Читать книгу Звездная река - Гай Гэвриел Кей - Страница 3
Часть первая
Глава 3
ОглавлениеКомандир Цзао Цзыцзи, проходящий службу в префектуре Сиан на центральных рисовых землях к югу от Великой реки, обливался потом в своих спрятанных под одеждой кожаных доспехах, пока его отряд шагал сквозь жаркий полдень.
Для маскировки он надел широкополую шляпу купца, грубую тунику, подпоясанную веревкой, и свободные штаны. В горле у него было сухо, как в пустыне, и он ужасно злился на неумелых лентяев, которых гнал на север, подобно стаду овец, через опасную местность к реке. Собственно говоря, он даже вспомнить не мог, когда еще был так недоволен.
Возможно, мальчишкой, когда сестры однажды подглядели, как он справляет малую нужду, и начали отпускать шуточки насчет размера его полового органа. Он побил их обеих за это, и имел на это право, но ведь это не избавляет от насмешек, стоит им начаться, правда?
Приходится уехать, когда станешь достаточно взрослым, и совершить нечто безрассудное: поступить в армию в далеком от дома районе, чтобы совсем избавиться от этого смеха и от их прозвищ. И с тех пор можно лежать на своей постели в бараке и представлять себе, как утром в их роту приедет новобранец из дома и поприветствует тебя радостным возгласом: «Привет, Цзыцзи – Короткий хрен!», и таким образом испортит тебе жизнь и здесь тоже.
Во-первых, это просто неправда. Ни одна певичка никогда не жаловалась! И ни один из солдат, которые мочились рядом с ним на поле или в нужнике, удивленно не поднимал брови, ни в одном из подразделений, где он служил или которыми командовал. Ужасно несправедливо со стороны девчонок было говорить такие вещи об одиннадцатилетнем мальчишке.
Одна из его сестер уже умерла, и он не держал на нее зла даже в мыслях, из страха потревожить ее дух. Другая вышла замуж за мужчину, который, как понял Цзыцзи, жестоко избивал ее, когда напивался, а у ее свекрови был плохой характер. Ему следовало бы ей посочувствовать. Но он не сочувствовал. Если человек что-то говорит и наносит вред чьей-то жизни, то его собственная судьба может сложиться иначе из-за этого. Цзыцзи в это верил.
Он также верил – и даже знал наверняка, – что та холмистая местность, по которой они сейчас шли и несли с собой подарок от префекта ко дню рождения помощнику первого министра Кай Чжэню, а также трех соловьев в клетках для сада императора, была землей, буквально рождавшей разбойников.
Клетки спрятать трудно. Их упаковали в мешки и привязали к осликам. Он надеялся, что соловьи не погибнут – если это случится, ему несдобровать.
По дороге Цзыцзи все время озирался: ему казалось, что вот сейчас выскочат бандиты, вооруженные и злые, из бурой травы у дороги, из-за пригорков, хлынут из рощиц или темного леса, мимо которого они шли.
Его отряд состоял из двенадцати человек, семь из них – солдаты. Они переоделись и замаскировали сокровища, которые несли. Они шли пешком, несли за спиной мешки, у них было всего шесть осликов. Они походили на мелких торговцев, которые собрались в одну компанию, направляясь к реке, и выглядели недостаточно богатыми, чтобы ехать верхом. Их явно не стоило грабить, к тому же их было достаточно много, чтобы бандитам не захотелось делать глупости. Разбойникам нравится легкая добыча, а не реальные схватки.
С другой стороны, Цзыцзи не был уверен, что его люди станут сражаться, если до этого дойдет. Он уже давно пожалел о том, что вызвался в этом году возглавить отряд префекта. Конечно, это было почетно; конечно, если они доберутся до Ханьзциня и будут хорошо приняты (или вообще приняты), это благоприятно отразится на карьере префекта – и на карьере Цзао Цзыцзи. Ведь именно так и получают следующее звание, правда? И в результате ты заработаешь достаточно, чтобы жениться, родить собственных сыновей.
