Читать книгу Ричард Длинные Руки – грандпринц - Гай Юлий Орловский - Страница 3

Я подобрался, чувствуя холодок опасности, голос ее звучит серьезно, а еще в нем отчетливо слышны предостерегающие нотки.

– И что… они?

– Пока задают вопросы, – ответила она, – и собирают все о вас, что удается собрать. Но я уже слышала разговоры, что вы – человек крайне скрытный и опасный. Это, сэр Ричард, не те люди, которые подсылали к вам убийц. Эти… гораздо серьезнее.

Двери распахнулись, словно в них ударил падающий с горы валун, ворвался Бобик, в коридоре мелькнуло виноватое лицо Зигфрида: створкой тяжелой двери могло так шарахнуть, что мозги вылетят.

Аскланделла застыла, Бобик взглянул на нее мрачно, покрутился между нами и бухнулся на ковер, с наслаждением вытянув лапы.

– Обчистил кухню, – определил я. – Теперь будет дрыхнуть весь день. Аскланделла, это я скрытный? Да у меня душа нараспашку, сердце на рукаве!

Она наклонилась, почесала Бобика за ухом, он довольно хрюкнул и вытянул шею, предлагая поскрести еще и загривок.

– У вас это показное, – определила она. – Нет-нет, это не мои слова. Так говорят. Вы не простодушный и верный Бобик.

– Это где говорят? – спросил я с подозрением. – У вас в заокеанской… тьфу, загорной империи?

– У нас в империи, – согласилась она. – Но если думаете, что только там, вы наивны…

– Еще как, – подтвердил я. – Все еще доверяю этому порождению крокодилов. Ну что ж, пусть собирают.

Она чуть прищурила глаза.

– Думаете, не насобирают?

– Если и насобирают, – ответил я, – то глазам своим не поверят. Как и ушам.

Она сказала с расстановкой:

– Значит, я не ошиблась, и ваша тайна… просто… просто…

– Неподъемная? – подсказал я.

– Да, – согласилась она. – Очень. И невероятная.

– Пусть так и думают, – сказал я. – Пусть вокруг меня будет ореол загадочности. Так я и сам поверю, что я не самый обычный серенький человек с простейшими интересами и запросами, а нечто заслуживающее уважения… или хотя бы внимания.

Она покачала головой, а я, выказывая внимание, взял из ее руки фужер, тот сразу растворился в воздухе, и дал вместо него другой, с длинной ножкой.

Аскланделла с интересом смотрела, как он наполняется странным вином золотистого цвета, где со дна отрываются блестящие, как живое серебро, пузырьки и вереницами устремляются к поверхности.

– Так… кто же… вы, – произнесла она задумчиво, – сэр Ричард? И почему только вы владеете этой странной магией?

Я поинтересовался:

– Полагаете, вот возьму и скажу?

– Нет, – ответила она, – вот так прямо нет, конечно, не скажете…

– И непрямо тоже, – заверил я. – Принцесса, я не встречал более совершенной женщины, чем вы, честно. Но такое совершенство вгоняет меня в оторопь. Мне бы что-нибудь попроще, а совершенство я предпочитаю в математике… ну, это такое, что совсем не такое, что понятно женщине. И к вам у меня такое же отношение, как к той же высшей математике, которую уважаю и чту, но… что еще?

– Я знаю, – произнесла она ровным голосом, – что такое математика. И, думаю, смогу с вами потягаться в ее знании. Хотите?

Я усмехнулся.

– Проиграете, принцесса.

– Боитесь?

– Как хотите, – ответил я. – Каковы условия пари?

– Выиграю я, – произнесла она хрустальным голосом, – вы рассказываете все о себе без утайки. Проиграю, чего явно не случится, раскрываю все тайны я.

– Идет, – сказал я.

– Даете слово?

– Даю, – сказал я. – Слово чести.

Она высокомерно усмехнулась.

– Приступим. Первый вопрос, знакомы вы с… умножением?

– В двадцати вариантах, – ответил я. – Умножение капитала, скорости, в экселе, на ноль, десятичных и простых дробей, корней, мнимых чисел… Вам какое?

