Читать книгу Фантастическая сага - Гарри Гаррисон - Страница 15

– Что-то я сегодня неважно себя чувствую, – пожаловалась Слайти, расстегивая огромную позолоченную пряжку на своем поясе. – Должно быть, это воздух, или климат, или что-то вроде этого.

– Конечно, что-то вроде этого, – сказал Барни с полным отсутствием сочувствия. – Воздух. Конечно, это не может быть следствием вчерашней пирушки с викингами на берегу, где вы жарили на кострах моллюсков и устриц и выпили шесть ящиков пива.

Слайти промолчала, однако ее обычно свежая розовая кожа внезапно приобрела зеленоватый оттенок. Барни вытряхнул еще две таблетки в пригоршню, уже почти полную, и протянул ей.

– Вот, проглоти эти пилюли, а я сейчас принесу тебе стакан воды.

– Так много? – еле слышно запротестовала Слайти. – Я не проглочу их.

– Постарайся, ведь нам предстоит целый день съемок. Эти пилюли – испытанное лекарство доктора Барни Хендриксона от похмелья и применяются на другое утро после праздника. Аспирин от головной боли, драмамин от тошноты, бикарбонат от изжоги, бензедрин от подавленного настроения и два стаканчика воды для ликвидации обезвоживания организма. Действует безотказно.

Пока Слайти давилась таблетками, в дверь постучала секретарша Барни, и он велел ей войти.

– Ты выглядишь сегодня очень свеженькой, – заметил Барни.

– Я не перевариваю моллюсков, поэтому легла спать очень рано. У меня к вам несколько вопросов. – Она протянула ему бумажку с вопросами и начала водить пальцем по списку. – Так, артисты – о’кей, дублеры – о’кей, операторы – о’кей; да, в бутафорском отделе хотят знать, нужна ли кровь на складном кинжале?

– Конечно нужна! Мы снимаем настоящий исторический фильм, а не сказку для детского утренника. – Он встал и оправил куртку. – Пошли, Слайти.

– Я приду через минуту, – сказала она умирающим голосом.

– Десять минут – и ни секундой больше, ты снимаешься в первой сцене.

День был ясный, и солнце, уже поднявшись над горным хребтом за их спиной, освещало поселение, бросая длинные тени от земляных хижин и сараев, крытых древесной корой. Норвежские поселенцы уже начали свой рабочий день, и струйка синего дыма поднималась из дыры в крыше самой большой хижины.

– Надеюсь, что Оттар в лучшем состоянии, чем наша героиня, – сказал Барни, вглядываясь в водные просторы. – Посмотри, Бетти, вон там, слева от острова, – это камни или лодка?

– Я оставила свои очки в трейлере.

– Похоже, что это моторная лодка. Смотри, она приближается. Пора бы им уже и возвращаться. Пойдем-ка на берег.

Бетти пришлось почти бежать, чтобы не отстать от Барни, который широким шагом спускался по склону холма вниз к берегу. Теперь лодка была отчетливо видна, и они слышали стук мотора, разносящийся над заливом. Большинство киношников уже собрались около кнорра, и Джино устанавливал камеру.

– Кажется, исследователи возвращаются домой, – обратился он к Барни, указав на приближающуюся лодку.

– Сам вижу и сам позабочусь о них, так что пусть все остальные готовятся к съемкам. После того как я с ними поговорю, мы сразу же начнем снимать эту сцену.

Барни ждал приближения лодки, стоя у самой воды. Текс сидел у подвесного мотора, а Йенс Лин – на носу. У обоих отросли черные бороды и вид был весьма потрепанный.

– Ну? – спросил Барни, не дождавшись, когда лодка достигнет берега. – Что нового?

Лин грустно покачал головой.

– Ничего, – сказал он, – абсолютно ничего вдоль всего берега. Мы ушли так далеко, как только позволили запасы бензина, и не встретили ни единой живой души.

– Но это совершенно невозможно! Я видел этих индейцев собственными глазами, а Оттар даже убил парочку. Они должны находиться где-то поблизости.

Йенс вылез на берег и потянулся.