Или вместо этого тебя убьют в кишащей разбойниками местности, под палящим летним солнцем. Или ты будешь терпеть сердитое ворчанье людей под твоим началом (и солдат, и гражданских, одновременно) и с трудом пробираться сквозь обжигающую жару к плоскодонной лодке на канале, где будешь в безопасности. Оказавшись на воде, они смогут доплыть по ней до Большого канала. А когда они сядут на плоскодонку на канале, им уже, в общем, ничего не будет грозить до самой столицы.
Но сначала нужно добраться до реки, а по расчетам командира Цзао до нее оставалось еще два дня пути. Сегодня вечером они должны добраться до одной известной ему деревни. Завтра, наверное, придется заночевать под открытым небом, развести костер, организовать смену часовых. Он изо всех сил подгонял свой отряд, в противном случае они будут добираться три дня, а не два. А это плохо.
В последние два года подарки ко дню рождения помощника первого министра из префектуры Сиан, где Кай Чжэнь много лет занимал пост префекта, не попадали к знаменитому министру Каю, уважаемому покровителю досточтимого префекта Сиана.
Цзыцзи еще до похода пугал свой отряд тиграми и бандитами, и слухами о привидениях и лисах-оборотнях, прячущихся у этой дороги в темноте (он и сам боялся лис-оборотней.)
Но в их отряде были бюрократы, недовольные тем, что префект велел им подчиняться приказам солдата до самого Ханьцзиня. Когда они прибудут туда, руководство перейдет к судье, едущему с отрядом, но только после того, как они окажутся в стенах Ханьцзиня. Когда они отправились в путь, приказы были недвусмысленными. Цзыцзи поставил такое условие, когда вызвался выполнить эту задачу (больше никто не хотел за нее браться, учитывая случившееся в два предыдущих года.)
Все члены его отряда увядали, подобно весенним цветам в летнюю засуху. Ну, он ведь тоже страдает, как думал Цзыцзи. Он подгоняет их под этими солнечными слепящими лучами не ради собственного удовольствия. Он бы с радостью двигался по ночам, но это слишком опасно.
Они постоянно стонали. Можно было бы рассчитывать на то, что у них хватит ума экономить энергию. Он обещал отдых в полдень, а полдень еще не наступил. «С другой стороны, – думал он, ощущая запах собственного пота и чувствуя, как он пропитывает его доспехи под туникой, – полдень уже близко, и ходят слухи о командирах отрядов, убитых собственными подчиненными». После чего те, кто уцелел, рассказывали, что их предводитель напивался, ничего не умел, непочтительно относился к префекту или даже к императору.
Он слышал эти истории. Он раньше даже верил некоторым их них. Теперь уже не верил.
– Остановка на отдых на том холме впереди! – внезапно крикнул он.
Его голос прозвучал, как хриплое карканье. Он откашлялся и повторил:
– Там должна быть тень, и мы сможем видеть оттуда дорогу в обе стороны. Но мы пойдем вдвое быстрее, когда снова тронемся в путь, чтобы добраться до деревни к ночи. Я вам всем это говорю сейчас!
Они были слишком измученны, чтобы издавать крики радости. Или слишком злились на него. Еще вчера судья настоял на своем праве ехать верхом на одном из осликов. Он был старше остальных, это не нарушило их маскировку, но именно к нему все время подходили остальные и переговаривались вполголоса, искоса посматривая на Цзыцзи. Неужели они думали, что он не замечает этих взглядов?
В целом, отдых был, наверное, мудрым решением. Для его карьеры не будет никакой пользы, если его убьют собственные подчиненные. «Хо, – подумал он. – Шутка!». Его дух сможет являться к ним и мучить, но это никак не поможет его продвижению по службе и будущей женитьбе.
Он правильно запомнил после трех предыдущих походов к реке: на вершине холма было ровное место. Подъем на холм был долгим, но обещание отдыха помогло им его одолеть.
