Читать книгу Агнес из Сорренто. Впервые на русском! - Гарриет Бичер-Стоу - Страница 7
Глава 6. Прогулка в монастырь
ОглавлениеСолнце всходило, когда Эльси вернулась с исповеди, очень довольная и успокоенная. Отец Франческо проявил столько интереса к её рассказу, что она почувствовала себя польщённой. Во-вторых, он дал ей совет, который полностью соответствовал её собственным желаниям, а именно такой совет всегда принимается наиболее охотно.
Отец Франческо посоветовал не торопиться с замужеством Агнес. Это было как нельзя больше по душе старой Эльси, которая, с того самого дня, как договорилась с Антонио, стала испытывать к нему скрытую ревность и неприязнь, как будто это он вознамерился украсть у неё внучку. Временами это чувство так усиливалось, что она едва могла его скрыть и относилась к кузнецу грубо и сердито. В ответ Антонио только шире раскрывал свои большие непонимающие глаза и качал головой, удивляясь женскому непостоянству; это не мешало ему дальше спокойно ждать своего подарка судьбы.
Утренние лучи позолотили апельсиновый сад, когда Эльси вернулась домой и застала Агнес за молитвой.
– Моя девочка, – сказала она после завтрака, – я собираюсь устроить тебе сегодня выходной. Я провожу тебя в монастырь, чтобы ты могла провести денёк с сёстрами, а святой Агнес передать её кольцо.
– О, бабушка, спасибо! Как ты добра! Ты позволишь мне по дороге набрать цикламенов, мирта и ромашек для алтаря?
– Если хочешь, дитя. Но в таком случае нам надо поторопиться, чтобы я успела ко времени к городским воротам: сегодня я всё утро срывала апельсины на продажу.
– Ты всегда всё сама делаешь, бабушка, и не позволяешь тебе помочь, это нечестно! Но, бабушка, если мы идём за цветами, давай выберем дорогу вниз, в ущелье; пересечём ручей, выйдем на побережье и пройдёмся по песку, а потом по скальной тропинке как раз выйдем с обратной стороны монастыря: там всегда так тенисто и красиво по утрам, а от моря дует свежий ветер!
– Ладно, дорогая. Пошли-ка, для начала выберем самые лучшие апельсины для сестёр.
– С этим я справлюсь, – весело воскликнула Агнес. Скоро она появилась во дворе с плетёной корзинкой, которую стала украшать листьями и цветами апельсинов.
– А сейчас я положу сюда наши лучшие кровавые апельсины, – продолжала она. – Старая Джокунда говорит, что они напоминают ей гранаты. А наверх – несколько мелких. Смотри, бабушка! – позвала она, показывая веточку с пятью небольшими золотыми шариками, окружёнными россыпью бутонов.
Её загорелые щёки раскраснелись, глаза расширились от радости и предвкушения прогулки. С веточкой апельсинов в руках и мелких лучах солнца, просвечивавших сквозь кроны деревьев, она казалась мечтой художника, а не реальностью.
Бабушка остановилась, любуясь ею.
– Она слишком хороша и слишком добра для Антонио, да и для любого другого мужчины, – сказала она сама себе. – Если б я могла, я навсегда оставила бы её при себе; но придёт смерть, красота и молодость увянут, и кому-то придётся о ней позаботиться.
Наконец, корзинка была готова, и Агнес повесила её себе на руку; бабушка водрузила на голову большую квадратную корзину с апельсинами на продажу, в руки взяла прялку, и стала спускаться по узкой скалистой тропинке вниз, держа голову и плечи так ровно, как будто прогуливалась налегке.
Агнес бежала за ней с лёгкостью горного козлёнка, разглядываясь по сторонам в поисках красивых цветов. Скоро её руки были полны, и она начала собирать цветы в свой разноцветный шерстяной передник. Песенка, посвященная святой Агнес, которую она всё время напевала себе под нос, раздавалась то из-за скалы, то из густых зарослей кусов, выдавая её присутствие. Если перевести эту песенку на английский, в ней не осталось бы смысла, лишь мелодичное повторение милых словечек, среди которых чаще всего звучало весёлое bella, bella, bella, в такт лёгкому шелесту папоротника и веток плюща на ветру. Идея песенки была по-детски проста: «Прекрасная Агнес, – говорилось в ней, – я хочу быть белой и невинной, как твоя овечка. Прекрасная Агнес, веди меня на зелёные пастбища. Ты прекраснее розы, красивее лилии, забери меня к себе!»
