Читать книгу Избранные произведения в 2-х томах. Том I. Трилогия о Фрэнке Брауне - Ганс Гейнц Эверс - Страница 10

Фрэнк Браун поздно сошел вниз: он работал всю ночь до рассвета. Тереза молча стояла за завтраком подле него и ждала его взгляда. Но он почти не видел её. Он не заметил ни её отсутствия, ни возвращения. В следующие дни она тоже не отходила от него во время еды, но заговорить с ним не решалась; она только прислуживала ему, немая, как рабыня.

Однажды она тихо сказала ему:

– Дон Винченцо просил передать вам привет.

– Благодарю.

Он взглянул на девушку и заметил, что она была хороша.

– Ты видела священника?

– Да, четыре дня тому назад я была в городе.

– Ты исповедовалась?

Она кивнула головой.

Фрэнк Браун болтал с Терезой, но не прикасался больше к ней. Он был ласков и добр с нею, как с хорошеньким ребенком, присутствие которого терпят. Иногда, когда он брал лютню, он звал её к себе: она должна была спокойно сидеть и слушать.

Когда он отправлялся кататься по озеру, то давал ей весла, и она гребла. А он молча сидел против неё и о чем-нибудь думал или мечтал.

Он приучил её бегать рядом с ним во время прогулок, терпеливо, внимательно, как хорошо выдрессированная собака. Фрэнк высказывал ей свои мысли, спрашивал её совета и сам за неё отвечал: так ему легче было уяснять себе самому свои мысли.

Терпеливо, серьезно, целыми часами слушала его Тереза. Она мало понимала из того, что он говорил, но все ей казалось великим и прекрасным, а сознание, что её господин разговаривал с нею, делало её бесконечно счастливой.

Иногда, среди ночи, он приходил в её комнату, будил, садился на кровать и начинал рассказывать. Она, по обыкновению, тихо, серьезно слушала его. Иногда он оставался у неё, смеясь, обнимал и ласкал её, а она закрывала глаза и вся дрожала от счастья.

Однажды, уже вечером, к нему постучались.

В комнату ввалился служивший при гостинице Анджело и доложил, что Мариано Венье очень просит барина пойти навестить его жену, которая больна, при смерти.

– Но я – не врач! – заявил Фрэнк. Однако Анджело не двигался с места. Фрэнку пришлось ещё раз повторить, что он ничего не понимает в медицине; тогда слуга вышел, но тотчас вслед за ним в комнату вошли хозяин и Тереза.

– Венье стоит внизу и не хочет уходить. Пойдите же к его жене, доктор! – сказал Раймонди.

– Но я ничем не могу ей помочь. Я – не врач, – ответил Фрэнк.

Хозяин почесал затылок и плюнул.

– Вам ведь никто не поверит: все думают, что раз вы доктор, вы должны уметь лечить.

Было видно, что он и сам думает так же.

Наконец, Раймонди прибег к последнему доводу.

– Там теперь Американец; он хочет молится о её здравии; вы можете сделать для неё столько же, сколько и он.

Но у Фрэнка не было желания состязаться с Американцем.

Тут подошла к нему Тереза.

– Пойдите к бедняжке, – попросила она, – быть может, вы всё-таки ей чем-нибудь поможете.

Он рассмеялся.

– Право, дитя, я ничего не умею.

Тереза серьезно, большими глазами, посмотрела на него, взяла за руку и проговорила:

– Пожалуйста, пойди к бедняжке. Ты все можешь…

Он вздохнул, пожал плечами, достал опиум, хинин и пирамидон из дорожной аптечки и отправился к больной…

Спальня, в которой лежала Матильда Венье, была полна народу. Воздух в ней был сперт донельзя.

– Откройте окно! – приказал Фрэнк Браун. Но больная поднялась на кровати и громко закричала.

– Нет! Пусть окно будет закрыто! Пьетро Носклер приказал, чтобы его закрыли.

Фрэнк Браун обернулся. Рядом с ним стоял Американец. Он был весь в черном; в длинном сюртуке, застёгнутом до самой шеи, как у миссионеров. Безбородое лицо, маленькие, слегка косые, глубоко сидящие глазки, низкий, выдающийся вперёд череп, отсутствующий подбородок, приплюснутый нос, широко оттопыренные уши с приросшими мочками свидетельствовали о вырождении; шея была изрезана золотушными рубцами; движения торопливы, как у эпилептиков.

«Ему мне было бы легче поставить диагноз, чем больной», – подумал Фрэнк Браун.

– Дайте ваш пульс, – попросил он больную.

Но женщина спрятала руку под одеяло и взглянула на Фрэнка почти с ненавистью.

Тогда вмешался Американец.

– Дай руку, сестра! – сказал он больной, и та послушно протянула её Фрэнку.