– Мне хочется отыскать их ничуть не меньше, чем вам. Ведь это уникальные возможности для научных исследований. Конструкция их лодок и резьба на костяном наконечнике стрелы дают основание полагать, что эти индейцы принадлежат к почти неизвестной культуре Дорсетского мыса. Мы почти ничего не знаем об этом племени, всего лишь несколько отрывочных сведений получено при археологических раскопках и почерпнуто из скандинавских саг. И насколько нам известно, последние представители этой культуры исчезли в конце одиннадцатого столетия…

– Меня не столько интересуют уникальные возможности для ваших научных исследований, сколько уникальная возможность для меня закончить съемку этого фильма. Для картины нам нужны индейцы, где они?

– Нам удалось обнаружить несколько стоянок на берегу, однако все они покинуты. Дорсетское племя является кочевым, и индейцы большую часть времени странствуют, следуя за стадами тюленей и косяками трески. Я думаю, что в это время года они перекочевали дальше на север.

Напрягая все силы, Текс вытащил нос моторной лодки на берег, затем сел на борт.

– Конечно, не мне учить дока его делу, но все же…

– Мистика! – презрительно фыркнул Лин.

Текс откашлялся и сплюнул в воду. Было очевидно, что по этому вопросу они уже раньше не сошлись во мнениях.

– В чем дело? Выкладывайте! – приказал Барни.

Тот почесал черную щетину на подбородке и заговорил с неохотой:

– Понимаете, в общем-то док прав. Мы не видели никого и ничего, кроме следов старых лагерных стоянок и куч тюленьих костей. Однако я думаю, что индейцы были где-то рядом, неподалеку, и все время следили за нами. Грохот этой косилки слышен за пять миль. Если эти краснокожие – охотники на тюленей, как утверждает док, то они могут запросто спрятаться, услышав о нашем приближении, и мы ничего не найдем. Я думаю, что они так и делают.

– А удалось вам обнаружить какие-нибудь доказательства этой теории? – спросил Барни.

Сделав несчастное лицо, Текс заерзал на месте, затем нахмурился.

– Только я не хочу, чтобы надо мной смеялись, – задиристо сказал он.

Барни сразу вспомнил о заслугах Текса в качестве инструктора по рукопашной схватке.

– Вот уж что мне никогда не придет в голову, Текс, так это смеяться над тобой, – сказал он совершенно чистосердечно.

– Ну… так вот. Когда я воевал в Азии, мы испытывали такое чувство, будто за нами все время следят. И в пятидесяти процентах случаев так и было. Бах – выстрел снайпера. Мне знакомо это чувство. Так вот, когда мы высаживались на берег, меня охватывало это чувство. Клянусь богом, они где-то совсем рядом.

Барни поразмыслил, хрустнул пальцами.

– Да, пожалуй, ты прав, но я не вижу, как это может нам помочь. Поговорим об этом за ленчем; может быть, придумаем что-нибудь дельное. Нам необходимы эти индейцы.

Съемки первой сцены шли через пень-колоду, в чем, возможно, был виноват Барни. Он не мог заставить себя сосредоточиться. А ведь все должно было бы идти гладко, потому что в основном снимались действия. Орлуг, которого играл Валь де Карло, – лучший друг Тора и его правая рука, но он тайно влюблен в Гудрид, а та боится сказать об этом Тору, не желая причинять ему горе. Однако страсть Орлуга все растет, и, так как Гудрид сказала, что она не полюбит другого человека, пока жив Тор, он, ослепленный любовью к Гудрид, в приступе сумасшествия пытается убить Тора. Он прячется за кораблем и бросается на проходящего мимо Тора. Тот сначала не верит своим глазам, однако, когда Орлуг ранит его в руку, понимает, что происходит. Тогда, действуя лишь одной рукой, безоружный, Тор вступает в схватку с Орлугом и убивает его.

– Ну хорошо, – прохрипел наконец Барни, у которого начало истощаться терпение. – Мы опять сыграем эту сцену, и на этот раз мне бы очень хотелось, чтобы все прошло хорошо, вы помнили бы свои реплики и все остальное, потому что у нас подходит к концу кровь для кинжала и почти не осталось чистых рубашек. По местам, Орлуг, ты стоишь за кораблем, Тор идет с корабля вниз по берегу. Мотор!

