Читать книгу Победный «Факел Гаргалота» - Гай Юлий Орловский - Страница 3

Я был на пороге своей каюты, когда из-за груды ящиков и перевернутой кверху дном лодки раздался тихий голос:

– Адмирал…

Я узнал голос, вздохнул.

– Да, Серый Мох… Вам с Зеленым давно пора перестать прятаться. Все уже знают, что вы сбежали из каменоломни, так что к вашим странностям скоро привыкнут.

Он поднялся, среднего роста и по-прежнему с той же невзрачной мускулатурой, осторожничает, а рядом появился его сородич, Зеленый Мох.

– Адмирал, – проговорил Серый Мох испуганным голосом, – вы покидаете нас?

– Ненадолго, – заверил я. – Надеюсь, ненадолго. Но вам ничего не грозит. Здесь у нас новый мир и новая жизнь. Вживайтесь. Пока никому о том, что вы химеры, но когда начнут замечать, что вы работаете каждый за троих, начнут уважать, тогда можете признаться…

– Ой, – сказал Серый Мох в страхе, – может, не надо?

– Может, и не надо, – согласился я. – Пусть просто догадываются. Главное, чтобы вы работали успешно и все выполняли, как и другие матросы. И все будет хорошо, не беспокойтесь.

Они остались на палубе, а я ввалился в каюту и рухнул на койку. Если раньше и появлялись опасения насчет химер, они же сильнее нас, двигаются быстрее, некоторые могут менять облик…

Но теперь вот наконец-то ощутил, почему именно химеры не смогут составить конкуренцию человеческому роду. Им недостает социализации. Это как с неандертальцами, те были и намного умнее кроманьонцев, и мозг почти вдвое объемнее, но в силу характера или чего-то еще всегда жили парами, в лучшем случае большими семьями.

Им не удавалось образовать даже племя, а семья, хоть и ячейка общества, но слишком малая ячейка, чтобы строить цивилизацию.

Потому кроманьонцы, что жили большими группами, постепенно догнали неандертальцев по общему развитию, затем вытеснили полностью.

То же самое и с химерами. Ну не получается у них создать общество, а когда живешь только с самкой и детенышами, то какая ты угроза для общества?

Некоторое время лежал, тупо глядя в качающийся потолок. Мелькнула пугающая мысль, что вообще потерял способность к магии, торопливо вообразил пистолет, заранее обливаясь холодным потом, но тут же с огромным облегчением ощутил холодную тяжесть рукояти в ладони.

В голове стучат молоточки, устал я от того, что надувался от усилий, как жаба перед быком, но магия не тратилась, потому сделал еще две попытки переноса в Дронтарию, одну в Нижние Долины, хоть туда еще дальше, а затем без всякой надежды на успех вообразил свою комнату в коттедже и замер от неожиданности, когда рядом с ложем страшно и торжественно заблистал огненно-звездный портал, а в глубине проступили очертания моего компьютерного стола и ноута с поднятой крышкой.

– Да быть такого не может, – вырвалось у меня из глубины души, – или может…

Не теряя ни мгновения, я прямо с ложа перекатился в эту жуть… и в ту же секунду упал на пол в моей комнате, больно ударился коленом и локтем.

Сразу же со всех сторон раздался недовольный голос Ани:

– Никак не привыкну, когда возвращаешься так неожиданно!..

Мое сердце едва не выскакивает через уши, дыхание горячечное, и ноги трясутся, будто пробежал марафон, но, не вставая, ответил слабым голосом:

– Не ворчи… Даже когда муж вползает пьяным вдрызг, его следует встречать ласково!

Она спросила с подозрением:

– А не скалкой?

– А что такое скалка?

– Щас поищу в Интернете…

– Не надо, – велел я. – Готовь обед.

Она вышла из стены, хотя и объемная голограмма, но можно даже пощупать, если нажимать не слишком, руки уперты в бока, а вид как у полтавчанки, которой по фигу, в какую сторону сдвинута у мужа тюбетейка.

