Читать книгу Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии - Гай Юлий Орловский - Страница 8

Я видел по его лицу, хоть он и попытался скрыть, что польщен моими словами, однако ответил мне с тяжелым вздохом:

– Сэр Дефендер, все же лучшие законы рождаются из обычаев.

– Золотые слова, – сказал я с подчеркнутым восторгом, – в большинстве случаев именно так, как вы сказали вдумчиво и зело ответственно. Один мудрец изрек, что без помощи предубеждений и обычаев он бы заблудился в собственной комнате!

– Вот-вот…

– С другой стороны, – продолжил я, – как вы понимаете, следование обычаям тормозит развитие любого королевства, любого общества. И вообще, люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших у них обычаем, даже если тот пришел из такой древности, когда особи в самом деле пожирали друг друга… Ах да! Вспомнил вот. Правда ли, что высший из ангелов по имени Метатрон, первый после Творца, которому подчинены все архангелы, серафимы и херувимы… был человеком?

Он ответил настороженно:

– Да, это праведник Энох, что был за мудрость и чистоту помыслов живым взят на небо. А что?

Я перекрестился и сказал с чувством:

– Разве этим символическим действом нам не указано… всему человечеству!.. каким путем двигаться? Личные заслуги должны ставиться в обществе выше знатности, близости ко двору, родственных связей, что и было исполнено в вашем случае! И в таком направлении должен двигаться мир.

Он пробормотал:

– Я польщен вашим сравнением, сэр Фидей. Но помните о вашей главной цели! Вам нужно получить помощь, потому не затевайте полемик.

Я поклонился:

– Ваше святейшество, все же надеюсь, вы поддержите меня на конклаве?

Он покачал головой:

– Самое большее, что могу обещать, это неучастие в спорах. Я вообще посоветовал бы вам сосредоточиться на одной-единственной просьбе: получить помощь, о чем и написал нам Верховный Инквизитор. И ни о какой реформе церкви даже не заикаться!

В дверь стукнули, заглянул слуга:

– Ваше преосвященство, кардинал Мариоцетти хотел бы навестить сэра Фидея в преддверии конклава.

Кардинал Гальяниницатти нахмурился, скривился даже, но махнул рукой:

– Мы уже почти заканчиваем, пусть присоединяется. Если сэр Фидей не против.

– Если не против вы, – подчеркнул я, – я же не знаю здешних течений и группировок! Мне все контакты в корм.

Дверь распахнули шире, через порог степенно переступил такой же престарелый, только с висящими, как у старой собаки, щеками и многоярусными мешками под глазами, человек в красной рясе и с красной шапочкой на голове.

И хотя он и по возрасту и по одежде подобен Гальяниницатти, но я мгновенно уловил, что этот кардинал здесь потому, что в царствующих семьях старший сын считается наследником престола, а младших во избежание отправляют по духовной части, где они автоматически начинают с высших церковных должностей.

– А-а, – сказал гость настолько дружелюбно, что даже я заметил брехню, – кардинал Гальяниницатти… Как я рад вас видеть!

– А как я рад, – ответил сквозь зубы Гальяниницатти и улыбнулся предельно искренне. – Мы тут обсуждаем с сэром Фидеем здешнюю погоду. Все-таки лето чем-то да отличается от их вечной зимы, где только медведи да инеистые великаны… Присоединяйтесь, кардинал Мариоцетти.

– С удовольствием, – ответил кардинал Мариоцетти. – Но, думаю, погоду вы уже обсудили. Меня больше интересует вопрос важности помощи, о которой настойчиво просил Верховный Инквизитор. Он имеет в виду что-то серьезное… очень серьезное? Я имею в виду, настолько серьезное или даже серьезное настолько?

– Даже очень настолько, – ответил я раньше, чем кардинал Гальяниницатти успел вставить слово и повернуть в другое русло. – Среди изгнанных с небес мятежных ангелов назрел новый бунт.

Кардинал сел почти рядом с Гальяниницатти, тот даже сделал движение отодвинуться, но сдержался, на лице проступила кислая улыбка.

– Бунт? – спросил Мариоцетти. – Как может быть новый бунт…

– Прошлые бунтующие уже признали свою вину, – пояснил я, – хотя еще и не сообщили об этом. Гордость, знаете ли, такая вещь… Так вот часть их все-таки взбунтовалась и против смирившихся, и вообще против всех. И даже начали, нарушая прямой запрет вредить человеку открыто, убивать людей, сжигать их дома. Потому Верховный Инквизитор и запросил помощи именно против этих ангелов. Люди у нас есть, недостает адекватного оружия.

Кардинал бросил хмурый взгляд на Гальяниницатти.

– Да, – произнес он задумчиво, – ситуация как раз та, что самое время поговорить о погоде.

Гальяниницатти нервно дернулся.

– Сэр Фидей, – возразил он с достоинством, – в основном напирал на то, что в церкви необходимы реформы. И даже предложил такое, что у меня волосы встали дыбом! Так что вопрос о помощи остался как-то в сторонке. Видимо, сэр Защитник Веры предпочитает изложить его только на коллегии?

Мариоцетти взглянул на меня с вопросом в глазах:

– Это верно?

– Вообще-то не люблю повторять, – признался я, – но все равно приходится. Просто я съехал с предмета, признаю, потому что накопилось много всего и разного, а когда попал сюда, поспешил выложить весь ворох проблем. В том числе и жажду реформы, хотя это вовсе не реформа, а так, некоторое мелкое украшение.

Мариоцетти взглянул на Гальяниницатти:

– Мелкое украшение?

