Читать книгу К западу от Эдема - Гарри Гаррисон - Страница 20

Керрик так никогда и не понял, что жизнь ему спасла его детская любознательность. Не то чтобы Вейнте’ пощадила столь юное существо, к устузоу любого возраста она ощущала лишь отвращение, и смерть их не вызывала у нее отрицательных эмоций. Исель просто оказалась слишком взрослой, чтобы естественным образом отреагировать на новый язык, тем более на такой сложный, как у иилане’. Она считала, что иной речи, чем марбак, и быть не может, и вместе с другими женщинами потешалась, когда к ним в шатер наведывались охотники с Ледяных гор, говорившие так, что их едва можно было понять. С ее точки зрения, это было признаком глупости: любой нормальный тану должен говорить на марбаке. Поэтому уроки языка иилане’ ее не интересовали, она просто запоминала самые забавные звуки, чтобы угодить марагу и получить от него пищу. Иногда она вспоминала, что при разговоре следует шевелить телом. Для нее все это казалось просто глупой игрой. Потому-то она и погибла.

Керрик не думал о языке как таковом, он просто хотел понимать. Он был еще достаточно мал и воспринимал новое без особых усилий – просто слушая и наблюдая. Если бы ему кто-нибудь сказал, что концептуальных полей в языке иилане’ несколько тысяч, что комбинировать их можно было ста двадцатью пятью миллионами способов, он просто пожал бы плечами. Числа не имели смысла, ведь он умел считать лишь до двадцати и не мог представить себе большего количества. Число пальцев – двадцать – было для него пределом. Так что все его общение основывалось на подсознании. Но Энге пыталась привлечь его внимание к некоторым правилам, символам и их значениям и заставляла повторять неуклюжие движения до тех пор, пока они не становились правильными.

Поскольку менять цвет кожи Керрик не мог, она учила его так называемой сумеречной речи. В густых джунглях, на рассвете и на закате иилане’ общались, не прибегая к изменению цвета, а переиначивая выражения соответствующим образом.

Каждое утро, когда открывалась дверь, маленький заключенный ожидал смерти. Слишком хорошо он помнил гибель своего саммада: мужчин, женщин, детей, всего живого, даже мастодонтов. Их с Исель тоже однажды убьют, иначе и быть не могло. И когда уродливый мараг приносил утром еду, он понимал только одно – смерть его отодвинулась еще на один день. А потом он молча следил, стараясь не рассмеяться, как то и дело ошибается глупая Исель, и так день за днем. Но он охотник, он горд. И не станет помогать ни ей, ни марагу, он будет отвечать, лишь когда спросят его самого. Побои он сносил, как подобает охотнику, молча. Через много дней он уже кое-что понимал в разговоре Энге с другим марагом, которого он ненавидел сильнее других: именно он бил и связывал их. Но мальчик молчал, храня в тайне свои познания, – крохотный успех посреди всеобщего несчастья.

А потом Вейнте’ убила девчонку. Он не жалел ее: та была глупа и заслуживала того, чтобы ее отправили ко всему саммаду. Только когда Вейнте’ схватила его – свежая кровь алела на зубах убийцы, – маленький охотник не выдержал. Он ведь был на охоте один только раз, его еще не приняли в охотники – так он оправдывался потом, пытаясь объяснить себе, почему не принял смерть от ужасных острых зубов. На самом деле он просто насмерть перепугался, как тогда, когда его копье вырвало из глубины моря марага. Он заговорил со страху, едва понимая, что делает, и сумел произнести все достаточно правильно, чем сохранил свою жизнь.

Керрик знал: его все равно убьют, когда он надоест мургу. Но день этот был впереди, и он впервые позволил себе крошечную надежду. С каждым днем он понимал все больше и говорил все лучше. Его еще не выпускали из этой клетушки. Но когда-нибудь его выведут наружу – не считают же они, что можно всю жизнь просидеть под замком, – тогда он и убежит. Мургу не ходили, а переваливались, и он был уверен, что бегает быстрее любого из них – если только они умеют бегать. Такова была его тайная надежда, и в расчете на это он делал все, о чем его просили, и надеялся, что его строптивость уже позабыта.

