Читать книгу ЧВК Всевышнего - Гай Юлий Орловский - Страница 11

Обизат обратила на них внимание, когда вошли один за другим, но к ним двинулись, рассредотачиваясь и делая вид, что выбирают столик.

Один сразу приблизился к Михаилу и, наклонившись к уху, прошептал:

– Хорошо, что ты вернулся, Макрон!.. Я Запевала, но ты вряд ли меня помнишь, а вот Трубача ты не забыл точно. Он, кстати, жаждет пообщаться. Поднимайся, но очень медленно. Если что, пуля из «вальтера» разорвет твою печень в клочья. Умрешь сразу, но боссу скажу, что ты помучился, орал и катался по полу, ему будет приятно.

Судя по помертвевшему лицу Аэлиты, она расслышала, застыла. Обизат тоже не двигалась, поглядывая то на него, то на Михаила.

Михаил помедлил, надо бы прикинуться испуганным, но как можно, когда рядом две молодые женщины, наконец сказал нейтральным голосом:

– Хорошо-хорошо, не нужно стрельбы!.. Я пойду с вами. Это ваш «гелен» у обочины?

– Хотел бы на золотом «Феррари»? – спросил Запевала. – Ты недостаточно хорош для шикарных машин. Поднимайся!.. Двое наших останутся с твоими женщинами и допьют ваше вино. Надеюсь, заказали хорошее?

Михаил поднялся, Обизат ждет, Аэлита замерла в ужасе, уже побелевшая и с дрожащими губами, он сказал мирно:

– Обизат… позаботься здесь, я за тобой скоро вернусь.

Конвоир хмыкнул, еще двое заулыбались, Михаил видел, как и без того застывшее лицо Аэлиты из смертельно-бледного стало мертвецки-желтым.

– Хорошо, – ответила Обизат ангельским голоском, – буду ждать, мой господин. Трупы не прятать?

– Не стоит, – ответил Михаил. – Я вернусь быстро.

Михаил вышел неспешно, не делая лишних движений, упертый в правый бок ствол напоминает, что пуля в самом деле разнесет печень, стоит только дернуться.

Двое остались в кафе, Запевала полуобнял Михаила, для редких прохожих смотрятся как уже выпившие и веселые, но ствол пистолета все так же незаметно упирается между ребрами.

Второй забежал вперед и распахнул заднюю дверь «Гелендвагена».

– Залезай!.. Медленно влезай, медленно…

Михаил влез медленно и без лишних движений, конвоир сел рядом, второй забежал с другой стороны, открыл дверцу и плюхнулся рядом.

Водитель оглянулся, еще молодой, вид не бойцовский.

– Едем?

– Гони, – велел старший.

Обизат беспечно грызла круассаны, официантка принесла заказанное вино и снова исчезла на кухне, двое мужчин сидят достаточно спокойно, наблюдают прищуренными глазами, один занял место рядом с Аэлитой, другой сел возле Обизат. Этот посмотрел, как она весело и беззаботно налила себе и Аэлите вина, хмыкнул и положил ей ладонь на талию, а затем опустил ее ниже.

– Э-э, – прощебетала Обизат тем же счастливым голоском, – там меня может трогать только мой господин и повелитель…

Громила буркнул:

– Теперь я твой господин и повелитель.

– Да? – переспросила Обизат и нежно обняла его за шею. – Правда?

Аэлите почудился хруст шейных позвонков, второй охранник насторожился, спросил резко:

– Что за…

Обизат неуловимо быстрым движением метнула столовый нож. Аэлита охнула, нож из руки этой девочки с красными волосами исчез, в раскрытом рту охранника появился только кончик ручки.

У бордюра остановился большой черный внедорожник. Михаил выскочил с правого сиденья, бодрый и собранный, Обизат рассмотрела сгорбившегося за рулем водителя, а Михаил быстрыми шагами вошел в кафе.

Обизат спросила щебечущим голосом:

– Что так долго, мой господин?

– Нужно было съехать с людной улицы, – пояснил он.

Аэлита поднялась, все еще бледная и трепещущая.

– Ну, Макрон…

– Что-то случилось?

Она указала на улыбающуюся Обизат.

– Эта девочка… она их… убила!

– Какие страшные слова, – сказал Михаил с укором. – Неинтеллигентно. Просто устранила… Извини, нам нужно спешить, договорим в другой раз. Обизат…

Он бросил на стол крупную купюру, Обизат торопливо заспешила с ним к автомобилю, а когда села на заднее сиденье, обнаружила два тела под ногами, а за рулем насмерть испуганного водителя, пристегнутого полицейским браслетом к рулю.