Оттар затопал, проваливаясь в песок, и, когда из-за корабля выпрыгнул де Карло, даже сумел изобразить на лице удивление.

– Это ты, Орлуг? – начал он деревянным голосом. – Что ты здесь делаешь, что… Великий Один! Смотрите!

– Стоп! – крикнул Барни. – Этого нет в тексте, Оттар, неужели ты не можешь запомнить несколько слов… – Внезапно он осекся, уставившись туда, куда показывал Оттар.

Из-за острова одна за другой выскальзывали маленькие черные точки и беззвучно гребли по направлению к берегу.

– Мечи, топоры! – приказал Оттар и оглянулся вокруг в поисках оружия.

– Подожди, Оттар! – остановил его Барни. – Не надо оружия и не надо бойни. Постараемся установить с ними дружеские отношения – может быть, станем торговать с ними. Не забудь, что это мои потенциальные статисты, и я не хочу их спугнуть. Текс, держи свой револьвер наготове, но не на виду. Если они начнут драку, ты прекратишь ее…

– С удовольствием.

– …но не вздумай сам начать, понятно? Это приказ. Джино, ты снимаешь их?

– Полным ходом. Если ты распорядишься убрать со сцены представителей двадцатого века, то я сниму подход, высадку – словом, все.

– Вы слышали, что он сказал? Давайте-ка все в сторону, быстро! Лин, быстро надевай одежду викинга. Пойдешь с ними на берег и будешь переводить.

– Как же я буду переводить? Ведь я не знаю ни единого слова на их языке, да он и вообще неизвестен.

– Ничего, научишься. Ты переводчик – стало быть, переводи. Нам понадобится белый флаг или что-то еще, чтобы продемонстрировать наши мирные намерения.

– У нас есть белый щит, – сказал рабочий из бутафорского отдела.

– Сойдет, дайте его Оттару.

Приблизившись к берегу, лодки замедлили ход. Всего их было девять, и в каждой сидели по два или три человека. Вид у них был настороженный, они сжимали в руках копья и короткие луки, однако было непохоже, что они собираются напасть. Несколько норвежских женщин подошли к берегу посмотреть, что происходит, и, казалось, их присутствие ободрило людей в лодках, потому что они подплыли ближе. К группе присоединился Йенс Лин, поспешно зашнуровывая кожаную куртку.

– Поговори с ними, – сказал Барни, – однако стой все время позади Оттара, чтобы казалось, что это он ведет все переговоры.

Дорсетские индейцы подплыли еще ближе, покачиваясь на волнах. Послышались громкие крики.

– Мы тратим на это массу пленки, – заметил Джино.

– Продолжай снимать, всегда можно вырезать то, что не нужно. Передвинься по берегу, чтобы занять позицию поудобнее, когда они высадятся, если они вообще высадятся. Нам нужно как-то привлечь их на берег; может быть, предложить что-нибудь в обмен?

– Ружья и водка, – сказал де Карло. – Вот в основном предметы обмена с индейцами во всех вестернах.

– Никакого оружия в обмен! Эти парни, очевидно, неплохо справляются с тем, что у них есть. – Барни оглянулся, пытаясь подстегнуть свое воображение, и увидел угол походной кухни, выступающий из-за дома Оттара, самого большого из земляных строений. – Пожалуй, это мысль, – пробормотал он и направился к кухне.

Прислонившись плечом к ее стенке, Клайд Роулстон писал что-то на клочке бумаги.

– А я думал, что ты вместе с Чарли занимаешься дополнительными диалогами, – сказал Барни.

– Я обнаружил, что работа над сценарием мешает моим стихам, поэтому решил снова заняться стряпней.

– Истинный художник. Что у тебя есть вкусненького?

– Кофе, чай, пирожки, бутерброды с сыром – все как обычно.

– Вряд ли краснокожие клюнут на такой ассортимент. Что еще?

– Мороженое.

– Ага, вот это то, что надо. Вывали-ка его в один из горшков викингов, я сейчас пришлю за ним кого-нибудь. Я уверен, что эти ребята такие же сладкоежки, как и все люди.