Дни начинались одинаково. Сталлан отпирала дверь и вваливалась внутрь. Керрик держался осторожно с грубой тварью. Хотя он более не сопротивлялся, охотница по-прежнему бросала его спиной на пол, больно придавливала коленями и надевала живые веревки на руки и ноги. Потом Сталлан скребла его голову струнным ножом, чтобы соскоблить отросшие волосы. Обычно эта процедура сопровождалась порезами. Позже приходила Энге с фруктами и мясным желе – он наконец сумел преодолеть отвращение и заставил себя есть. Мясо – это сила. Керрик никогда не говорил со Сталлан, если та ударом не требовала ответа, но подобное случалось редко. Он знал: от уродливого охрипшего создания сочувствия не дождешься.

С Энге было иначе. Керрик заметил, что она не похожа на других мургу. Лишь ее расстроила гибель девочки. Сталлан же восторгалась и хвалила Вейнте’. Иногда Энге появлялась вместе со Сталлан. Керрик стал говорить значительно лучше, а когда уверился в том, что может сказать именно то, что хочет, стал еще более разборчив в посетителях: если приходила Сталлан, он забывал обо всем до следующего дня.

Однажды утром Энге вошла вместе со Сталлан. Охотница обошлась с ним грубее, чем обычно. Когда руки его охватила холодная живая веревка, он заговорил:

– Почему ты бьешь и связываешь меня? Я же не могу причинить тебе боль.

Сталлан возмутилась и отвесила ему затрещину. Но мальчик заметил, что Энге слушает его слова.

– Мне трудно разговаривать, когда я связан, – проговорил он.

– Сталлан, – произнесла Энге, – он прав.

– Он ведь один раз уже набросился на тебя, разве ты забыла?

– Я не забыла, но это было давно, когда его только привезли сюда. Потом вспомни: он кусался, когда решил, что я побью самку. – Она повернулась к Керрику. – Будешь теперь причинять мне боль?

– Нет. Ты моя учительница. Я знаю, что, если я буду говорить хорошо, ты покормишь меня и не станешь наказывать.

– Просто удивительно, что устузоу умеет разговаривать, но… дикого зверя всегда следует остерегаться. – Сталлан была непреклонна. – Вейнте’ поручила его моей опеке, и я повинуюсь приказу.

– Повинуйся, только не перестарайся. По крайней мере, освободи ему ноги.

В конце концов Сталлан уступила. И весь день Керрик был особенно старателен, ведь тайный план его начал осуществляться, хоть и медленно.

Считать дни Керрик не умел, да и не интересовался, сколько времени миновало. На севере, где жил его саммад, зима и лето отличались друг от друга, и для охотников не составляло труда различать времена года. Для живших здесь, в этой бесконечной жаре, не имело значения, сколько прошло времени. И когда по прозрачной пленке над его головой забарабанил дождь, лишь изредка затихая, Керрик понял, что после смерти Исель прошло уже много дней. Тогда-то в его повседневных занятиях случился непредвиденный перерыв.

Скрежет замка снаружи отвлек их от урока. Энге и Керрик повернулись к двери. Керрик обрадовался было, но оказалось, что это Вейнте’.

На первый взгляд мургу не отличить друг от друга, но он уже научился замечать разницу. Уж Вейнте’-то он не забудет никогда. Привычным жестом он засвидетельствовал подчинение и уважение и с радостью заметил, что та пребывает в хорошем настроении.

– Ты мастерица, Энге. Ты отлично воспитываешь животных, глупые фарги и те приветствуют меня не так проворно, как этот. Пусть говорит.

– Ты можешь сама говорить с ним.

– Неужели? Просто не верится. Наверное, это все равно что разговаривать с лодкой. Ты командуешь – она подчиняется. – Вейнте’ повернулась к Керрику и четко произнесла: – Налево, лодка, налево.

– Я не лодка, но я могу пойти налево.

Он медленно обошел комнату, и Вейнте’ зажестикулировала, выражая неверие и удовлетворение.

– Встань передо мной. Скажи мне имя, которое тебе дано.

– Керрик.

– Оно ничего не значит. Но ведь ты устузоу и не можешь правильно выговорить слово. Твое имя следует произносить так – Экерик.

Вейнте’ не понимала, что имя мальчика слагается только из звуков. Она добавила жесты, означавшие «медленный, глупый».

– Экерик, – повторил он, а потом добавил идентификаторы: «Медленный, глупый».

– Словно с фарги разговариваешь, – произнесла Вейнте’. – Понятия «медленный, глупый» он выражает нечетко.