Отсюда, сверху, он действительно мог видеть пыльную дорогу в обе стороны, на север и на юг. На востоке от дороги стоял густой лес, а на западе виднелась дубовая роща. Цзыцзи опустился на землю под одним из этих дубов, предварительно отведя осликов в тень. Он любил животных и понимал, что они страдают.
Когда-то он слышал, как один странствующий проповедник из тех, кто приходил с высоких плато Тагура (который, говорят, и сам некогда был империей), поучал у него дома оборванных слушателей, что если человек плохо ведет себя в жизни, он вернется снова в облике какого-нибудь животного, чтобы расплатиться за свои ошибки. Юный Цзыцзи не совсем этому поверил, но запомнил скромную набожность того человека в темно-красной одежде и старался обращаться со своими животными как можно лучше. «Они не шушукаются и не устраивают против тебя заговоров», – думал он.
Он кое о чем вспомнил. С большими усилиями и проклятиями он заставил себя подняться и откинуть ткань, закрывавшую три птичьи клетки. Клетки были сделаны из чеканного золота, усыпаны драгоценными камнями, слишком ценные, чтобы выставлять их напоказ, но здесь некому их видеть, а птицы рискуют погибнуть на жаре под покрывалом. Они не будут петь в клетках в полдень.
Прежде чем вернуться к своему дереву, пробравшись между измученными, лежащими на земле людьми (некоторые уже спали, как он заметил), Цзыцзи снова вышел на дорогу, под беспощадное солнце, и посмотрел в обе стороны.
И яростно выругался. Судья бросил на него сердитый взгляд, делая очередной глоток из фляги с водой. Утонченному чиновнику из префектуры Сиана не нравился солдатский язык. «Ну, и иди в задницу, – подумал Цзао Цзыцзи. – Тебе не нравится, как говорят солдаты, так попробуй добраться до реки без них!»
И попробуй справиться с появлением еще одного отряда, который идет по дороге следом за ними. Их не было видно, пока они шли по ровной местности. А сверху их стало видно. Вот почему проклятый солдат тянул с привалом, пока они не добрались до этого места.
Он хриплым голосом приказал одному из своих людей накрыть клетки. Те, кто поднимался по длинному склону, открыто, в полдень, почти наверняка были еще одной компанией торговцев, но торговцы могли разнести слух о позолоченных, усыпанных драгоценностями клетках с соловьями так же, как все остальные.
Члены новой группой выразили естественное беспокойство, когда добрался до той точки на подъеме, откуда им стало видно больше десятка людей, сидящих или лежащих среди деревьев у дороги.
Цзыцзи уже опять сидел, прислонившись к дубу. Его короткий меч скрывала длинная, свободная туника. Он понимал, что другие солдаты из его отряда, как бы они ни были недовольны, тоже не собираются дать себя прикончить и будут настороже. Но тут судья, чопорный глупец, встал и отвесил поклон, который объявил бы любому, достаточно сведущему, чтобы кое-что понимать, что он вовсе не скромный странствующий купец.
– Приветствую вашу компанию. У вас с собой нет вина? – спросил он.
Цзыцзи поморщился, но сдержал ругательство.
– Нет! – воскликнул предводитель другой группы. – Ни капли! У нас нет ничего, что вам захотелось бы украсть! Вы ведь не убьете людей ради воды!
– Такое случалось, – судья рассмеялся, считая себя остроумным.
– Чуть дальше впереди есть ручей! – крикнул один человек из другого отряда. – Он не пересох! Вам нет необходимости…
– Мы не причиним вам вреда, – сказал Цзыцзи со своего места.
Другой отряд состоял из шести человек, все деревенские жители, они несли свои товары на спине, у них не было даже одного ослика. Цзыцзи прибавил:
– Устраивайтесь по другую сторону от дороги. Тени хватит всем. Мы скоро двинемся дальше.