– Гони, – велел Михаил.

Водитель пролепетал:

– К-к-куда?

– Куда и собирался везти, – ответил Михаил. – Через дворы, чтобы где-то оставить твоих соратников.

Водитель послушно остановил в ближайшем безлюдном и малоосвещенном дворе у мусорного бака, Михаил быстро забросил туда трупы, за это время водитель совсем съежился, явно Обизат сказала что-то не очень-то успокаивающее.

– Погнали, – велел Михаил.

Он сел с ним рядом, водитель послушно вывернул руль, встраивая автомобиль в редкий поток скользящих по ночному шоссе машин, сказал просительно:

– Я не с ними!.. Меня заставили… Я в таких делах не участвую… Не убивайте…

– Мы не убиваем, – ответила Обизат. – Мы устраняем.

Она протянула руку к его шее, Михаил сказал:

– Да черт с ним. Проявим милосердие.

Обизат спросила изумленно:

– Разве это не признак слабости?

– Это признак силы, – ответил Михаил. – Вези по указанному тебе адресу. Там отпустим.

Водитель послушно закивал, Михаил сказал строго:

– И никому ни звука!..

Он покосился на восторженное личико Обизат, для нее это все еще сказочный мир, улица смотрится праздничной в свете фонарей и ярких фар, а дома красиво уходят ввысь, но и там во тьме вздымаются исполинские пылающие факелы небоскребов, похожие на вертикально поставленные соты с тысячами плотно сдвинутых широких окон, где свет гаснет только с восходом солнца.

– Как здесь живут, – прошептала она, – как живут…

– Ты же все видела, – напомнил он.

– На экране, – сказала она, – а вот так… меня все еще трясет. Я никогда такого великолепия и вообразить не могла!

– Великолепие еще впереди, – ответил он.

Она косилась на дорогу, где бесшумно проскакивают автомобили, а дальше на залитом яркими огнями тротуаре прогуливаются беспечные люди. Те самые, что утром и днем идут быстро и деловито по каким-то срочным и неотложным делам, а сейчас все спокойные, раскованные и медленные…

Проскочили Кольцевую, машина выметнулась на Симферопольское шоссе и пошла в левом ряду с нарастающей скоростью.

– Не гони, – предупредил Михаил. – Тебе нужно, чтобы за нами увязалась дорожная служба?

Водитель послушно сбросил до ста тридцати, максимальной разрешенной, так ехали минут пятнадцать, затем выскочили на проселочную с хорошим асфальтом, потом вовсе на грунтовую, наконец водитель сказал дрожащим голосом:

– Вон тот дом…

Михаил взглянул на массивный особняк в три этажа в центре участка в пару гектаров, что еще и окружен высоким забором.

– Точно? Если обманул…

– Клянусь, – сказал тот плачущим голосом. – Если нет, вы вернетесь и меня убьете!

– Точно, – подтвердил Михаил. – Ты должен надеяться, что там они нас убьют, а тебя освободят… Обизат, выходи!

Водитель взмолился вдогонку:

– Меня не освободят, а убьют за то, что привез вас сюда! Сжальтесь!

Михаил сказал с брезгливостью:

– Мобильник на сиденье, и уноси ноги. Обратно. Пешком.

Тот все послушно выполнил, кубарем выкатился из автомобиля. Михаил пересел на его место, а Обизат тут же оказалась рядом на правом сиденье.

– Думаешь, не скажет?

Михаил отмахнулся.

– Да это не так важно. Все равно уже приехали, а охрана в любом случае бдит.

Он вырулил автомобиль за деревья, некоторое время маневрировал, подбираясь ближе к особняку, но так, чтобы оставаться за толстыми стволами и пышно разросшимися кустами.

Обизат взглянула вопросительно, когда он остановил машину и заглушил мотор.

– Выходим?

– Запасную обойму, – спросил он, – не забыла?

– Я люблю стрелять, – пояснила она. – Потому взяла две.

Выскользнула из авто бесшумно, даже дверцу притворила едва слышно, пусть остановились на безопасном расстоянии за деревьями, но в ночной тишине звуки разносятся дальше, чем днем, когда и деревья шелестят, и птицы орут, отстаивая от наглых соседей права на участок.

– Как будем?

– Стандарт, – ответил он. – Как ты и смотрела в фильмах. Отстреливай всех раньше, чем успеют выстрелить в тебя.

– Кроме детей и женщин, – уточнила она. – Так?

– Кроме детей, – согласился он. – А насчет женщин сама решай. Женщина с оружием уже не женщина.

Она посмотрела с вопросом в глазах, он уточнил:

– Если та женщина на той стороне.

Обизат просияла.