– Лучше он просто не может, – пояснила Энге, – без хвоста он не может как следует выполнить это движение, но, смотри-ка, он ведь научился извиваться очень похоже.

– Скоро мне понадобится это создание. Из Инегбана прибыл урукето и привез Зхекак, которая будет работать с Ваналпе’. Она толста и тщеславна, но в Энтобане нет ученой умнее. Она должна остаться здесь, нам нужна ее помощь. И я хочу ублажить ее, как только возможно. Без сомнения, этот устузоу заинтересует ее. Говорящий устузоу! Она поймет, какой это успех.

Изобразив почтительное внимание, Керрик глядел на Вейнте’. В отличие от иилане’, выражавших движением каждую мысль, Керрик прекраснейшим образом умел лгать. Вейнте’ окинула его взглядом.

– Грязен, надо умыть.

– Моем ежедневно, это его естественный цвет.

– Отвратительно. И еще этот пенис. Нельзя ли его заставить втянуть все в этот мешочек.

– Он не убирается туда.

– Сделайте мешочек телесного цвета, не будет так бросаться в глаза. А почему череп так исцарапан?

– Мы каждый день соскабливаем с него мех, как ты приказала.

– Конечно же, я приказала делать это. Но я ведь не приказывала царапать этого урода. Поговори с Ваналпе’, пусть придумает другой способ снимать с него мех. Немедленно.

Когда иилане’ уходили, Керрик смиренно благодарил и выражал глубокое уважение. И как только дверь оказалась закрытой, он выпрямился и громко расхохотался. Этот мир был к нему очень жесток, но в девять лет он уже умел бороться за жизнь.

В тот же день в сопровождении Сталлан пришла Ваналпе’. За ними следовала обычная свита помощниц и ретивых фарги. Для маленькой каморки их было слишком много, и Ваналпе’ приказала всем, кроме первой помощницы, ждать снаружи. Пока Ваналпе’ разглядывала Керрика, ее помощница раскладывала на полу свертки и расставляла какую-то посуду.

– Я никогда не видела их живыми, – произнесла Ваналпе’. – Но такие существа мне известны. Я уже анатомировала один экземпляр.

Она сказала это за спиной Керрика, поэтому он не слышал ее, что было вовсе неплохо, ведь понятие «анатомировать» на языке иилане’ выражалось следующим набором слов: «резать-мертвое-мясо-на-части-учиться».

– Скажи мне, Сталлан, оно действительно разговаривает? Но это же просто животное.

Общего интереса к говорящему устузоу Сталлан не разделяла и желала ему только смерти. Но приказам повиновалась и не причиняла Керрику вреда.

– Говори! – приказала Ваналпе’.

– Что ты хочешь услышать от меня?

– Великолепно, – произнесла Ваналпе’, мгновенно потеряв дальнейший интерес. – Что ты использовала для снятия меха?

– Струнный нож.

– Очень неудачно. Такие ножи хороши для разделки туши. Дай мне унутакха, – приказала она помощнице. Та вытряхнула из контейнера на ладонь Ваналпе’ бурого слизня. – Я использую это для подготовки образцов. Переваривает только мех, а не кожу. Правда, мы испытали его только на мертвых устузоу. Посмотрим, как он управится с шерстью на живом.

Сталлан швырнула Керрика на пол и навалилась на него, пока Ваналпе’ разворачивала свернувшегося унутакха и пристраивала ему на череп. От холодного скользкого прикосновения он поежился, а иилане’ с интересом следили, как слизень полз по его коже.

– Очень хорошо, – объявила Ваналпе’, – кожа цела, меха нет. Следующая задача: нужен мешочек. У меня есть подходящая по цвету дубленая шкура, мы просто приладим ее к нужному месту. Я придумала специальные наклейки для кожи. Хорошо? Примерь.

Керрик готов был расплакаться от оскорбительного и грубого обращения, но сдержал слезы. Мургу не дождутся их. Холодный слизняк медленно двигался по голове и как раз прикрыл ему один глаз. Когда он отполз в сторону, Керрик поглядел вниз, где прилаживали мешочек. Мешочек его не беспокоил, и мальчик забыл о нем, едва слизняк неторопливо переполз на ресницы второго глаза.

Он никогда не узнал, что мешочек был сделан из тщательно выделанной кожи Исель, той самой девочки, которую мургу убили у него на глазах.