Она поморщилась.

– Сколько непонятных слов, чтобы спрятать свое незнание… Просто умножьте, скажем, семьдесят пять на сто восемьдесят!

Я пожал плечами.

– Да ради бога!

Я быстро умножил в столбик для наглядности, она с непониманием смотрела на странную цифру.

– Что… что?

– Результат, – ответил я, – а вы что имели в виду?.. Ах да, простите, как-то не подумал. Как все дикари, вы все еще умножаете с помощью римских букв?..

Она ответила настороженно:

– Разумеется. А вы знаете иной путь?

– Все ленивые люди, – объяснил я, – предпочитают дороги покороче и полегче. Вот смотрите…

Я объяснял, абсолютно не надеясь, что поймет хоть что-то, однако она ухватила не просто быстро, а настораживающе быстро, хотя я чувствовал, что арабские цифры видит впервые.

Еще с полчаса проверяла новый метод, складывая, отнимая и умножая с помощью арабских цифр, затем проделывала то же самое с римскими, к моему изумлению ни разу не ошиблась, наконец отодвинулась от стола и сказала с неохотой:

– Проиграла. А что вы говорили насчет умножения дробей, корней…

– Не берите в голову, – посоветовал я. – Это сложновато даже для меня… временами, а вы слишком красивая. Итак, я готов выслушивать ваши тайны.

Она слегка сдвинула брови.

– Если я расскажу какие-то банальности, вы все равно не сможете обвинить меня, что я что-то укрываю. Как вы сами сказали, красивая женщина не может быть умной.

Бобик всхрапнул, попытался перевернуться на другой бок, но уперся передними лапами в роскошное платье Аскланделлы. Она взглянула с некоторым испугом, то ли за себя, то ли за платье, а он приоткрыл глаз и посмотрел на нее в великом недоумении: а ты здесь откуда?

Она почесала у него под нижней челюстью, похожей на нечто чудовищное, разве что у тираннозавров были такие, он довольно потянулся и снова заснул уже так, кверхулапо.

– Я не говорил, – возразил я, – что красивая женщина должна быть обязательно дурой, хотя, конечно, это приятно, когда сразу два достоинства в одном человеке. Просто это устоявшееся мнение, которое я с огромным удовольствием, как и все мужчины со здоровыми вкусами, разделяю. Но, как я осторожно полагаю, вы не станете скрывать нечто сенсационное?

– Полагаетесь, – спросила она с интересом, – на мою честность?

– Вы меня оскорбляете, – сказал я с достоинством. – Полагаю, что вы уже на законном основании, как проигравшая, похвастаетесь своей уникальностью.

Она взглянула настороженно.

– Вы… догадались?

– Еще бы, – ответил я, не моргнув и глазом. – Это же очевидно. Разумеется, для тех, кто понимает и бдит.

Она покачала головой.

– Не думаю, что здесь есть кто-то еще… из бдящих. И что вы поняли обо мне?

Я понимающе улыбнулся.

– Аскланделла… Кто проиграл спор: я или вы?

Она кивнула.

– Хорошо. Тем более что вы почти догадались. Хотя не так и не о том, но все же… Да, я и есть империя.

– Вот как, – произнес я, стараясь оставаться тем же благодушным и покровительственным и не выказывать, насколько это меня шарахнуло, даже селезенка как-то болезненно сжалась, а может, это и не селезенка. – Что-то подобное я и подозревал, хотя и не знал, как это оформить в слова… Значит, империя?

Она кивнула, лицо спокойное, но теперь я рассмотрел на нем и налет легкой грусти, дочь императора не может позволить себе выказывать сильные чувства.

– Я сама не знала очень долго, – сказала она, – хотя в детстве чувствовала нечто… а потом эти странные сны о предначертании… но когда маги пришли во дворец и долго общались с моим отцом, а потом с моими наставниками…

– Вы поняли больше, – сказал я.

– Даже больше, чем… больше.

– Мне тоже трудно бывает объяснить свое, – сказал я.

В коридоре послышались шаги, голос Зигфрида, наконец распахнулась дверь, быстро вошли Альбрехт, а за ним осторожно Клемент и Сулливан с Мидлем.