– Все поняла, мой господин!

– Но будь осторожна, – предупредил он. – Один-два выстрела твоя защита выдержит, но автоматную очередь в упор… даже не знаю.

Присев за кустами, некоторое время всматривались в щедро освещенный лунным светом участок, где массивное здание еще и залито огнем красивых фигурных фонарей, расставленных от забора и вдоль всех дорожек.

Охрана особняка, вооруженная пистолетами и автоматами, прохаживается с той стороны высокого забора из металлических прутьев. Михаил обратил внимание, что пистолеты у каждого в кобуре, но автомат на ремне в таком положении, что не нужно терять секунды, чтобы вскидывать и целиться, достаточно прижать спусковой крючок.

– Хорошая охрана, – прошептал он, – и слишком много открытого пространства.

– Я пробегу, – заверила она.

Он сказал с неловкостью:

– Я очень сожалею, что тогда… в общем, когда наши пули тебе пробили колени…

Она вздрогнула, лицо моментально утратило румянец.

– Мой господин… они бы даже не поцарапали, если бы тот ужасный лаунчер… не разрушил всю мою защиту!

Он сказал торопливо:

– Да и пули теперь есть такие, что пробивают лобовую броню танка. Хотя у них вряд ли такие, но все же будь осторожнее, хорошо?..

Она заверила истово:

– Мой повелитель! Я живучая.

– Жди моего сигнала, – сказал он.

Она послушно замерла, он скользнул в темноту, стараясь слиться с нею. Стражи прохаживаются вдоль забора по той стороне, останавливаются коротко перекинуться словами, поделиться сигаретами.

Улучив такой момент, он перемахнул забор, держась с левой стороны дома, чтобы двое стражей у парадного не видели, быстро догнал медленно шагающего охранника, с силой ударил в затылок и, сорвав с него автомат, скользнул под защиту дома.

Охранник дал прикурить другому, Михаил терпеливо смотрел, как разгорается алый огонек на кончиках сдвинутых сигарет, потом они разделились на два огонька, стражи пошли в разные стороны.

Михаил изготовился, охранник наконец увидел застывшего в лежачем положении напарника, остановился, вытянул по-гусиному шею.

– Борис!.. Ты чего, прикалываешься?

Михаил выстрелил и, не дожидаясь, пока тот рухнет, перевел ствол вправо. Еще двое упали под слишком громкими в ночной тишине выстрелами, а он ощутил появление Обизат еще в тот момент, когда она перескочила забор, быстрая и легкая, как белка.

Пока охранники у главного входа не успели сообразить, что нужно отступить и укрыться за дверью, он выбежал на открытое место, рискуя схватить пулю, короткой очередью заставил их задержаться и выронить из рук оружие.

Выстрелы со стороны Обизат звучат одиночные, все уцелевшие стражи повернулись в сторону Михаила, как он и планировал, Обизат приходится стрелять им в спины, что наверняка задевает ее гордость воина, но спасает нежную шкурку.

– Прикрывай спину, – крикнул он, – и следи за боковухами!

Стиснул челюсти, взвинчивая метаболизм, распахнул тяжелые двери и ступил через порог, готовый стрелять, стрелять и стрелять.

В холл из правой двери вбежали двое, автоматы в руках, но морды заспанные и ничего не соображающие. Короткая автоматная очередь бросила их на пол, тут же по ступенькам лестницы сверху застучали быстрые шаги.

Далеко слева донеслись хлопки трех пистолетных выстрелов. Обизат, похоже, выбрала более короткий путь, проникнув в здание через окно, так ближе, но опаснее, к тому же на окнах первого этажа железные решетки, что, судя по всему, ее не остановило.

Он дождался, когда сбегающий по лестнице покажется в поле зрения, и прижал спусковой крючок. Охранник уже вскинул автомат для стрельбы, но не успел, оступился на ступеньке и покатился вниз.

Михаил ринулся вверх, прыгая через ступеньку. За спиной внизу хлопнул выстрел, это появилась Обизат и приступила к главной цели своей жизни: защитить господина и повелителя, иначе не заполучить от него могучее дитя, которое будет носить и лелеять в своем чреве.

– Не торопись, – велел он строго. – Зачищай!

Она послушно кивнула, уже понимая, что даже самые жестокие люди избегают таких слов, как «убивать», «убийство», чаще всего говорят «убрать», а Михаил еще иногда употребляет вообще странное слово «выдирка».

И хотя послушно держится позади, но он заметил, что старается как бы незаметно выдвинуться вперед, прикрыть его, хозяина и повелителя, который все же человек, а человек существо хоть наглое и настырное, но хрупкое и ранимое.