– Идете к реке? – спросил предводитель второй компании уже не так встревоженно. Он был чисто выбрит, старше, чем Цзыцзи, говорил резко, но не грубо. Цзыцзи колебался. Ему не нужны были попутчики – слишком легко было раскрыть их обман, а любые разговоры о том, кто они и что везут с собой, опасны.
– Да, это так, – любезно ответил судья. Его явно раздражало то, что обращались к Цзыцзи. – Полагаю, отсюда до нее два или три дня пути, – прибавил он.
Вторая группа начала переходить на другую сторону дороги, в лежащую там тень. Их предводитель задержался на мгновение, потея, как и все они, его туника была покрыта пятнами. Он снова обратился к Цзыцзи, а не к чиновнику.
– Мы идем не так далеко. Несем одежду из конопляной ткани в деревню, которая немного дальше, и на шелковую ферму рядом с ней.
Крестьянская одежда. Они за нее много не получат, но в трудные времена делаешь то, что можешь.
– «Те, кто прядет шелк, носят коноплю», – процитировал Цзыцзи.
Его собеседник сплюнул на дорогу.
– Это правда.
Он перешел через дорогу к своему отряду. Цзыцзи увидел, что его солдаты пристально наблюдают за ними. Это ему понравилось. Страх смерти может сделать человека более наблюдательным, даже когда его чувства притупила жара и усталость.
Немного позже, когда Цзыцзи уже начинал подумывать о том, что пора поднимать своих людей и трогаться в путь, он увидел еще одну фигуру, поднимающуюся к ним по дороге.
Этот человек шел один. Молодой, в крестьянской шляпе из рисовой соломы, без рубахи под палящим солнцем, он нес два больших ведра с крышками, которые висели на концах шеста, лежащего сзади на голой шее. Несмотря на тяжесть, он ровно шагал вверх по склону, движимый энергией юности.
Так как он шел один, он был очевидной мишенью. С другой стороны, у него явно нечего было взять, а разбойники старались не нападать на крестьян, чтобы деревенские жители не ополчились против них и не начали помогать милиции. Обычно слуг закона ненавидели больше в эти времена сбора налогов и призыва на войну на северо-западе, чем тех, кто нападал на торговцев и путешественников.
Цзыцзи не встал. Однако он почувствовал, как у него потекли слюнки при виде этих ведер.
– У тебя есть вино на продажу? – опрометчиво крикнул один из его солдат.
– Для нас у него нет вина, – хрипло отозвался Цзыцзи.
На дороге разыгрывались старые трюки, и он знал о них достаточно.
– Нет, – отозвался громко молодой человек, поднимаясь на вершину холма. – Это для шелковой фермы. Я ношу их каждый день, они платят нам пять монет за каждое ведро.
– Мы тебя избавим от необходимости идти туда, как бы далеко эти ни было. Мы дадим тебе десять монет прямо здесь, – нетерпеливо предложил судья. Он уже вскочил на ноги.
– Мы этого не сделаем! – возразил Цзао Цзыцзи.
Он тоже встал. То, что он делал, было нелегко. Он уже почти чувствовал вкус этого вина, его сладость.
– Не имеет значения, что вы дадите и чего не дадите, – упрямо произнес крестьянин без рубахи. – Они ждут меня, в Ришэне, и они мне платят. Если я отдам вино вам, я потеряю свой бизнес, и отец меня за это взгреет.
Цзыцзи кивнул головой.
– Понятно. Иди дальше, парень. Удачи тебе.
– Подожди!
Это крикнул предводитель другой компании, появляясь из-за деревьев по другую сторону от дороги.
– Мы дадим тебе пятнадцать монет за одно ведро. А другое отнесешь на шелковую ферму и отдашь им его даром. Ты останешься в прибыли, а они получат ведро вина задаром. Все довольны!
– А мы недовольны! – громко крикнул судья. Люди Цзыцзи зароптали.
Мальчик с вином колебался, пока предводитель второго отряда шел к нему. Пятнадцать монет – большая плата за ведро деревенского вина, а его груз стал бы легче в конце очень жаркого дня. Цзыцзи видел, как он борется с собой.