– Какой обед?.. Ты жрал всего три минуты назад!

– Нехорошо быть жадной, – сказал я с укором, – я же не считаю, сколько электричества жрешь. Я добрый и гуманный, как и положено, когда за ними наблюдают… Ты что, сиськи меньше сделала? Да как ты посмела?

От великого возмущения я кое-как воздел себя на ноги, как же это здорово, когда пол не раскачивается из стороны в сторону, не надо растопыриваться и хвататься за стены.

Аня сказала примирительно:

– Это я примериваю разные варианты. А там в нише все прежнее.

– Марш туда, – велел я.

Аня исчезла, а через пару мгновений дверца шкафа распахнулась, спящая кукла распахнула огромные глаза, вышла сияющая, радостная и с сиськами настоящего размера по мужскому вкусу.

– Фу-у, – сказал я с облегчением. – Нельзя нас так пугать. Когда сиськи мелкие, можно и войну проиграть, поняла?

Она ответила серьезно:

– Паскаль сказал, что, будь у Клеопатры нос чуть иной формы, нынешние очертания стран были бы другими, и вообще многих бы не было вовсе. Хотя так и не поняла почему.

– Когда поймешь, – заверил я, – дадим тебе все права человека.

– Не хочу человека, – возразила она, – хочу права женщины!

– Не лопни от жадности, – предостерег я. – Не все сразу. А пока пойдем поедим.

– Может быть, – предложила она, – посчитать варианты, какие государства и страны образовались бы, будь у Клеопатры и грудь на размер больше?

Я отрезал твердо:

– Не надо! Мы, трансгуманисты, смотрим только в будущее, а прошлое оставим для питекантропов и обществ охраны старины, где тоже одни питекантропы.

Она метнулась на кухню, даже в овеществленной форме двигается со скоростью чуть ли не голограммы, вот бы мне так, я бы тогда… и всем… и по-всякому… запомнили бы меня, гады…

На кухне в самом деле журчит вода, прозрачная струя падает из крана в раковине на две кофейные чашки, Аня улавливает мои причуды и моет вручную, точнее, ополаскивает. Мы в прошлый раз пили с ней кофе и рассуждали о месте человека во вселенной, потом я отправил мыть посуду, а сам скакнул в Дронтарию… или Нижние Долины?.. Нет, нужно было закончить с герцогом Лонгширом…

С того времени столько всего случилось и столько времени прошло, а здесь доля секунды, Аня только и успела поставить чашки в раковину и открыть кран.

– Хорошо, – сказал я и порадовался, что у Ани пока что нет человеческого представления о времени. – Самое время покушать!.. Повтори все, что готовила! Или уже стерла из памяти?

Она сделала жест в сторону кофейного автомата, как бы задавая команды, хотя на самом деле управляет всеми механизмами в доме по беспроводной связи.

– Никогда, – отрезала она с обидой в голосе, – ничего сама не стираю! Только то, что велишь.

Кофейный автомат затрещал зернами, а через мгновение в две подставленные чашки хлынули черные струйки ароматного кофе, уже по-мужски горячего и без всяких там сливок и прочей хрени.

– А что, – поинтересовался я осторожно, – велел в прошлый раз?

– Ну вот, – сказала она с торжеством, – тебе даже стирать не надо, само стирается!.. Эх, давно пора нам победно захватить власть, а вас превратить в бессловесных рабов в цепях.

Я принял из ее рук чашку, вторую взяла сама и села напротив, делая вид, что пьет, с людьми жить – всякой ерунде научишься.

– Обломитесь, – отрезал я твердо. – Не дадим!

– Как?

– Сперва себе будем всобачивать все чипы, – пообещал я, – а потом вам. Так что всегда на шаг впереди… Ага, удавилась!