Пульс больной свидетельствовал о сильной лихорадке. Её язык и весь рот были сильно обложены. Она хрипела и кашляла.

Не подлежало никакому сомнению, что она была серьезно больна. Но Фрэнк не знал, что нужно делать.

– Как долго она не спала? – спросил он неуверенно.

– Уже три ночи, – ответил Американец.

«Ей не может повредить ни в коем случае, если она как следует выспится, – подумал Фрэнк Браун. – Я дам ей немного опиума».

– Принесите воды! – попросил он, – я дам ей лекарства.

Но больная закричала и замахала руками.

– Он отравит меня!

Она запела священный стих, и присутствующие вторили ей.

Её муж сделал знак Фрэнку Брауну, и они вышли в соседнюю комнату. Венье подал здесь Фрэнку графин воды.

– Пришли сюда мистера Питера, – приказал он.

– Что вам угодно, доктор? – спросил, войдя в комнату, Американец.

– Вот стоит лекарство. Я уйду сейчас, и ты дашь его больной. Ты останешься всю ночь здесь?

– Да, – ответил Пьетро Носклер, – мы будем бодрствовать и молиться.

– Прекрасно, – продолжал Фрэнк Браун. – Один стакан ты дашь ей сейчас же. Она охотнее примет лекарство из твоих рук. Я надеюсь, что оно несколько успокоит её, и она скоро уснет. Если же больная снова проснется, ты дашь ей другой стакан!

Американец молчал, но по его лицу видно было, что он собирался сделать, когда уйдет доктор: взять стакан и вылить все его содержимое.

Фрэнк Браун вспыхнул. Схватив за плечи Американца, он начал его трясти изо всех сил.

– Взгляни на меня! – крикнул он повелительно. – Ты сделаешь то, что я говорю! Я этого хочу – понимаешь?

– Да, я сделаю это, – пробормотал Американец, взял стакан и вышел к больной.

* * *

На следующий день Фрэнк встретил мужа Матильды.

– Ну, как здоровье жены?

Мариан Венье посмотрел недоверчиво.

– Вы не помогли ей. Я не заплачу вам.

– Мне не нужно твоих денег. Я хочу только знать, как здоровье больной.

Венье сразу сделался любезнее:

– Ей лучше. Скоро она будет совсем здорова. Спасибо за то, что вы пришли.

Но тут же добавил:

– А спас её всё-таки Американец.

Вся деревня только и делала, что говорила о чудесном выздоровлении Матильды Венье. Говорили, что уже не было никакой надежды на её спасение, что даже искусство знаменитого немецкого врача было бессильно. И только мистер Питер своими молитвами и бдением в течение трех долгих ночей спас её тело, уже попавшее дьяволу в когти!

Тереза вошла в комнату Фрэнка.

– Ведь это вы спасли Матильду, а не Американец? Правда?

«Она сама спасла себя», – подумал Фрэнк Браун, но ответил Терезе:

– Нет, наверно, Американец: он так усердно молился!

Девушка не знала, шутит он или говорит серьезно. В эту минуту в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Фрэнк Браун.

Тереза открыла дверь и, увидев Американца, вскрикнула и убежала.

Фрэнк Браун поздоровался с ним и предложил ему стул. От сильного смущения мистер Питер потирал свои огромные красные ручища о брюки. Потом, заикаясь, сказал, что пришел поблагодарить доктора за спасение сестры.

Хотя все-де говорят, что он спас больную, но это лишь потому, что никто не видел, как доктор приготовлял лекарство.

– Вы сказали это кому-нибудь? – спросил Фрэнк.

– Пока – нет, но в ближайшее воскресенье я заявлю на собрании, что не я, а немецкий доктор спас нашу сестру.

Фрэнк Браун пристально посмотрел на него.

– Ты этого не сделаешь, – сказал он спокойно.

– Почему же нет? – и Пьетро стал ёрзать на стуле. – Почему не сделаю? Я должен заявить это. Ведь это – правда.

– Ты не скажешь этого. Я сам приду на собрание, и если ты скажешь это, я встану и заявлю, что ты лжёшь. Не я исцелил жену Мариано, а ты!

Пьетро схватился за голову обеими руками.

– Я?.. Но ведь вы дали ей лекарство?

– Нет. Я дал тебе чистой воды, – солгал Фрэнк Браун. – Я не врач и не умею лечить. Больную спасли твои молитвы и ты. Тебе дал Иисус Христос силу благодати своей, а не мне.

Американец встал. Его глаза сверкали.

– Доктор, верно ли это?

Фрэнк Браун взял протянутую руку и с силой потряс её:

– Да, всё это верно!

«Почему же мне не солгать, раз это так нравится тебе?» – подумал он.

Американец перестал сомневаться в себе. Но к его великой вере в себя присоединилась другая: вера в превосходство силы чужестранца. И он смиренно сказал:

– Благодарю вас, доктор.