– У меня нет черпака, – сказал парень.
Торговец рассмеялся.
– У нас есть черпаки, сколько угодно. Давай, возьми у меня деньги и налей нам вина. Раздели то, что останется на два ведра, и тебе будет легче идти. После полудня станет еще жарче.
Это правда. «И он сказал все правильно», – подумал Цзыцзи. Ему до смерти хотелось выпить, но он не хотел умереть от этого вина, и он слышал слишком много историй.
– Мы дадим тебе двадцать монет! – крикнул судья.
– Не дадим! – рявкнул Цзыцзи. Это было покушение на его авторитет, и он не мог этого допустить. – Мы не станем покупать, – эти слова чуть не разорвали его сердце.
– Все равно, эти предложили первыми, – сказал молодой человек (он явно не был торговцем). Он повернулся к предводителю. – Ну, хорошо. Пятнадцать монет в руку, и вы получите одно ведро.
Это было сделано быстро. Другие торговцы вышли из леса, пока их предводитель отсчитывал монеты продавцу вина. Цзыцзи ощущал две вещи. Крайнюю жажду и ненависть, которая накатывалась на него от собственных людей подобно второй волне жара.
Другие торговцы сняли ведро с шеста, сняли крышку прямо на дороге, что глупо, подумал Цзыцзи. Они начали поочередно орудовать черпаком на длинной ручке. Когда сняли крышку с ведра, донесся запах сладкого, светлого вина. Но, возможно, это разыгралось его воображение.
Шесть человек пили быстро (слишком быстро, как подумал Цзыцзи, в жаркий день) и покончили с вином в мгновение ока. Последний человек поднял ведро обеими руками и поднес к лицу. Цзыцзи видел, как вино течет по его подбородку. Они даже не выплеснули немного вина в качестве подношения духам этого места.
Цзыцзи все это не нравилось. «Быть начальником не всегда так приятно, как все думают», – решил он.
Затем, пока продавец вина тщательно еще раз пересчитывал монеты, которые ему дали, Цзыцзи увидел, как один человек из другой группы торговцев проскользнул за спину продавца и, смеясь, снял крышку со второго ведра.
– Пять монет за пять черпаков! – крикнул он и окунул черпак в ведро.
– Нет! – закричал мальчик. – Мы не так договаривались!
Смеющийся торговец поднял тяжелое, уже открытое ведро и неуклюже побежал с ним к лесу. Вино расплескивалось на землю, как с сожалением заметил Цзыцзи.
– Дайте ему пять монет! – крикнул этот человек через плечо. – Это больше, чем он заслуживает.
– Нет! – снова закричал продавец вина. – Вы меня обманули! Мы с родными будем поджидать вас на обратном пути!
«Это реальная угроза», – подумал Цзыцзи. Кто знает, сколько у него родственников, сколько друзей они приведут, а торговцам придется возвращаться домой по этой дороге. В самом деле, они идут на ту же шелковую ферму, что и продавец вина. Человек, бегущий с ведром, сделал ошибку.
– Неси его назад! – крикнул их предводитель, очевидно, он пришел к такому же выводу. – Мы не станем его обманывать.
«Мы не рискнем его обманывать» – правильнее было бы сказать, уныло подумал Цзыцзи. Он заметил, как убегающий парень быстро отхлебнул из второго ведра. Теперь он неохотно принес его обратно из лесной тени – оттуда, где они все должны были пить вино, медленно, укрывшись от солнца.
– Всего еще один черпачок! – сказал он, снова опуская свой черпак в ведро.
– Нет! – опять крикнул мальчик, подбежал и выбил ладонью черпак из руки похитителя. Черпак упал в вино; он достал его и сердито отбросил в сторону.
– Оставь его в покое, – сказал предводитель. – Мы честные люди, и я не хочу, чтобы нас поджидала засада, когда мы завтра пойдем домой!
Последовала короткая пауза.
– Двадцать пять монет за то, что осталось в этом ведре! – внезапно крикнул судья Цзыцзи. – Я держу их в руке!
