Читать книгу Ричард Длинные Руки – эрбпринц - Гай Юлий Орловский - Страница 1

Лорды гурьбой выходили из шатра, с лязгом и скрежетом сталкиваясь стальными плечами в узком проеме.

Последним покинул совещание Норберт, единственный, кто не в металле. От его темных лат из толстой кожи, как всегда, ни звяка, и даже в лунную ночь ни отблеска, бесшумный, как горный волк, но такой же смертоносный.

На выходе остановился и учтиво придержал полог, пока порожек с той стороны переступает Аскланделла. Дочь императора сегодня в багровой короне и в платье цвета пурпурного заката.

Я не сижу, так что подниматься в знак приветствия не пришлось, как и кланяться.

Она вошла во всем блеске молодости и великолепия. За спиной мелькнул сопровождающий ее любезный принц Сандорин, но благоразумно остался по ту сторону.

Норберт выпустил из пальцев край полога, тоже исчез, мы с Аскланделлой остались одни. Полная спеси и надменности, с прямой спиной и не такими уж узенькими плечиками, как ожидаем от болезненных принцесс, вообще у нее плечи весьма, она взглянула на меня в упор удивительно светлыми глазами, настолько похожими на горный лед, что даже густые черные ресницы, длинные и загнутые, не сумели бросить тень.

В отличие от большинства женщин, у которых брови тонким шнурком, нередко вообще едва заметные, у этой густые, черные и какие-то грозные, почти сросшиеся над переносицей, из-за чего я поглядывал на них чаще, чем на ее резко очерченную грудь.

– Ваше высочество, – произнес я наконец, чувствуя, что ей рот открыть первой можно только на дыбе, – надеюсь, ваша прогулка верхом была… удовлетворительной.

Она произнесла ровным голосом:

– Весьма.

– Я как бы рад, – сказал я любезно и ощутил, что злость сковывает мне челюсти, вот-вот заскрежещу зубами. – И… ах да, счастлив.

– Принц Сандорин был очень любезен, – сообщила она тем же холодным ясным голосом. – Вот уж не думала, что на далеком развращенном Юге еще сохранилась любезность!

– Сохранилась, – подтвердил я светски. – Почему-то. Ага.

– Но, видимо, он такой единственный.

– Ваше высочество, – сказал я протокольным голосом. – Позвольте вас проводить к креслу.

Она милостиво позволила, я проводил ее целый шаг, усадил, не прикасаясь к укрытым пурпурным атласом плечам даже кончиками пальцев, а как бы помавая в полудюйме от них, этикет соблюдаю, и отступил с поклоном.

– Позвольте прояснить обстановку, – сказал я таким голосом, каким говорило бы дерево, – вы неосторожно обронили у Мунтвига, что мы, южане, вовсе не черти с рогами, на что там обиделись, а Мунтвиг в благородной вспышке гнева… у нас, правителей, все благородное!.. тут же отправил вас взад. В смысле, не к отцу, а ко мне.

Она слушает с таким видом, что не поймешь, западает ли хоть слово в ее розовые ушки, это не просто злит, а бесит, и я договорил, едва не лязгая зубами от злости:

– Уверен, он уже пожалел о своей вспышке!.. Жаль, у него не такие свободные и раскованные военачальники, перечить и советовать одуматься не посмели. Потому мы сделаем все для вашего счастья… это значит, со всей незамедлительностью постараемся вернуть вас вашему жениху. Будьте спокойны, у нас все получится.

Она произнесла хрустальным голосом:

– Во всяком случае, это у вас получится.

Я окинул ее гневным взглядом, прямая, чтоб сиськи заметнее, и в то же время надменная, чтоб зелен виноград, да, грамотные. Взгляд устремлен перед собой, и неважно, что там, главное – все равно интереснее, чем этот раздраженно вышагивающий прынц, возомнивший себя способным тягаться с ее женихом.

А «это» выделила нарочито, как будто все остальное у меня прям рушится.

– На это время вам выделят отдельный шатер, – сообщил я. – Не самый роскошный, у нас вообще таких нет, но и не солдатскую палатку.

Она впервые повела в мою сторону глазами, я ощутил себя так, будто по моей морде стегнули свежей крапивой.

– Спасибо за любезность, принц.