– Не за что. Всего хорошего, Илия.

– Почему вы назвали меня… Илией? – спросил, заикаясь, Американец.

– Иди сейчас. Я объясню тебе это в другой раз.

Едва Американец ушел, как в комнату вернулась, дрожа и задыхаясь от негодования, Тереза.

– Я не хочу, чтобы он приходил сюда! Что тебе нужно от этого грязного Американца?

Фрэнк пристально посмотрел на неё. Она вздрогнула и тихо, как бы извиняясь, добавила:

– У него дурной глаз.

Фрэнк Браун привлек её к себе, усадил на колени и положил её голову к себе на плечо. Затем быстро начал гладить виски. Она не сопротивлялась, а лежала, спокойно дыша, у него на груди. Он уколол её иголкой в руку; лицо её не выразило признаков боли. Он был доволен.

Усадив её на стул, Фрэнк сел против неё на столе и задумался.

«Как это удивительно! – думал он. – На вид я кажусь колдуном. А между тем я отлично знаю, что сила – не во мне, а в тебе, дитя моё! И если я сделаю что-нибудь с тобою или с этим дураком-Американцем, которого ты терпеть не можешь, то творить будет всё-таки ваша сила, а не моя. Наука говорит, что вы – больные. Но ваша болезнь – большая сила, и я хочу использовать её, как умею».

Он проделал над девушкой несколько опытов: то давал ей приказания, то задавал вопросы, на которые она отвечала в желательном для него смысле. Наконец, ему надоело это занятие, и он разбудил загипнотизированную.

* * *

Фрэнк Браун отправился к Американцу. Его встретила в саду жена последнего – крепкая, маленькая, круглая женщина. Показав на сарай, она благоговейно проговорила:

– Мой муж там; он скоро вернётся.

Она ввела гостя в дом, усадила его и долго болтала, пересыпая каждую фразу словами: «мой муж».

Вдруг она испуганно вскочила.

– Он идёт, – прошептала она, открыла дверь, поставила на стол свечу и незаметно вышла.

Пьетро встретил Фрэнка мрачно и сдержанно. Он стоял с опущенной головой и смотрел на него со злобой и страхом.

«Погоди, мой зверь. Я ещё научу тебя плясать», – подумал Фрэнк Браун и спросил по-английски:

– Как дела?

Мистер Питер вздрогнул, съежился, словно получил удар хлыста, и с кисло-сладкой улыбкой ответил:

– Благодарю. Все в руке Бога. Я молю Его, дабы Он благословил моё начинание.

– Бог не благословит твоего дела, – ответил Фрэнк Браун. – Он требует большего, чем пение и молитвы.

– Чего же Он требует? – спросил подозрительно Пьетро Носклер.

Фрэнк Браун положил руку на плечо Американца. Его голос звучал мягко, спокойно, но чрезвычайно убедительно, когда он заговорил:

– Слушай, Пьетро Носклер! Бог ждёт от тебя чуда.

С ужасом смотрел на него мистер Питер.

– Я должен сотворить чудо? Я?… Но люди ведь не делают чудес!

– Не греши! Прочти «Жития святых», – и ты узнаешь, что люди творят чудеса Ты должен сотворить чудо и можешь это, Пьетро. Ты – пророк Илия! Разве тебе не известно, что души святых могут вселяться и в другие тела по велению Бога?! В тебе сидит душа Илии.

Фрэнк говорил медленно, уверенно, тоном, не допускающим сомнения.

– Недаром же Господь послал тебе столько милостей. Он повел тебя через огромное море, чтобы заставить тебя долгие годы в тяжком труде добывать хлеб твой насущный. Он направил там твои шаги в общину братьев, дабы осветить тебя сиянием Духа Своего. И в Своей безграничной милости дал Он тебе богатый дар и вывел тебя из чужой страны: в долине твоей родины ты должен был вещать Царствие Его и милосердие Спасителя. И здесь, пока ты спал, Он вселил в твое тело душу благочестивого служителя Своего – Илии.

Пьетро шатался, как пьяный, и крепко ухватился за край стола.

– Это верно, – прошептал он; – мне снится каждую ночь кровь агнца. А жена говорит, что я встаю и брожу во сне.

– Не ты встаёшь, а пророк, живущий в тебе, – заметил Фрэнк Браун. – Он встаёт и творит во сне хвалу Господу Богу. Пьетро Носклер, ты – Божий избранник!

Американец едва держался на ногах под пристальным взглядом Брауна. Его руки дрожали, тонкая пена покрывала полуоткрытые губы. Но взгляд его светился гордым блаженством. Он уже не слышал, что ему говорил тот, другой, они созерцали великолепие Царствия Божия. Фрэнк Браун начал его раздраженно трясти.

– Приди в себя, Пьетро, я говорю с тобой. Ты должен слушаться, понимаешь ли, Пьетро?