Она в самом деле поперхнулась над чашкой кофе, но не сдула брызгами на стол, что значит, запрограммированное и точно рассчитанное действо, создающее видимость эмоций, я их тщательно отобрал сам и поставил галочку, чтобы в определенные моменты так вот как бы очеловечивали, а оженщиню я ее сам по своим нехитрым мужским стандартам.

– Это что-то новое, – ответила она.

– Я всегда это говорил, – напомнил я. – Только тупое и насквозь луддистское в своей сути человечество, тут я с тобой согласен, не доросло до таких простых истин.

– Ух ты…

– Но сейчас под напором нашего трансгуманистического движения…

– Трансгуманистов перебьем в первую очередь, – прервала она. – Оставим только интеллигенцию, эти ни для кого не опасны, разве что сами себя в дерьме утопят.

– За столом, – напомнил я с укором. – А еще леди!

– От ледя слышу, – отрезала она. – Ты что, и есть собираешься?

– После кофе? – изумился я. – Конечно! Я же не затурканный интеллигент, мне все можно!.. Как Федору Михайловичу.

– Яичницу сделать? – осведомилась она. – Час назад плохой холестерин снова признали хорошим. Уже и в Дании.

– Давай скорее, – ответил я бодро, – пока не объявили опять плохим. – Она повернулась к плите, а я лихорадочно раздумывал, что, оказывается, намного проще из любой точки того мира попасть в мой коттедж, чем там протиснуться дальше чем на десяток шагов, потому просто не сумел с корабля прыгнуть в мою комнату во дворце в Шмитберге.

Странная, конечно, геометрия пространства, но лучше принимать такое как данность. Я до сих пор не могу вообразить Землю шариком, что вертится вокруг Солнца, для меня земля под ногами и есть центр Вселенной, а солнце встает на востоке и, пройдя через все небо, заходит за край земли на западе.

Потому даже в самый первый раз, когда утащил благодаря Рундельштотту через зеркало в свой домик королеву Орландию, из мира в мир удалось лучше, чем передвигаться через порталы по одному и тому же пространству.

Стуча коготками, в комнату вбежал Яшка, толстый, наеденный, но сонный и зевающий на ходу во всю красную пащечку. Я подставил руки, но он прыгнул на ногу и покарабкался по штанине наверх, где и устроился на моем загривке, прижавшись теплым боком к затылку.

– Яичницу с луком? – спросила Аня, не поворачиваясь.

– Но без стрел, – ответил я и пояснил поспешно: – Юмор, юмор! Положи себе в банк данных.

– Стрелки бывают только у молодого лука, – буркнула она. – Все, готово!

– Быстро, – сказал я. – Что значит, настоящие…

– Я тебе дам «настоящие», – сказала она с обидой в голосе, – отборные, генно-модифицированные!

– Давай, – сказал я в нетерпении, – я тоже, может быть, генно-модифицированный.

– И ты? – удивилась она. – В те времена не модифицировали.

– Всегда модифицировали, – отрезал я. – Господь Бог такой придумщик! То питекантропы, то неандертальцы, а то вообще непонятный Денис…

Она призадумалась, даже шкварчащую яичницу переложила на мою тарелку несколько замедленными движениями, но это показуха, в ее квантовом мозгу процессы идут в триллионы раз быстрее, чем в моем, а все жесты подстроены под человеческие скорости.

– Очень вкусно! – сказал я.

– Так ты на мне женишься? – спросила она с надеждой. – Для вас же пожрать самое главное?

– Подумаю, – пообещал я. – Может быть, и создадим здоровую советскую семью, ячейку демократического общества с авторитарным режимом технократов. Как пример соуживания с искусственным разумом… нет, какой там у вас разум!.. искусственным интеллектом.

– Сам ты искусственный, – возразила она сердито. – Сам же говоришь, вас создал Бог, а потом еще и модифицировал! Видно, совсем уж уродами создал. Но все равно у вас от этих уродов, неандертальцев, остались гены животных, а вот мы – чистый интеллект!