– Господь создал Адама, – пояснил я с холодной любезностью, – а его забота о женщине сделала из него мужчину. Мы лишь продолжаем традицию.

– Принц…

– Если нужна особая помощь, – сказал я сквозь зубы, – вам помогут женщины. Если захотят, конечно.

Она подняла на меня взгляд, жжение исчезло, взамен кожа ощутила приятное тепло.

– Женщины?

– Благородные женщины, – уточнил я. – Правда, почти все остались в той армии, что перекрывает дороги в наши королевства, но в нашей ударной тоже есть.

Она переспросила с таким видом, что вот сейчас поймает меня на лжи:

– Женщины в армии?

Я хмыкнул.

– Видели бы вы, как эти беззащитные создания, как мы говорим, сражаются!.. Мужчины говорят, нельзя становиться на пути у носорога и беззащитной женщины. Так что, все мы, может быть поневоле, но к женщинам относимся не только с восхищением, как к красивым коням, павлинам или сорокам, но и как бы с уважением.

Она произнесла с холодком:

– Не знаю, почему вы мне это говорите.

– Дык я ж дурак, – воскликнул я бодро, – во всяком случае, в вашей интерпретенции. А вы не красавица, как на мой взгляд искушаемого знатока и ценителя с линейкой в мозолистых руках труженика и принца-строителя флота. Нет, вообще, строителя, так значимей! Можно с прописной. Даже лучше! Тот, кто уверяет вас в обратном, просто брешет в надежде на пряник в виде благосклонного взгляда… или прочих благосклонностей, кто знает нравы имперских дочерей…

– Императорских, – поправила она спесиво.

– Да хоть кайзеровских, – ответил я гордо с видом удельного горного князька, который в своих соплеменных никого не боится и поплевывает сверху. – Так что можете успокоиться! Мне от вас ничего не надо, и нравиться я вам не собираюсь и не стараюсь.

– Еще как не стараетесь, – сказала она ядовито.

– А это значит, – заметил я, – можете не опасаться моих поползновений на вашу… эту, как ее… ага, женскую честь!

Она поправила с достоинством:

– Девичью.

– Девичью? – перепросил я и с подчеркнутым недоумением смерил ее взглядом. – Это же сколько же вам лет… С виду вы вроде бы, гм… Ах да, у женщин многое не спрашиваем, оберегаемся… Так что, принцесса…

– Аскланделла, – напомнила она.

– Это значит, – перепросил я, – можно по имени? Тогда в качестве громадного жеста любезности взад, я – Ричард.

– Принцесса Аскланделла Франкхаузнер, – уточнила она высокомерно. – Мое Императорское Высочество!

– А-а-а, – сказал я с подчеркнутым разочарованием. – Ну тогда я принц Ричард Загребущие Руки. Ладно, насчет конечностей опустим, достаточно и принца Ричарда. Остальные титулы можно тоже оставить, я скромный до бесстыдства.

– Предельно скромный, – подчеркнула она. – До невозможности.

Я смотрел на нее, гордо выпрямившуюся и предельно высокомерную, не желающую уступать ни в чем, как же, дочь императора, ничем ее не смутить, разве что предложу вот прямо сейчас показать ей пенис… но она, зараза надменная, может и тут не отступить, а сказать: «Показывай!» – и тогда даже не знаю, хватит ли у меня нахальства сделать следующий шаг, женщины, уж если упрутся…

– Ваше высочество, – произнес я церемонно и, поклонившись, сделал шаг назад, утешая себя тем, что великие полководцы отступают заранее, не давая вовлечь себя в опасные ситуации. – Желаю вам… отдохнуть. Обед сейчас принесут. Вас кормят с ложечки?

Она не пошевелилась, женщины такого ранга не отвечают на поклоны; лицо неподвижное и величественное, на мое двусмысленное пожелание тоже не ответила, дочери императора все позволительно даже по этикету.

Мне показалось, что в ее холодном взгляде таится насмешка триумфа победительницы, но, вообще-то, хрен разберешь, что в глазах женщины.

Снаружи яркое солнце, мужские голоса, запах горелого дерева, покрытые пеплом костры с редкими углями и множество людей у шатров и палаток.

Зигфрид молча указал взглядом своему напарнику на полог, Скарлет кивнула и сразу же проскользнула вовнутрь.