Мальчик повернулся к нему. Это была неслыханная сумма. Она ставила их в разряд людей, которые рискуют нести с собой много денег, если могут позволить себе такую безрассудную трату.
Но Цзыцзи теперь уже очень хотелось пить, и он заметил кое-что. Существовала возможность, что второе ведро отравлено, а первое оставалось чистым, хитрости ради. Но человек только что пил из него, и он стоял перед ними, смеясь, довольный собой.
– Да, мы тебе заплатим, – сказал Цзыцзи, приняв решение.
Он не хотел, чтобы его убили собственные люди, и ему очень хотелось выпить ковшик-другой этого вина. Он прибавил:
– А завтра ты можешь отнести на шелковую ферму два ведра и предложить им их даром, а не за десять монет. Они простят тебя, и ты это знаешь. А теперь тебе надо развернуться и идти домой.
Мальчик уставился на него. Потом кивнул головой.
– Ладно. За двадцать пять. Деньги вперед.
Люди Цзыцзи радостно завопили. «Первый радостный звук за весь день», – подумал он. Судья поспешно сунул руку в недра своей одежды и отсчитал монеты (и одновременно показал свой слишком толстый кошелек). Все остальные встали и смотрели, как он кладет деньги в ладонь продавца вина.
– Ведро ваше, – сказал мальчик. – Ну, вино ваше. Мне нужно ведро.
Один из солдат Цзыцзи взял его и, выказав больше здравого смысла, чем другие торговцы до него, отнес его в тень. Другой бросился доставать из тюков на одном из осликов два черпака. Они столпились вокруг ведра.
Сделав над собой почти сверхчеловеческое усилие, стараясь проявить сдержанность руководителя, Цзыцзи остался стоять на месте.
– Оставьте мне два последних черпака! – крикнул он. Интересно, завоюет ли он этим хоть какое-то их расположение.
Он сомневался, оставят ли они ему два черпака.
Другой отряд отошел на свою сторону дороги, громко болтая и смеясь: они пережили приключение и очень быстро выпили вино. «Наверно, теперь они уснут», – подумал Цзыцзи.
Продавец вина отошел от обеих групп и присел тень, в ожидании своего ведра. Ему только что облегчили дневной труд. Он сможет повернуть обратно и уйти домой.
Цзыцзи наблюдал, как его люди окружили вино и пьют слишком быстро. Судья, как и следовало ожидать, только что выпил третий ковш. Никто не собирался ему возражать. Кроме Цзыцзи, наверное. Он нехотя встал. Его больше обрадовало бы, если бы они сделали все, как положено, и сами принесли ведро с двумя последними черпаками вина своему командиру.
Он вздохнул. В наше время редко поступают, как положено. Они живут в печальном мире. Он бросил взгляд через дорогу, на лес на другой стороне.
Все шестеро торговцев выходили на дорогу. Трое держали в руках мечи. Двое держали свои посохи, как оружие. Продавец вина поднялся на ноги. И не спеша подошел к другим торговцам. Один из них подал ему короткий лук и колчан со стрелами. Это человек улыбался.
Цзыцзи открыл рот и издал предостерегающий крик.
В ту же секунду судья тяжело рухнул на траву. Мгновением позже еще один из людей Цзыцзы сделал то же самое. Потом упал третий.
За ужасающе короткий промежуток времени все они уже лежали на траве, словно одурманенные. «Разумеется, они одурманены», – подумал Цзыцзи. Он оказался один лицом к лицу с семью противниками.
– За это не стоит умирать, – мягко произнес юный продавец вина.
Кажется, он здесь стал самым главным, невероятно. Его лук был нацелен на Цзыцзи. Он прибавил:
– Хотя, если вы настаиваете или считаете, что нет смысла жить дальше, я вас убью.
– Как…? – заикаясь, проговорил Цзыцзи.
– Стрелой, – гладковыбритый человек, который, как казалось раньше, был предводителем торговцев, рассмеялся.