Мороженое оказало желаемое действие. Слайти вынесла галлон ванильного мороженого на берег, где уже стояли в воде индейцы, все еще опасаясь выйти на сушу, и, съев несколько ложек сама, начала поварешкой класть мороженое им прямо в сложенные ковшиком ладони. Трудно сказать, гормоны ли Слайти или мороженое сыграли тут свою роль, но уже через несколько минут индейцы вытащили кожаные лодки на берег и смешались со скандинавами. Барни остановился в том месте, где он не мешал съемкам, и внимательно всматривался в индейцев.

– Они больше похожи на эскимосов, чем на индейцев, – пробормотал он про себя. – Однако несколько перьев и боевая раскраска легко исправят все это.

Хотя у пришельцев были плоские лица и азиатские черты лица, типичные для эскимосов, это были крупные и крепкие люди, почти такие же высокие, как викинги. Под сшитыми из тюленьих шкур одеждами, расстегнутыми из-за жары, виднелась бронзовая кожа. Они говорили между собой быстро, высокими голосами и теперь, после высадки, казалось, забыли о своих недавних страхах и с огромным интересом разглядывали новые для них предметы. Самое большое впечатление на них произвел кнорр – такого они никогда не видели. Это было парусное судно, однако несравненно бо́льших размеров.

Барни подозвал Йенса Лина.

– Ну как дела? Они согласны работать для нас?

– Ты что, спятил? Мне кажется… Учти, что я в этом не уверен… мне кажется, я уже знаю два слова их языка. Унн-на означает, по-видимому, «да», а хенне – «нет».

– Продолжай в том же духе. Нам понадобятся все эти парни и много других для съемки боевых сцен нападения индейцев.

Теперь индейцы и викинги смешались. Вдоль всего берега первые демонстрировали вторым кипы тюленьих шкур, лежавших в лодках. Самые любопытные из пришельцев отправились посмотреть на дома, внимательно разглядывая все, что им попадалось, и взволнованно обмениваясь мнениями друг с другом. Один из индейцев, все еще сжимавший в руке дротик с каменным наконечником, заприметил Джино, подошел к нему и заглянул в объектив камеры, дав тем самым оператору великолепный крупный план. Но тут послышался рев, а за ним – пронзительные крики.

Болотистый луг, граничивший с лесом, пересекла корова, за ней бежал бык, который, несмотря на свои небольшие размеры, был злым и опасным животным, казавшимся еще более злым из-за того, что слегка косил. Обычно он бродил по лагерю свободно, и его не раз прогоняли от трейлеров съемочной группы. Он потряс головой и снова заревел.

– Оттар, – закричал Барни, – быстро прогони эту скотину, а то он напугает индейцев!

Бык не просто напугал дорсетских индейцев, он вселил в них безотчетный ужас. Они никогда раньше не видели такого ревущего и храпящего страшилу и теперь оцепенели от страха. Оттар схватил длинную жердь, валявшуюся на берегу, и, крича, кинулся на быка. Бык посмотрел на бегущего викинга, ковырнул землю копытом и, выставив рога, перешел в атаку. Оттар сделал шаг в сторону, обозвал быка нехорошим скандинавским словом и с размаху прошелся жердью по его бокам.

Однако это не возымело ожидаемого действия. Вместо того чтобы развернуться и снова напасть на своего мучителя, бык заревел и бросился к дорсетским индейцам, явно сочтя их темные незнакомые фигуры причиной царящей в лагере суматохи. Индейцы закричали и обратились в бегство.

Паника оказалась заразительной, и кто-то крикнул, что варвары перешли в атаку. Викинги тут же схватились за оружие. Двое до смерти перепуганных индейцев оказались отрезанными от берега и кинулись к дому Оттара, пытаясь выломать дверь, но она была заперта. Оттар бросился на защиту своего жилища, и, когда один из индейцев обернулся к нему с поднятым копьем, викинг нанес ему сокрушительный удар жердью по голове. Жердь переломилась пополам, проломив в то же время череп несчастного индейца.