Все четверо малость ошалели, увидев нас в креслах у камина и с фужерами вина в руках, словно ожидали застать драку. Альбрехт тут же зыркнул на блюдо с крошками от пирожных, поклонился и сказал не своим голосом:

– Ваше высочество, мы пришли по важному делу. Но вообще-то можем и в другой раз. Вообще-то да, это разумная мысль…

Клемент сказал поспешно басом, это прозвучало комично, будто слон пытался держаться мышью:

– Да-да, мы лучше попозже…

Я ответил небрежно:

– Ничего, мы тоже как раз обсуждаем с принцессой внутриполитические проблемы региона и глобальные последствия социальных сдвигов в сознании простого благородного сословия.

Клемент и Сулливан переглянулись, оба ничего не поняли, но на Аскланделлу посмотрели с уважением и даже опаской. Бобик тоже приоткрыл глаз, посмотрел на них, потом на Аскланделлу.

Она помолчала, мне показалось, что на меня взглянула с немым укором.

– Да, – проговорила она с неохотой, – именно сдвиги…

– Серьезные, – сказал я. – И весьма неожиданные.

Лорды смотрели то на нее, то на меня.

– Но значительные, – согласилась она.

– Хотя и медленные, – уточнил я.

– Зато осторожные, – добавила она. – Уверена, ваши лорды такого же мнения.

Альбрехт сказал поспешно:

– Конечно же, такого! Попробовали бы не такого! Его высочество бывает тяжеловат на руку в гневе. Вы еще не заметили?

Она посмотрела на меня вроде бы с опаской.

– Еще нет…

– Значит, у вас еще все впереди, – пообещал Альбрехт.

Она сказала вежливо:

– Тогда лучше покину вас, пусть его высочество отдохнет от серьезных разговоров, а то у него глаза какие-то… уже почти как у человека.

Они все склонились в почтительнейших поклонах и замерли, пока она неспешно, дочери императоров и даже королей все обязаны делать неспешно, шествовала к выходу.

Бобик посмотрел вслед, даже сделал движение приподняться и хотя бы проводить, но герцог Мидль уже забежал вперед и распахнул перед нею обе створки, поклонился еще раз, уже спине, и вернулся довольный и сияющий, как же, услужил даме, это так важно, так важно в наше рыцарско-галантерейное время.

Альбрехт повернулся ко мне, лицо серьезное, сказал неприятным тоном:

– Ваше высочество, у нас сложилось впечатление, что мы с этой коронацией что-то слишком торопимся.

– Это не вы торопитесь, – ответил я. – Это я тороплюсь. Садитесь, дорогие друзья, объясню… Да садитесь же, я говорю не из вежливости, а чтобы не попадали и не поломали мне тут мебель, что уже и не моя, а короля Леопольда, оказывается! И откуда он взялся…

Они сели, я хотел было угостить их вином, но решил, что это слишком, только что старался перед Аскланделлой, но там обошлось пирожными, а эти целого быка сожрут.

Они устроились в креслах, не вальяжно, но и не на самых кончиках сидений, помнят о своем достоинстве и высоких титулах, обратили на меня вопрошающие взоры.

Альбрехт сказал вопросительным тоном:

– Ваше высочество?

Я окинул их монаршим взором, помолчал чуть для значительности того, что будет сказано, заговорил медленно и непререкаемо:

– Я вскоре должен буду покинуть город и даже Сакрант. Такова Божья воля, которую я исполняю паче всего! Сейчас зима, войны не будет до лета… а короля Леопольда теперь можно не опасаться.

Они все четверо застыли, мое сообщение как гром с ясного неба Альбрехт снова нашелся первым, кашлянул, прочищая горло, спросил неприятным голосом:

– Что может быть важнее нашего дела?

– Я Защитник Веры, – напомнил я строго. – Воин Господа, это важнее. Граф, у человека могут быть обязанности и поважнее, чем драться с себе подобными.

Он помолчал, посмотрел на соратников, но никто не проронил ни слова. Пока иду от победы к победе и веду их от добычи к добыче, мои поступки остаются заведомо верными.