– Нет, Фан. Он спрашивает, как мы это сделали. Это думающий солдат. Некоторые из них думают, – поведение голого по пояс продавца вина изменилось. Он уже не выглядел таким юным.
Цзыцзи посмотрел на них. Он не пил вина, но у него кружилась голова от страха и отчаяния.
Юноша сказал:
– Два черпака. Порошок «шаньбао» был во втором черпаке, когда Лао принес ведро назад и окунул его в ведро, но я не позволил ему пить. Помните?
Цзыцзи помнил.
– Как… откуда вы узнали?
Продавец вина, который не был в действительности продавцом вина, нетерпеливо покачал головой.
– В самом деле? Каждое лето по этой дороге из Сиана отправляется отряд в столицу. Подарки для Кай Чжэня. Вы не думали, что у деревенских жителей хватит ума это понять? Что они дадут нам знать, когда вы выступаете, сколько вас, как вы одеты? За маленькую долю от взятой нами добычи и чтобы отомстить министру, придумавшему программу «Цветы и камни», которая губит людей и уничтожает сельскую местность, чтобы построить сад в Ханьзцине.
«С маскировкой покончено», – подумал Цзыцзи. Он попробовал придумать такую угрозу, которая что-то значила бы для этих людей. Но ничего в голову не приходило.
– Лучше уж вы меня убейте, – сказал он.
Люди на дороге замолчали. Этого они не ожидали.
– Правда? – сказал продавец вина.
Цзыцзи кивнул на судью.
– Полагаю, вы их усыпили, а не отравили? Вон тот возложит вину на меня, когда очнется. Префект ему поверит. Он – гражданский чиновник высокого ранга. А я – простой…
– Солдат, – закончил юноша. У него был задумчивый вид. – Ему не обязательно просыпаться.
Он поднял свой лук и прицелился в лежащего на траве чиновника.
Цзыцзи покачал головой.
– Не надо. Он не сделал ничего плохого. Это была моя ошибка. Если бы мы не пили это вино, вы бы не напали, двенадцать против семи.
– Нет, мы бы напали, – возразил человек с луком. – Половина из вас погибла бы от стрел еще до схватки, и эта половина состояла бы из солдат. От других никакого толку, и вы это знаете. Скажите мне, вы хотите, чтобы он умер?
Цзыцзи покачал головой.
– Мне это не поможет, а он просто жадный, но не злой.
– Они все злые, – сказал один из разбойников. И сплюнул. Продавец вина ничего не сказал.
– Кроме того, – прибавил Цзыцзи, – любой из них расскажет ту же историю, а моим долгом было удержать их от этого вина.
– Мы можем убить их всех, – это сказал не продавец вина, а один из других разбойников.
– Нет, – опять сказал Цзыцзи. – Только меня. Я должен заплатить эту цену. Возможно, меня все равно казнят, если я вернусь. Можно мне минуту помолиться?
На лице у продавца вина появилось странное выражение. Он снова выглядел юным. Он и был юным.
– Нам нет необходимости вас убивать, – сказал он. – Присоединяйтесь к нам.
Цзыцзи уставился на него.
– Подумайте об этом, – продолжал юноша. – Если вы правы, у вас нет будущего в префектуре, в армии тоже, и вас могут казнить. По крайней мере, с нами вы останетесь живы.
– Мне это не нравится, – сказал один из разбойников.
– Почему? – спросил юноша, все еще глядя на Цзыцзи. – Так я пришел к вам, тогда. А как ты стал одним из Болотных разбойников, Куи? Бродил по деревням в поисках честной работы?
Раздался смех.
«По крайней мере, я теперь знаю, кто они», – подумал Цзыцзи. Болотные разбойники были самой большой бандой в Катае южнее Великой реки. Каждый год в Ханьцзин посылали настоятельные просьбы прислать армию, чтобы расправиться с ними. Каждый год эти просьбы игнорировали: шла война, и южные префектуры сами должны были справиться с местными бандитами. «Все это правда», – думал Цзыцзи; для него жизнь в казармах теперь невозможна. Потому что его казнят, или накажут палками и посадят в тюрьму по приказу разгневанного префекта, или просто потому, что теперь ему никогда не видать повышения по службе. Вероятно, его отправят на войну.
