Оглавление
Гай Дойчер. Сквозь зеркало языка. Почему на других языках мир выглядит иначе
Пролог. Язык, культура и мышление
Язык как зеркало
Язык как призма
Часть I. В зеркале языка
Глава 1. Названия цветов радуги
Глава 2. Погоня за миражом
Шея жирафа
Глаз разума
Глава 3. Грубые народы, обитающие в далеких странах
Риверс в затруднении
Обычные фрукты и другие мысленные эксперименты
Триумф культуры
Глава 4. Те, кто раньше нас высказал наши мысли
Ограниченная свобода
За пределами цвета
Глава 5. Платон и македонский свинопас
Примитивные языки?
Морфология
Звуковая система
Подчинительная связь
Часть II. Сквозь призму языка
Глава 6. Осторожно: Уорф!
Вильгельм фон Гумбольдт
Лингвистическая относительность
В тюрьме языка
От Сепира – Уорфа к Боасу – Якобсону
Глава 7. Там, где солнце не восходит на востоке
Поданные к обеду
Эгоцентрические и географические координаты
Плакать носом на юг
Соринка на щеке, обращенной к морю
Абсолютный слух на направления
Столоверчение
Корреляция или причинно-следственная связь?
Глава 8. Пол и синтаксис
Гендер и мышление
Глава 9. Русские синий и голубой
Эпилог. Простите нам наше невежество
Приложение. Цвет: в глазах смотрящего
Чувствительность к волнам разной длины
Цветовая слепота
Эволюция цветного зрения
Фотошоп в мозгу
Библиография
Благодарности
Цветные иллюстрации
Источники цветных иллюстраций
Отрывок из книги
В Талмуде сказано: «Четыре языка хороши, чтобы использовать их: греческий для песни, римский для битвы, сирийский для плача и еврейский для разговора»[1]. Другие авторы были не менее решительны в своих суждениях о том, для чего пригодны разные языки. Император Священной Римской империи Карл V, король испанский, эрцгерцог Австрии, владевший несколькими европейскими языками, признавался, что говорит «по-испански с Богом, по-итальянски с женщинами, по-французски с мужчинами и по-немецки со своей лошадью».
Язык народа, как нам часто говорят, отражает его культуру, психологию и образ мышления. Люди в тропическом климате беспечны настолько, что вполне закономерно растеряли почти все свои согласные. И достаточно только сравнить мягкие звуки португальского языка с резкостью испанского, чтобы понять суть разницы между этими двумя соседними культурами. Грамматика некоторых языков попросту недостаточно логична для выражения сложных идей. С другой стороны, немецкий язык – идеальное средство для максимально точного формулирования философского глубокомыслия, это очень упорядоченный язык, поэтому и сами немцы мыслят весьма упорядоченно. (Но разве не слышен в его безрадостных, лишенных изящества звуках прусский шаг?) В некоторых языках нет будущего времени, поэтому их носители, естественно, понятия не имеют о будущем. Вавилоняне с трудом поняли бы название «Преступление и наказание», потому что на их языке для описания того и другого использовалось одно и то же слово. Скалистыми фьордами веет от резких интонаций норвежского языка, а в скорбных мелодиях Чайковского можно расслышать твердое русское «л». Французский – не только романский язык, но и язык романов. Английский слишком легко приспосабливается, можно сказать, что это язык с неразборчивыми связями, а итальянский… ох уж этот итальянский!
.....
Вообразите, что вы рылись в книгах в глухом углу старой библиотеки и случайно выкопали заплесневелую рукопись XVIII века, которую как будто ни разу не открывали с тех пор, как туда поместили. Она озаглавлена «Приключения на далеком острове Зюфт» и вроде бы, судя по деталям, имеет отношение к загадочному затерянному острову, который автор, по его уверениям, открыл. Вы пролистываете рукопись дрожащими руками и начинаете читать главу под названием «Дальнейшие Сообщения о Зюфтском языке, в которых подробно описываются его Фантастические Феномены»:
За что вы примете этот драгоценный документ? За неизвестный дневник старинного исследователя или утраченное продолжение «Путешествий Гулливера»? Если вы выберете версию вымысла, это, вероятно, потому, что ваш здравый смысл говорит вам, что подразумеваемая зюфтская манера различения понятий совершенно невозможна и что явно неестественно сочетать красногрудых птиц и небелые розы в одном понятии «рица» и объединять остальных птиц и белые розы в понятии «птоза». И если зюфтское различение между рицей и птозой неестественно, английское разделение птицы и розы должно хоть в чем-то быть естественным. Нормальный здравый смысл предполагает, следовательно, что, хотя языки могут лепить совершенно случайные ярлыки, они не могут подходить столь же легкомысленно к понятиям, стоящим за ярлыками. Языки не могут группировать произвольные наборы объектов, так как под одним ярлыком должны собираться одного поля ягоды. Любой язык должен делить мир на категории, объединяющие объекты, сходные в действительности – или хотя бы в нашем восприятии действительности. Так что естественно будет разных птиц именовать как одно понятие, но неестественно собирать под одним ярлыком случайный набор птиц и случайный набор роз.
.....