– Не совсем, – ответил Гальяниницатти нехотя, – хотя, конечно, если не выносить это на общее обсуждение, где я тут же откажусь от своих слов, сейчас скажу, что можно учитывать и некоторую правоту сэра Фидея. Я сказал «некоторую»!

– В чем она?

– Сэр Фидей, – проговорил Гальяниницатти и с неохотой и со смиренностью опустил взгляд, – в данном случае больше Его Величество король, чем просто Защитник Веры. Потому он полагает, что больше обязан в этом мире Господу, чем папе. И если папа вынесет иное решение, то что бы там ни решил сэр Фидей, сам король Ричард еще подумает, принять ли…

– Что-о?

– Или же, – договорил Гальяниницатти, – он будет руководствоваться теми положениями, которые отыскал в Библии.

Мариоцетти фыркнул:

– В Библии можно отыскать все!

Гальяниницатти сказал смиренно:

– Но если строки, которые приведет в свою защиту король Ричард, окажутся более убедительными, чем которые отыщем мы, то… что делать? Не признавать авторитет Святого Писания?

Мариоцетти поморщился:

– Вы слишком прямолинейны, дорогой друг кардинал. Все можно интерпретировать. В ту или другую сторону. Разве вас не обучали в духовной академии работе с массами?

Гальяниницатти сказал опасливо:

– У меня создается такое впечатление, ваше преосвященство, что этот король, который сейчас внимательно слушает наш разговор, не совсем масса.

Мариоцетти фыркнул:

– Что?.. Какой-то варварский король с севера? Он хоть грамотен?.. Сэр Фидей, вы грамотны?

Я ответил с холодком:

– Полагаете, ваше преосвященство, что грамотные и просвещенные должны быть вне церкви, а самые преданные и верные церкви – это неграмотные?

Гальяниницатти бросил на меня подбадривающий взгляд и сказал елейным голосом:

– Осмелюсь напомнить вашему преосвященству, канцелярия святейшего престола регулярно получает сообщения от архиепископа Дитриха, прелата и нунция в тех землях. И в них о короле Ричарде говорится весьма похвально.

Мариоцетти отмахнулся с полнейшим пренебрежением на лице:

– Да бросьте. Похвально говорить или непохвально, решают в центре мира, здесь, в Ватикане.

Гальяниницатти поклонился:

– Да, ваше преосвященство. Однако же… если король Ричард упрется на том основании, что Господь вроде бы старше папы?

Мариоцатти улыбнулся отечески:

– Следует вразумить сэра Фидея, что Господь всегда говорит через папу. Папа и по закону является наместником Господа на земле.

Я начал чувствовать нарастающее раздражение, поклонился и сказал с той предельной вежливостью, что всегда граничит с оскорблением:

– А я, кстати, наместник императора Германа, ваше преосвященство. Однако делаю то, что считаю правильным, не дожидаясь указаний императора. Более того, осмелюсь сказать, могу поступить и вопреки указаниям императора, если сочту свое решение более верным.

На лице Мариоцетти отчетливо отразилась борьба двух взаимоисключающих мыслей, то ли сказать, что вот видите, вы же сами трактуете свои полномочия шире, чем предписал император, то ли напомнить, что если я вассал императора, то должен действовать строго по его законам, наконец заговорил уже не с таким напором:

– Сэр Фидей, Господь дает нам общие законы… Он не следит за каждым падающим с дерева листом, это лишь красивая метафора всемогущества Господа. В повседневной жизни лишь папа дает толкования в соответствии с меняющимися обстоятельствами.

– Я отдаю свой вопрос на решение папы, – сказал я, – и с покорностью приму любое его решение… если, конечно, оно будет соответствовать моим интересам.

Он дернулся:

– Ваши интересы определяет папа!

– Мои интересы желают все определять, – согласился я. – Папа, император, окрестные короли, мои лорды, женщины, даже мой Бобик… Ваше преосвященство, политик моего уровня уже должен уметь руководствоваться интересами региона, за который отвечает. Я выразился доступно?

Они переглянулись, оба ощутили, что я перехватил инициативу, уже на коне, такого не сбить ни напором, ни софистикой, ни величием папской власти, который есть наместник Господа на земле. Это для народа он наместник Творца, но здесь мы понимаем истинную цену наместнику, которого выбирают кардиналы, но не Господь.

Мариоцетти поднялся, в каждом жесте чувствуется, что начальное образование и воспитание получал, как юный принц или герцог, сказал с величественным пренебрежением:

– Полагаю, обмен мнениями был полезен.

– Очень, – подчеркнул я.

Он кивнул:

– Теперь мы представляем, что желает сэр Фидей, а он примерно знает, как относится к его запросам коллегия кардиналов.

Гальяниницатти поднялся несколько поспешно, происхождение из простонародья сказывается, посмотрел на меня с некоторой неловкостью.

– Будьте осторожны, сэр Фидей, – напомнил он.

– В чем? – спросил я.

– К папе, – сообщил он, – приезжают на поклон и с просьбами даже императоры.

– Знаю, – ответил я. – Папа, естественно, выше любых земных владык.

Он сказал уже мягче:

– Потому ваш титул короля на чашу весов класть не стоит. Это только рассердит. Держитесь смиренно, аки праведный христианин.

– До встречи, – сказал Мариоцетти и покровительственно улыбнулся.

Вышли они вместе, я долго смотрел в закрывшуюся дверь, перебирая разговор и чувствуя досаду, что слишком старался высказаться и не выстроил доводы клином, способным пробить любую защиту.