На дне ущелья, в прохладной тени журчал маленький ручей, с плеском разбиваясь о камни. Солнце почти не проникало сюда. Над водой повисла арка небольшого каменного моста, казавшегося намного шире скромных размеров ручья; весной и осенью, когда с гор сходили бурные потоки талого снега, весёлый ручей превращался в полноводную реку.
Мост, весь покрытый бархатом зелёного мха, пучками травы и кустиками папоротника, был прелестен. Эльси на мгновение остановилась на нём, окликая Агнес, которая снова исчезла в одном из глубоких гротов, которыми испещрены все стены ущелья.
– Агнес! Агнес! Что за дикая девчонка! Вернись немедленно!
В ответ ей издалека донеслось лишь «Bella, bella Agnella»; но голос звучал так жизнерадостно и невинно, что Эльси не могла сдержать улыбку. Через секунду Агнес появилась, неся целую охапку ползучего плауна, который нигде так хорошо не разрастается, как в сырых и влажных местах. Из-под него выглядывали гирлянды плюща, желтые цветы ракитника, красные гладиолусы; в руках она гордо сжимала букетик прекрасных цикламенов – ещё одних любителей влажных пещер.
– Смотри, бабушка, какие у меня дары! Святая Агнес будет очень довольна мной сегодня. Я уверена, что в глубине сердца она любит цветы больше, чем драгоценные камни.
– Ладно, ладно тебе, непоседа. Время бежит, нам пора поторопиться.
Они пересекли мост и вступили на замшелую тропинку, которая скоро вывела их на широкий песчаный берег Средиземного моря. Окутанная утренним туманом, поверхность воды поблескивала мириадами огней. Вдалеке показались старый Капри в голубой дымке и Везувий, украшенный белыми облачками. На небольшом расстоянии от берега загорелые рыбаки только что вытянули из моря сети, из которых выбрасывали отливающие серебром сардины. Дул свежий ветер.
Агнес со своей корзинкой и передником, полным цветов, помчалась вдоль берега, радостно вскрикивая каждый раз, когда по дороге ей попадались красивые ракушки или камушки. Старая Эльси едва поспевала за ней, добродушно покрикивая:
– Совсем с ума сошла! Агнес, ты и так уже тащишь на себе половину ущелья! Не забегай далеко, нам пора в монастырь!
Ещё через полчаса они добрались до крутой лестницы, зигзагом извивающейся в скале, и, не останавливаясь больше полюбоваться на море, добрались до старого тенистого сада, принадлежащего монастырю св. Агнес.
Этот монастырь был одним из памятников, которые христианство в своё время воздвигло в знак победы над язычеством.
Мягкий климат и райские виды Сорренто и прилегающих окрестностей сделали эти Неаполитанский залив излюбленным местом отдыха времён поздней Римской империи, когда цивилизованный мир начал погрязать в праздности и удовольствиях. Берега Байи были свидетелями оргий и жестокости Нерона и его свиты; потрясающая красота Капри приютила жестокого Тиберия. Вся Северная Италия казалась безнадёжно прогнившей и, возможно, погибла бы, если бы горсть соли, брошенная на плодородную почву галилейским крестьянином.
В Средние века итальянцы ревностно строило памятники новой эре, заменяя языческие произведения искусства христианскими символами чистоты, святости и благоволения, которое рождение Иисуса принесло в мир.
Примерно в середине тринадцатого века одна неаполитанская принцесса взялась за возведение монастыря св. Агнес, покровительницы женской невинности. Местом строительства были избраны развалины древнего храма Венеры на краю выступающей скалы. Говорят, что сама принцесса стала первой матерью настоятельницей монастыря. Как бы там ни было, монастырь стал прибежищем для многих благородных и набожных женщин, которых злая судьба заставила скрываться от мира.
Монастырь, как большинство других, построен на квадратном плане; изнутри расположен внутренний двор, снаружи здание окружено садом.
Зайдя внутрь через величественные ворота, Агнес с бабушкой услышали знакомое пение фонтана, напоминающее звуки тёплого летнего дождя. Вокруг пышно цвели розы и жасмин; в воздухе был разлит их аромат.
Двери им отворила странного вида привратница. Ей было лет семьдесят пять – восемьдесят; её худые щёки были обтянуты пожелтевшей морщинистой кожей; большие чёрные глаза казались ненатуральными и дикими; зубы давно выпали, так что ничто теперь не препятствовало сближению крючковатого носа с подбородком. Мало того: она была вся так согбена и искривлена, что лишь широкая сердечная улыбка позволяла не спутать её с фракийской ведьмой. Это и была добрая старая Джокунда, достопочтенная привратница монастыря.