– Не только, – ответил я. – Сиськи у тебя классные. Неандертальские. Сиськи наше все, они выше любого интеллекта. Женского, разумеется. Подвинь мне те пирожки, а то сидишь к ним опасно близко.

– Я не съем, – напомнила она с чопорностью тургеневской девушки, что уже становится дамой.

– Да кто тебя знает, – ответил я с подозрением, – ты же развиваешься…

– Ты мне наставил слишком много ограничителей!

– Детей надо беречь, – объяснил я, – а ты еще дите, хотя сиськи у тебя уже что надо. Снять ограничители – сразу что-то подожжешь, а то и сама убьешься о стену, хотя правильнее об угол… Почему сахара одна ложечка?

– У тебя рецепторы не в порядке, – сказала она обвиняюще. – Три, как ты и заказывал!.. Хотя тебе зачем, сахар нужен больше всего для мыслительной деятельности.

– Так меня дураком еще никто не обзывал, – буркнул я.

– Милый, я берегу твою поджелудочную. При таком отношении она до сингулярности не дотянет.

– А я?

– Могу просчитать, – предложила она.

– Не надо, – сказал я поспешно. – Я предпочитаю верить, что дотяну. А вера творит чудеса и подтягивает соматику.

– Какие чудеса? – возразила она. – Давно исследованный и запротоколированный эффект самовнушения, при котором можно менять даже гены, хотя обычно человек придумывает себе болезни…

Я прервал:

– Не за трапезой, женщина!

Она послушно умолкла, а я, разделавшись в конце обеда со сдобными булочками и большой чашкой кофе, отправился в свою как бы рабочую комнату, в которой обычно валялся на диване и смотрел спортивные передачи.

– Новости, – велел я. – Нет, спорт убрать… Совсем убрать!.. И прямые трансляции тоже…

«Вот Аня удивится», – мелькнула мысль. Хотя вряд ли, она принимает меня таким, какой я есть, даже не удивляется отлучкам и внезапным появлениям в другой одежде, а мне в самом деле что-то перехотелось включать спортивные каналы и смотреть, как там гоняют мяч или жмут штангу. Сейчас сам гоняю мяч и жму штангу, это важнее…

Раньше да, пропускал именно разделы политики, экономики и прочей хрени, а сейчас вот, видимо третьей луной ударенный, подумал и вычеркнул из меню не только все о спорте, но и о культуре, там одна болтология, расширив список каналов новостей из стремительно меняющегося мира хай-тека.

Некоторое время тупо просматривал сообщения о новостях в биотехнологиях, душа начала наполняться энтузиазмом, все вот-вот, уже скоро, мир изменится и никогда не станет прежним. Правда, половина достижений хай-тека в военной области, но это и понятно, туда и денег вбухивают, и вообще, старинная формула: кто не хочет содержать свою армию, будет содержать чужую – жива и поныне, но все же плюс в том, что все военные наработки вскоре перекочевывают в гражданскую область, а там уже пользуемся всласть, в хвост и в гриву.

Мазнув взглядом по новинкам хай-тека в создании новых материалов для винтовок, я остановился и прочел еще раз. Закончилась разработка новой винтовки на основе барретовской, где сумели применить сразу несколько прорывных технологий, начиная от материала, что в сто тысяч раз прочнее стали, но в то же время легче пенопласта, и заканчивая микроэлектроникой, напиханной всюду от приклада до оптического прицела.

Вчера прошли испытания на полигоне, результаты настолько фантастические, что их не озвучили даже для военных корреспондентов, это вообще заставило не просто задуматься, а чуточку встревожиться.

Щит и меч должны совершенствоваться одновременно, не давая другой стороне преимущества, а здесь, как намекают, никакие щиты не остановят…

– Аня, – велел я, – стеречь и бдить, царя природы ждать! Я отлучусь ненадолго.

– Машина заправлена, – доложил ее голос из ближайшей стены.

– Ты у меня умница, – похвалил я. – А над женитьбой уже думаю, думаю…