За каких-то шестьдесят секунд все было кончено. Бык, причина всей паники, промчался через ручей и теперь мирно пасся на другом берегу. Лодки из шкур, подгоняемые бешеными рывками, мчались в открытое море. Здесь и там, на берегу, темнели тюки с тюленьими шкурами, забытые индейцами. Одному из норвежских слуг стрела вонзилась в руку, а двое дорсетских индейцев, включая и того, что пал жертвой Оттара, были мертвы.

– Мадонна миа! – Джино выпрямился, отошел от камеры и вытер рукавом потный лоб. – Ну и темперамент у этих молодцов! Почище, чем у сицилийцев.

– Какая глупая потеря человеческих жизней! – сказал Йенс. Он сидел, согнувшись, на песке, держась за живот обеими руками. – Они все были напуганы как дети. Эмоции детей, а тела взрослых мужчин. Вот почему они убивают друг друга.

– Но в результате получится великолепный фильм, – бодро заметил Барни. – Кроме того, мы не имеем права вмешиваться в здешние обычаи. А что с тобой случилось? Кто-то в панике пнул тебя в живот?

– Не имеем права вмешиваться в здешние обычаи! Смешно! Вы губите жизнь этих людей ради своей кинематографической чепухи, а затем пытаетесь избежать последствий своих поступков… – Внезапно его лицо исказилось гримасой боли, и он стиснул зубы.

Барни посмотрел вниз и с ужасом увидел, что между пальцами Лина расплывается огромное красное пятно.

– Ты ранен? – медленно сказал он, не веря своим глазам, затем быстро обернулся. – Текс, пакет первой помощи! Быстрее!

– Что это ты проявляешь такую заботу обо мне? Ты только что видел слугу, которому стрела вонзилась в руку, и даже глазом не моргнул. Говорят, викинги после битвы зашивали свои раны иголкой с суровой ниткой. Почему бы тебе не дать мне ниток?

– Успокойся, Йенс, ты ранен. Мы позаботимся о тебе.

Подбежал Текс с пакетом первой помощи, опустил его на землю рядом с Йенсом и встал на колени около раненого.

– Как это произошло? – спросил он спокойным, необычно мягким тоном.

– Копье, – сказал Йенс. – Так быстро, что я даже ничего не понял. Я стоял между индейцем и лодками. Он поддался общей панике. Я поднял руки, чтобы успокоить его, поговорить с ним, но тут почувствовал боль в животе, он пробежал мимо и исчез.

– Дай-ка мне осмотреть рану. Я насмотрелся таких ран в Новой Гвинее. Штыковое ранение. – Текс говорил спокойно, со знанием дела, и, когда он потянул Йенса за руки, они вдруг ослабли и беспомощно повисли. Быстрым движением ножа Текс разрезал окровавленную одежду. – Неплохо, – сказал он, взглянув на кровоточащую рану. – Чистое проникающее ранение в живот. Ниже желудка и, кажется, не настолько глубокое, чтобы задеть что-нибудь еще. Необходима госпитализация. Там они зашьют дыру, положат внутрь соответствующий брюшной дренаж и напичкают тебя антибиотиками. Но если попытаешься вылечить такое ранение в полевых условиях, через пару дней ты загнешься от перитонита.

– Ты чертовски откровенен, – сказал Йенс, но все же улыбнулся.

– Как всегда, – ответил Текс, доставая ампулу с морфием и отламывая у нее головку. – Когда человек знает, что с ним происходит, он не жалуется на лечение. И ему легче, и всем остальным. – Тренированной рукой он вонзил острие шприца под кожу Йенса.

– А ты уверен, что медсестра не сможет вылечить меня прямо здесь? Мне бы не хотелось возвращаться…

– Жалованье целиком плюс премиальные, – подбодрил его Барни. – И отдельная комната в госпитале – тебе ни о чем не придется беспокоиться.

– Меня беспокоят не деньги, мистер Хендриксон. Вам трудно это понять, но, кроме доллара, в мире существует многое другое. Для меня важно то, что я здесь узнаю́. Одна страница моих записей ценнее всех катушек вашего целлулоидного чудовища, вместе взятых.

Барни улыбнулся, сделав попытку переменить тему разговора:

– Вы ошибаетесь, доктор, теперь пленки больше не делают из целлулоида. Налажено производство безопасной пленки, она не горит.