Несмотря на отталкивающий вид старухи, Агнес бросилась ей на шею и пылко поцеловала в сухую щеку. Джокунда в ответ осыпала её ласковыми словами, которые в итальянском языке слетают языка с такой же лёгкостью и щедростью, с какой ветер срывает лепестки с цветущих деревьев.
– Так-так, – сказала Эльси, – я собираюсь оставить её вам на денёк. Надеюсь, возражений нет?
– Какие могут быть возращения! Милая овечка может чувствовать себя здесь как дома. Я уверена, что святая Агнес уже удочерила её: я сама видела её улыбку, когда девочка принесла ей цветы.
– Что ж, Агнес, – сказала бабушка, – я приду за тобой после Аве Мария. – С этими словами она снова подняла свою тяжёлую корзину и ушла.
Монастырский сад был одним из самых уютных мест, какое только может создать поэтическое воображение.
Византийские арки окружали его со всех сторон. По причудливой старой традиции, они были окрашены золотом, киноварью и лазурью. Своды были расписаны золотыми звёздами по голубому фону, а стены – фресками, представляющими картины из жизни святой Агнес. Основательница монастыря не испытывала недостатка в средствах, поэтому монастырь были богато украшен золотом, драгоценными камнями и картинами.
На первой картине было изображено роскошное поместье родителей Агнес, и на его фоне она сама – невинный задумчивый ребёнок с длинными золотистыми волосами, ниспадающими на простую белую тунику. Её маленькие ручки прижимают к груди крест. Рабы и служанки, опустившись перед ней на колени, предлагают ей украшения и дорогие наряды.
На следующей картине Агнес была написана идущей в школу. Здесь она встретила сына римского префекта, которой не только восхищался ею, но, как гласит предание, даже заболел от любви к ней.
Потом следовала сцена встречи с отцом молодого человека, который просил её руки для своего сына и пытался расположить сердце девушки богатыми дарами. Агнес равнодушно отвергла одно и другое.
Далее была картина обвинения Агнес перед судом в следовании христианству, суд над ней и разные сцены её мученичества.
Хотя манера живописи тринадцатого века изображала людей непривычно скованными, общее впечатление от картин оставалось торжественное и светлое, впечатляющее своей поэтичностью.
В центре сада находился белый мраморный фонтан, очевидно, являвшийся некогда элементом языческого храма. На замшелом пьедестале в самом его центре сидела греческая нимфа, столь грациозная, чувственная, столь земная и лишённая духовных устремлений, что казалась разительным контрастом по сравнению с фресками. Вместе с тем она была так прекрасна, что, по обычаям тех времён, её решили оставить, очистив от языческого происхождения крещением в освящённых водах фонтана. Нимфу нарекли именем святой попечительницы монастыря, и для простодушных сестёр, не разбиравшихся в тонкостях искусства, она являлась святой Агнес, которая доставляет монастырю святую воду невинности.
Вокруг фонтана разрослись белые и голубые фиалки. Их пышный рост сёстрами тоже приписывался благодатному влиянию святой Агнес.
Пытаясь понять монастырскую жизнь тех времён, не следует забывать, что книги были ещё почти неизвестны, кроме редких экземпляров; чтение и письмо были уделом высших классов. Италия, которая со времён падения Римской империи разбилась на тысячи осколков, была подвержена беспрестанным гражданским войнам и беспокойствам, а жизни людей были в постоянной опасности. Норманны, датчане, сицилийцы, испанцы, французы и немцы периодически наводняли итальянский полуостров; в каждом военном столкновении опустошались города, горели деревни, а их население обрекалось на нищету. И только религиозные здания пользовались славой безопасных убежищ, единственным пристанищем для самых слабых и обречённых.
Если судьба женщины не всегда складывается даже в наши просвещённые времена, то какова должна была быть её роль и трудности во времена намного более грубые, если только церковь не приютит её в своих стенах, сделав недоступной для внешнего мира?
Чем же они занимались в монастыре, все эти женщины и девушки, располагая двадцатью четырьмя часами суток без книг и писем, без заботы о детях? Надо признать, что дел у них было предостаточно. Ежедневные молитвы и богослужения, пение и совершение обрядов, приготовление пищи и уборка, забота о церкви, святых дарах, убранстве и украшениях, вышивка алтарных скатертей и покрывал, заготовка приправ и розовых листьев, изготовление лекарств для больных… Добавьте к этому взаимную помощь сестёр друг другу, без которой невозможно существование в такой большой семье, женские беседы и безвредное воркование, и вы поймёте, что эти голубиные гнёздышки под крылом Церкви были одним из самых безопасных и спокойных убежищ для женщин в бурные времена.