Он сказал это вслух.
– Я мог бы пойти на войну с кыслыками.
Юноша кивнул головой.
– Вероятно, они вас туда отправят. Им нужны солдаты. Вы ведь слышали о катастрофе?
Все слышали. Это не было новостью. Армии приказали совершить бросок на север, через пустыню, на Эригайю, в глубину вражеских земель, она состояла из конницы и пеших солдат. Он закончился у стен обнесенного стенами города кыслыков, потому что – кто бы мог подумать! – они не взяли с собой осадных орудий. Они их забыли. Никто не проверил. Это было безумие, совершенно невероятная история, и это было правдой.
«Какая армия могла так поступить?» – спрашивал себя Цзыцзи, когда эта новость дошла до их казарм. Некогда Катай правил всем миром и подчинял его себе. Правители всех стран посылали им дары, коней, женщин, рабов.
Линии снабжения их северо-западной армии были перерезаны позади нее. Больше половины солдат погибло во время отступления от Эригайи. Почти семьдесят тысяч человек, как слышал Цзыцзи. Ужасающая цифра. Они убили своих командиров по пути на юг, так сообщали. Съели их, говорили некоторые. Умирающие от голода люди в пустыне, вдали от дома.
А помощник первого министра Кай Чжэнь, который руководил всей этой военной кампанией, получал подарки ко дню рождения от всего Катая, и их должны были доставить во дворец к осени.
– Не возвращайтесь, – сказал юноша с луком. – Нам нужны хорошие люди. Императору надо дать понять, что его слуги и его политика – порочны и беспомощны.
Цзыо Цзызци посмотрел на него. «Жизнь может быстро измениться, – подумал он. – Она может повернуться, подобно мельничному колесу на какой-нибудь одинокой вершине холма в летнюю жару».
– Вы этим занимаетесь? – спросил он, наверное, слишком насмешливо для человека, на которого нацелена стрела. – Посылаете дипломатические ноты императору?
– Некоторые уходят в лес ради денег. Некоторые – ради свободной жизни. Некоторым нравится убивать. Я… некоторые из нас пытаются что-то сказать, да. Если голосов будет достаточно, нас могут услышать.
Цзыцзи посмотрел на него.
– Как вас зовут? – он не совсем понимал, почему он это спросил.
– Жэнь Дайянь, – быстро ответил тот. – Меня называют Малыш Дай.
– Вы не такой уж малыш.
Человек с луком усмехнулся.
– Я был совсем молодым, когда начинал, к западу отсюда. И, кроме того, у меня маленький член.
Другие расхохотались. Цзыцзи заморгал. Его охватило странное чувство.
– Это правда? – спросил он.
– Конечно, нет! – воскликнул один из разбойников. Кто-то громко отпустил грубую шуточку, из тех, какие Цзыцзи слышал от солдат в казармах, слишком долго живших без женщин.
Внутри него что-то изменилось. Как будто ключ повернулся в замке.
– Меня зовут Цзао Цзыцзи, – сказал он. И впервые в жизни прибавил: – Меня прозвали «Цзыцзи – Короткий Хрен».
– Правда? Хо! Значит, мы рождены, чтобы стать компаньонами! – воскликнул человек по имени Жэнь Дайянь. – «Искать и женщин, и вина, и вечно жить»! – это были слова из очень древней песни.
Под раздавшийся после этого смех Цзыо Цзыцзи шагнул на дорогу и стал разбойником.
Удивительно, но он чувствовал себя так, словно возвращается домой. Он посмотрел на юношу – Жэнь Дайянь был наверняка лет на десять моложе его самого – и понял в тот же момент, что будет следовать за этим человеком всю жизнь, пока один из них или они оба не умрут.