Текс присыпал рану сульфопорошком и крепко забинтовал.

– Вы должны попросить доктора приехать сюда, – сказал Лин, беспокойно глядя на Барни. – Спросите, что он думает насчет моего отъезда. Если я уеду, фильму конец, я уже больше никогда не вернусь обратно, никогда.

Полный страстного желания все запомнить, он оглядел залив, дома и людей. Текс поймал взгляд Барни, покачал головой и махнул в сторону лагеря съемочной группы.

– Пойду приведу грузовик и скажу профессору, чтобы он готовил свою машину. Пусть кто-нибудь перевяжет руку этому викингу и даст ему пузырек с таблетками пенициллина.

– Привези с собой медсестру, – сказал Барни. – Я останусь с Йенсом.

– Мне хотелось бы рассказать тебе о том, что мне случайно удалось обнаружить, – сказал Йенс, положив ладонь на руку Барни. – Я слышал, как один из людей Оттара, говоря с ним о репитере компаса, установленном на их корабле, назвал его на свой лад, и это звучало как «юсас-нотра». Я был потрясен. В исландских сагах неоднократно упоминается навигационный прибор, который так и не удалось опознать. Он называется «хюсас-нотра». Ты понимаешь, что это значит? Вполне возможно, что слова «репитер компаса» вошли в их язык как «хюсас-нотра». Если это так, то влияние, которое мы оказали, прибыв в одиннадцатое столетие, превосходит все, что можно было ожидать. Необходимо изучить все аспекты этого вопроса. Я не могу бросить все это сейчас.

– То, что ты говоришь, Йенс, очень интересно. – Барни посмотрел в сторону лагеря, но грузовика еще не было видно. – Ты должен написать об этом научную статью или что-нибудь в этом роде.

– Осел! Ты не имеешь ни малейшего представления, о чем я говорю. Для тебя времеатрон всего лишь хитроумное устройство, которое можно проституировать для съемки идиотского фильма…

– Полегче с оскорблениями, – попросил Барни, стараясь сохранить самообладание и не поссориться с раненым. – Никто не рвался на помощь Хьюитту, пока мы не дали ему денег. Если бы не эта картина, ты все еще сидел бы в своем Южно-Калифорнийском университете, уткнувшись носом в книги, и не знал бы ничего о тех фактах и обстоятельствах, которые теперь считаешь такими важными. Я не хочу охаивать твою работу, но и ты не охаивай мою. Увы, так устроен мир. Войны заставляют ученых проституировать, но все великие изобретения были сделаны тогда, когда война могла их оплатить.

– Войны не оплачивают фундаментальных исследований, а именно здесь и делают подлинные открытия.

– Прошу меня извинить, но войны сдерживают врага, и вражеские бомбы падают где-то далеко, так что ученые получают возможность и время для фундаментальных исследований.

– Ловкий ответ, но он меня не устраивает. Что бы ты ни говорил, у нас путешествие во времени используется для создания дешевой картины, и все исторические открытия будут сделаны только случайно.

– Не совсем так, – парировал Барни со вздохом облегчения, заслышав шум приближающегося грузовика. – Мы не вмешивались в твою исследовательскую работу, скорее помогали ей. У тебя были совершенно развязаны руки. Создавая эту картину, мы вложили деньги во времеатрон, и он стал теперь рабочим капиталом. С теми данными, которые у тебя уже имеются, ты без всякого труда убедишь любой научный фонд вложить деньги в создание нового времеатрона и тогда сможешь вести свои исследования так, как тебе хочется.

– Так я и сделаю.

– Но только не сразу. – Грузовик остановился рядом с ними. – Мы предполагаем пользоваться нашим исключительным правом на знания профессора еще года два, чтобы вернуть наши капиталовложения.

– Конечно, – с горечью сказал Йенс, следя за тем, как с грузовика снимают носилки. – Прибыль прежде всего, а культура пусть идет ко всем чертям.

– Таковы условия игры, – согласился Барни, глядя, как носилки с филологом осторожно помещают в кузов грузовика. – Мы не можем остановить мир и сойти, где хотим, поэтому нужно изучать его законы, чтобы жить в соответствии с ними.