Среди сестёр монастыря можно было встретить интереснейших персонажей. Здесь сосуществовали женщины с аристократическим происхождением – и простые, необразованные крестьянки; опытные и властные – рядом с застенчивыми и простодушными. И хотя считалось, что все сёстры равны между собой, не станем представлять себе их общество как идеальную Утопию. И даже путь к святости здесь был ничем не мягче и не проще, чем в других местах на земле; тех, кто слишком ревностно пытался приблизиться к небу, опережая своих спутниц, считали вредными фанатиками, – до тех самых пор, пока они не забегали достаточно далеко вперёд, чтобы снискать себе репутацию святых.
Сестра Тереза, мать-настоятельница монастыря, была младшей дочерью в зажиточной неаполитанской семье. Её судьба была предрешена с самого детства: Тереза родилась, чтобы стать монашкой; благодаря этому её брат и сестра могли рассчитывать на обеспеченное будущее и положение в свете. Ребёнка отправили в монастырь раньше, чем у него сформировались воспоминания о родительском доме, и когда пришло время на осознанное решение, Тереза без тени сомнения отреклась от мира, которого никогда не знала.
В наследство от старшего брата Тереза получила Livre d’heures – так называемую Книгу Часов, богато украшенную золотом, лазурью и другими цветами, которые были доступны в те времена; книга была произведением одного из учеников Фра Анджелико. Обладание таким сокровищем было для матери-настоятельницы намного значимее её благородного происхождения.
Из её уютной маленькой кельи открывался вид на море, Везувий и остров Капри с его причудливыми гротами. Яркий свет, падавший в келью с неба и моря, придавал красок скромной монастырской мебели. Нередко в солнечную погоду она сидела там, греясь в тёплых лучах, как ящерица на стене, и думала о тайне жизни. Что чувствуют люди там, во внешнем мире? О чём мечтают, за что борются, на что надеются и чего бояться? Она не имела никакого опыта жизни в мире, не сталкивалась с искушениями и страданиями, и не могла бы дать практический совет. Единственная известная ей жизнь была основана на преданиях о святых; она само верила просто и набожно, управляя сестринством со спокойствием и достоинством. Но женщины, которые попадали к ней из реального мира, всегда оставались для неё загадкой.
Энергичный характер в каждом обществе найдёт себе соответствующее место. Так и старая Джокунда стала негласной хозяйкой в монастыре. По происхождению Джокунда была крестьянкой, чей муж участвовал в военных действиях своего сеньора; следуя за мужем, она жила в военных лагерях. Во время осады одной из крепостей её муж и четверо сыновей погибли, а сама Джокунда получила ранение, оставившее её навсегда скрюченной и горбатой. Оставшись совершенно одна на свете, она нашла в монастыре не только прибежище, но и применение всем своим талантам.
С позволения матери настоятельницы, она заключала все сделки, покупала провизию, – одним словом, была прекрасным посредником между робкой, рассеянной и беззащитной сестрой Терезой и внешним миром. Более того, её жизненный опыт и неиссякаемые способности рассказчицы делали её незаменимым источником времяпровождения в те промежутки времени, когда сёстрам не было чем заняться.
Сложите вместе все перечисленные качества, добавьте материнскую заботливость и здравый смысл, и вы получите идеальную предводительницу сестринства; даже сама мать Тереза неосознанно находилась под её руководством.
– Так-так, – сказала Джокунда, обращаясь к Агнес, когда за Эльси закрылись ворота, – ты никогда не приходишь с пустыми руками! Какие чудесные апельсины! Таких нигде не купишь, разве что у твоей бабушки.
– Да, а цветы я принесла для украшения алтаря.
– О да, святая Агнес наделила тебя особенным даром для этого, – сказала Джокунда.
– И ещё, я принесла в дар кольцо, – добавила Агнес, вынимая подарок молодого человека.
– Святая Мать! А вот это уже интересно! – воскликнула старуха, ловко схватив кольцо. – Агнес, да это же настоящий бриллиант, лучший из всех, какие я когда-либо видела. Как сверкает! – продолжала она, поднимая его. – Это королевский дар. Скажи мне, откуда он у тебя?
– Я расскажу об этом матушке, – ответила Агнес.
– Ты так считаешь? – посмотрела на неё Джокунда. – Расскажи-ка лучше мне: я намного лучше разбираюсь в этих вопросах.
– Дорогая Джокунда, потом я и тебе расскажу, но я люблю матушку Терезу, и хочу рассказать ей первой.
– Ну, как тебе угодно, – неохотно согласилась Джокунда. – Тогда оставь цветы в тени у фонтана, и пойдём к ней.