Альбрехт беседует с сэром Норбертом, а когда я появился из шатра, оба поспешили ко мне с озабоченными лицами.

– Ваше высочество?

– Где черновик? – спросил я злым шепотом.

– Вчерне готов, – сказал Альбрехт поспешно.

– Давайте!

– Так вчерне же, – ответил Альбрехт опасливо, – мы же только вычекавали формулировки, как вы предпочитаете, когда появилась принцесса… Но все в голове, все ваши чеканные определения, щемящие слова, полные гневного отпора и пламенного призыва…

Я спросил с подозрением:

– Вы о чем? Ладно, пойдемте в чей-нибудь шатер, а то меня из моего, как зайчика из норки, деликатно выперли пинком в область копчика… Бумагу нужно составить немедленно и тут же передать в любые воинские части Мунтвига!

– Все сделаем, – заверил Альбрехт, – только дышите глубже, думайте о прекрасном… эльфы для вас еще как?.. или уже на зеленое тянет?..

Норберт сказал вполголоса:

– Его высочество – человек с размахом, он наверняка уже о рыбах подумывает.

Принц Сандорин, завидя нас издали, ринулся навстречу.

– Ваше высочество?

Норберт сказал мне вполголоса:

– У него просторно.

– Мы к вам в гости, принц!.. – заявил я светло. – Нет-нет, вина не надо, никакого пира!.. Но чернильница и бумага не помешают.

Сандорин вскрикнул в удивлении:

– Разумеется, есть! Я же грамотный…

Он поспешил вперед и распахнул в стороны вход в шатер, роскошный до безобразия, внутри все в золотистом шелке, масса золотых украшений, в углу скрещенные церемониальные копья, тоже в золоте, но, к счастью, посреди не роскошная кровать, а все-таки стол, прекрасный рабочий стол с чернильницей, стопкой гусиных перьев и двумя листами бумаги.

Правда, ложе все-таки роскошное, но сдвинуто к стенке, дескать, принц – воин-крестоносец, а не сластолюбец, смотрите и запоминайте.

– Ваше высочество, – воскликнул Сандорин с энтузиазмом, – чем могу?

Я кивнул и молча сел на стол. Память сразу же выдала придуманное утром начало: «Ваше императорское Величество, при всем желании не могу принять этот бесценный, без всякого сомнения, дар, ибо это у пчел можем красть мед и не чувствовать стыда, но незаконно присвоить женщину, принадлежащую другому, это нечестно…»

Альбрехт, опасаясь, что забыл, подсказал:

– Вы зачеркнули «нечестно» и написали «не по-христиански и не по-мужски», а дальше увязли в болоте умничанья ваших советников. Потому никого не слушайте, дорогой сюзерен.

– Когда дело касается женщины, – буркнул Норберт, – нельзя слушать даже себя.

Сандорин смотрел ошалело.

– Что? Снова стараетесь избавиться от принцессы Аскланделлы?

– А вы против? – спросил я свирепо. – А как же Лиутгарда?

Он поперхнулся, промямлил жалко:

– Ну… дело ж в этикете…

– Вот и помогайте, – рыкнул я, – составить письмо со всеми учтивостями этикета, но твердое, как слово сэра Растера, и гибкое, как совесть нашего графа Альбрехта!..

Через полчаса из шатра Сандорина почти выбежал сэр Норберт со свитком в руке, опоясанным красными шелковыми шнурками и в багровых сургучных печатях.

Я вышел следом и успел увидеть, как лихо взметнулся в седло один из самых быстрых гонцов, сухо простучала дробь копыт, и вскоре оба с конем исчезли из виду.

Альбрехт оглянулся, прислушался.

– Ого, нас догоняет обоз?.. Здесь привал?

– Никаких привалов, – отрезал я. – Нам еще трое суток двигаться на восток к границам Пекланда, где и остановимся на недельный отдых! Никаких отклонений от плана, ясно? Постоянство внушает людям уверенность.

– Гм, почти верно…

– И никаких приключений по дороге, – сказал я наставительно. – Все они – от дурости, несообразительности и непредусмотрительности!.. Все приключения от «приключилось», а хорошее не приключается, дорогой сэр Альбрехт. Потому вперед и с песней!

Он улыбнулся с едва заметной насмешкой.

– Это мы умеем. Вперед и с песней. Да еще если выпить…