нам хватит. Решай Юля. И запомни, лучше сожалеть о том, что сделала, чем о том, что не сделала. Тем более, что потом детей может не быть. У меня есть подруги, Ася и Лариса, так вот, Юля, они остались одни в семнадцать лет. У них умерли родители, но и институт они закончили, и работу нашли. И ты найдешь себе работу, будешь учиться и работать.

– Алька, я ничего не умею, где я смогу работать? Полы мыть? Упаси господи, уборщицей я не буду, даже если мне придется голодать!

– А что тут такого? Полы тоже кто-то должен мыть, и если хочешь знать, то многие студентки как раз и подрабатывают уборщицами. Не хочешь мыть полы, можешь еще устроиться в детский садик ночной нянечкой, у тебя день будет свободным, можешь посвятить его учёбе и ребёнку.

– Да я даже не знаю, как к ребёнку подходить надо, – усмехнулась Юля.

– Ты же в педагогическом учишься, так что тебе всё равно придется научиться ладить с детьми. Юля, не бойся жизненных трудностей, поставь перед собой цель и двигайся к ней. Пойдём в палату, все, наверное, уже спят, да и холодно здесь.

– В палату не хочу идти, там эта толстуха противная, так хочется ей в рожу плюнуть. С трудом себя сдерживаю. Как вы только её терпите?

– Она теперь молчать будет, её Марфа Петровна так отбрила, любо дорого было слышать. Ты знаешь, эта Марфа сказала, что бог пошлёт мне двоих детей. Интересно, она просто так сказала или умеет предсказывать будущее? – Алька задумалась.

– Ты что, веришь в гадалок и предсказателей? – удивилась Юля.

– Не знаю, но так хочется, чтобы мне предсказали что-нибудь очень хорошее, и это предсказание сбылось. Пойдём.

– Я не пойду, меня завтра с утра пораньше в операционную заберут.

– Ты скажи, что передумала.

– Понимаешь, мои родители уже заплатили деньги за аборт. Врачиха теперь сделает мне его под любым предлогом. Ведь не захочет же она вернуть деньги?!

– А кому они заплатили?

– Не знаю, они говорили, что врачу, не называя имени.

– Знаешь что? У меня есть знакомый доктор, пойдём, я позвоню ему, и он что-нибудь придумает, – Алька встала и потянула Юлю за руку.