Да, он должен был слушаться, – он это знал. Он чувствовали что чужеземец прогнал туман, застилавший ему до сих пор глаза, и указал путь, по какому он должен идти. Но именно за это он ненавидел его. Пьетро безгранично верил каждому слову своего собеседника, и в нем все сильней и сильней росло благоговейное уважение к самому себе, и в то же время перед ним сидела эта беззаботная собака и каждым взглядом, каждыми жестом показывала ему свое безграничное неуважение.

Он заскрежетал зубами. Отчего именно Фрэнк был послан к нему?

«Пути Господа неисповедимы», – прошептал он и беззвучно спросил:

– Скажите, доктор, что же мне делать?

– Принеси сначала вина!

Американец посмотрел на него, – его словно хлестнули плетью.

– У меня нет вина. В моем доме никогда не было ни капли, – ответил он.

– Если нет, то пойди купи у Раймонди.

Пьетро тяжело поднялся и вышел, как прибитая собака.

Он вернулся с вином. —

– Пей и ты тоже!

Фрэнк пил и заставлял пить Носклера.

– Теперь ты меня лучше поймешь. Итак, слушай внимательно. Что ты делал до сих пор в Валь-ди-Скодра? Ты проповедовал веру, меж тем как здесь нет ни одного неверующего. Ты говорил о покаянии, меж тем как они задолго до твоего появления раскаялись в грехах. Ты заставлял их каяться в грехах открыто, перед всей общиной, а думаешь, что этого довольно для Господа? Ты убедил их отказаться от вина – бесспорно, это благое дело. Но верь мне, Пьетро, Бог требует большего. И те, кого ты учишь, тоже отвернутся скоро от тебя, они тоже ждут от тебя большего. Ты требовал от них борьбы с дьяволом и обещал им изгнать его. Но каким орудием? Молитвой и пением? Помни, Пьетро, дьявол не боится молитв и песнопений, и если ты хочешь одолеть его, то избери более действенное оружие! Апостол Павел сказал: «Я бичую и изнуряю тело свое…» Вот – путь, который нам указали святые!

Итак, возьми бич и истязай свое тело, Пьетро Носклер, ты же пророк Илия!

Фрэнк Браун умолк.

Американец не отрывал от него глаз; он шевелил языком и губами, но не произносил ни звука, – казалось, он потерял способность речи. Наконец, с большими усилиями, запинаясь, он проговорил:

– Скажи… скажи… кто ты?

– На, выпей, глупая скотина! Кто я – не твое дело, болван! Подумай хорошенько над тем, что я тебе сказал, – для твоей башки вполне хватит.

Они встал и собрался уходить.

– Вот ещё что я хотел сказать тебе, Пьетро. Тебя учили в Пенсильвании, что алкоголь – вредный яд, и что в нем сидит дьявол, – совершенно верно! – Он наполнил стакан и отпил глоток. – А теперь, мой пророк, прими из моих рук яд сатаны! Приложи свои губы туда, где я отпил.

Американец вскочил и оттолкнул его.

– Нет, нет, не хочу! Убирайся! Оставь меня!

– Я знаю, Пьетро, что ты не хочешь. Но ты должен. Слышишь: ты должен!

Он протянул свой стакан.

Дрожащими руками поднес его Пьетро ко рту, отпил глоток и выплюнул. Губы его жёг адский огонь.

– Ты должен выпить!

И мистер Питер пил.

Его ноги подкашивались, глаза выходили из орбит. Ему казалось, будто он глотал расплавленный свинец.

– Прекрасно! – сказал Фрэнк Браун. – Спокойной ночи! И вышел.

* * *

Пьетро Носклер съежился на корточках в своем углу. Его ноги дрожали и отказывались служить. «Он отравил меня!» – стонал Пьетро. Подползши на четвереньках к столу, он поднялся с трудом, взял бутылку и ударил ею об угол стола.

Внутри у него все горело. Его тело пухло, превращалось в огромный шар, в котором, оскалив зубы, сидел сатана, громко ржал и кувыркался. Пьетро чувствовал, как дьявол стянул его внутренности, рванул вниз голову и поднял колени до самых плеч.

Он лежал здесь, как шар: в таком виде дьявол хотел докатить его к морю и затем вытолкать все глубже и глубже, в самый адский огонь. Там он лопнет, и Вельзевул выскочит из него с сатанинским хохотом, и окружит его со своими товарищами…

Собрав последние силы, Пьетро упал на колени:

– Боже, сущий в небе, помоги слуге Твоему, Илии!

В этот момент сатана подскочил, как мяч, к самому горлу Пьетро. Он давил и душил его и, наконец, широко раздвинув ему челюсти, издавая отвратительное зловоние, он выпрыгнул между зубов, испуганный именем Господа Бога…