Альбрехт чуть наклонился вперед в кресле, взгляд его не оставлял моего лица.

– Ваше высочество…

– Граф?

– Это надолго?

– Не знаю, – ответил я честно. – Но, думаю, никогда в жизни у меня не было такого трудного… такой трудной… в общем, на этот раз мне придется в самом деле нелегко.

– Наша помощь, – поинтересовался он, – понадобится?

Я скользнул взглядом по напряженным и застывшим, словно в легенде о спящем королевстве, лицам.

– Спасибо, но… не хотелось говорить, уж и не знаю почему, но скажу. Мне велено срочно ехать в Храм Истины.

Все задвигались, словно принц поцеловал спящую красавицу, и все проснулись.

Клемент громыхнул в недоумении:

– Но разве это не… легенда?

– Легенда, – поддержал и Мидль. – Красивая легенда. Дескать, где-то есть справедливость, где-то праведность…

– Я поеду в эту легенду, – ответил я. – Потому как только король прибудет, немедленно проведем коронацию, это и в его интересах, и тут же я умчусь.

Сулливан сказал недовольно:

– Не нравится мне это… Король, видя такую спешку, решит, что это нам очень надо. Начнет что-то выторговывать.

Клемент выпятил губы.

– Пошлем его к графу. У нашего Альбрехта сам дьявол ничего не выторгует, а то еще и свой хвост потеряет.

– И рога, – добавил Мидль.

– Нет, рога ему пусть сэр Ричард сбивает. Это ему по рангу. Но все-таки, может быть, с коронацией все же не торопиться?

Я покачал головой.

– Надо. Я получил ясный и недвусмысленный приказ сверху. Не просто сверху, а в самом деле Сверху.

Альбрехт покачал головой и поднял указательный палец, указывая в потолок.

– Оттуда?

Клемент прогудел довольно:

– А откуда еще наш лорд может получать приказы? Только напрямую от Лорда!..

– Даже без посредников? – спросил Мидль с сомнением.

– Только, – ответил Клемент непреклонно, – если подтвердят свои полномочия! Хотя зачем они? Создатель может говорить, как объяснил сэр Ричард, с каждым напрямую. Значит, в Храм Истины…

– Надо успеть, – сказал я настойчиво. – С королем поговорю сам, объясню, что мне надо отбыть, потому если не будет коронации немедленно, то он останется в оккупированной стране! И, скорее всего, снова вынужден будет скрываться.

Альбрехт сказал, морщась:

– Коронация нужна и нам. Армия перестанет считаться захватчиками, если вы станете наследником Леопольда. Думаю, Его величество тоже не склонен оттягивать такое мероприятие. А то вдруг передумаете, вы же получаете указания, как оказалось, свыше, нам не угадать…

Он поднялся, поклонился. За ним встали и остальные. Мидль сказал вежливо:

– Ваше высочество, спасибо, что внесли ясность.

– Мы почти терялись в догадках, – пояснил Альбрехт. – Всяких, разных… ну, вы же понимаете, какие приходят в первую очередь.

– Храм Истины, – проговорил Сулливан задумчиво, – да, понимаю. Надо. Такого, думаю, даже у вас еще не было.

Я проводил их до дверей лишь взглядом, в голове вихрем носятся мысли насчет этого экзотического совмещения человека и народа, как случилось с Аскланделлой, такое существовало, как мне казалось, только в наидревнейшие времена у каких-то там ацтеков или инков.

Там король всегда был красив и здоров, так как от него зависело, каким будет народ и страна, а когда старел и слабел, его убивали и заменяли молодым здоровым красавцем.

Не знаю, как здесь, но у слишком многих народов здоровье и внешность правителя служат как бы вывеской, витриной всей страны. Потому короли почти всегда – могучие здоровяки, что сами водят войска в битву, первыми вступают в бой и последними выходят из сечи…

Однако то, что Аскланделла как-то олицетворяет собой империю Вильгельма Блистательного… это вообще как обухом по голове. Надо узнать подробности. Похоже, здесь не только олицетворение, а что-то более серьезное.