Читать книгу Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк - Страница 46

И вновь мы напрасно ищем хоть какого-то осознания факта существования зависти в экспериментальном исследовании социальной психологии «Влечение и враждебность» (Attraction and Hostility)[121] Альберта Пепитоуна, опубликованном в 1964 г. Оно посвящено экспериментам в малых группах, во время которых интервьюер пытался разозлить испытуемых своим тщеславием и наглостью; во время эксперимента группам сообщали фиктивную информацию о биографии наглого интервьюера таким образом, чтобы в ряде случаев его поведение было до некоторой степени оправдано его личными достижениями, а в других случаях – нет. Заказчиком экспериментов была исследовательская служба морского флота США; использовались количественные методы.

Совершенно ясно, что автор настолько захвачен американским культурным этосом, который «неофициально» признает существование зависти к успешным людям, что он не учитывает концепт зависти даже там, где стимулы для нее явно встроены в эксперимент. Так, в одном случае про интервьюера сообщают, что он известный профессор, получающий исключительно высокие гонорары как консультант правительства. Вопрос, как его видел Пепитоун и как он проверялся на студентах, которые обычно не купаются в деньгах, был таким: в каком случае аудитория будет сильнее критиковать человека, который, судя по магнитофонной записи дискуссии с его участием, демонстрирует исключительные высокомерие и эгоизм – если он высокооплачиваемый специалист или если он рядовой исследователь? Гипотеза Пепитоуна состоит в том, что чем выше ранг высокомерного человека, тем более благоприятно суждение о нем. Однако автор совершенно игнорирует то, что у некоторых испытуемых бессознательная зависть к успешному человеку будет препятствовать той реакции, которую «логично» было бы ожидать. Легко понять, что склонный к зависти человек может с большей готовностью терпеть проявления тщеславия, относясь к ним просто как к неуместному поведению, в личности, которую он рассматривает как равную себе, и что ему гораздо сложнее примириться с тем же самым в человеке, который (именно потому что фортуна высоко вознесла его) должен вести себя скромно. Пока экспериментатор не учитывает этого фактора – что и произошло в данном случае, – его эксперимент не может считаться корректным.

Пепитоун обсуждает гипотезу, согласно которой враждебность (часто слово «зависть» подходит куда больше) испытуемых по отношению к бахвалу является результатом страха потери статуса, т. е. что наглое поведение бахвала, выступающее в качестве стимула, ранит самоуважение испытуемого. Судя по окончательным результатам этой серии экспериментов, гипотеза не подтверждается. Ведь вследствие игнорирования экспериментатором зависти гипотеза не учитывает того, что человек, который завидует другому, разумеется, может демонстрировать симптомы враждебности (например, делать язвительные, саркастические замечания), при этом ни в коей мере не ощущая, что его статус – и, следовательно, его социальное положение – находится под угрозой или будет поколеблен.

Достойно похвалы то, что Пепитоун не удовлетворяется объяснением враждебности с помощью фрустрации и агрессии, и можно было бы надеяться найти в главе о реакциях на бахвала какие-нибудь данные о зависти. Однако эти надежды не оправдываются. Пепитоуну действительно удалось вызвать у испытуемых раздражение по отношению к бахвалу, о чем свидетельствуют такие восклицания, как, например: «Ни один человек не может быть до такой степени хорош!» Но Пепитоуну не приходит в голову ввести в свои рассуждения идею зависти даже тогда, когда бахвал крайне грубо сообщает испытуемому, насколько у него самого было больше денег во время учебы в университете. Лишь в одной фразе Пепитоун приближается к проблеме зависти: «Обязательно также, чтобы самооценка хвастуна воспринималась как истинная или вероятная, потому что без invidious comparison [т. е. завистливого сравнения, invidia] угрозы [самооценке испытуемого] не было бы»[122].

Но вместо того, чтобы более внимательно отнестись к проблеме зависти, Пепитоун занимается огранкой переусложненного концепта «гнева, который позже мотивирует поведение по защите статуса».

Верно, что многие более ранние авторы, например Шопенгауэр, ясно осознавали, что средний завистник будет подвергать объект своей зависти злобной, деструктивной критике, чтобы иметь возможность примириться с собой самим. Эксперименты Пепитоуна только подтвердили то, что и так было известно из опыта повседневной жизни. Тем не менее трудно представить себе, почему, после того как он приложил такие усилия, чтобы избежать концепта зависти, Пепитоун, как и многие другие социальные психологи, полагает, что сделал какое-то научное открытие. Заключительная фраза главы о хвастуне так же поверхностна, как и все остальное: «С учетом всего сказанного выше, по крайней мере, часть негативного отношения к хвастливому интервьюеру [стимулу] могла бы объясняться вопиющим [предусмотренным условиями эксперимента] отсутствием у него хороших манер»[123].

Однако вопрос, почему в большинстве культур этикет считает хвастовство дурными манерами, остается незаданным; связь скромности с желанием избежать зависти, очевидная для более ранних авторов, уже не видна Пепитоуну.

В общем Пепитоун придерживается такого объяснения враждебности, согласно которому отвержение другого и неприязнь к нему увеличиваются прямо пропорционально угрозе для собственного статуса человека[124]. Это объяснение верно в той степени, в какой оно согласуется с постоянно повторяемым в этой книге замечанием о том, что зависть направлена в основном против людей, находящихся внутри той же самой группы и на том же уровне, что и завистник, и крайне редко – на тех, кто значительно выше его. О том же самом говорил Шопенгауэр, когда отмечал, что композиторы и философы гораздо больше завидуют собратьям по ремеслу, чем, например, не очень знаменитый композитор завидует очень знаменитому философу.

Но в принципе Пепитоун и социальные психологи того же направления должны были бы предположить, что испытуемый более низкого ранга, обладающий верной, т. е. реалистической, самооценкой, не должен враждебно реагировать на человека более высокого ранга до тех пор, пока он убежден, что высокомерное поведение высокорангового индивида оправдано его достижениями. Такая теория тем не менее совершенно игнорирует то, что, как показывает жизненный опыт, завистливый человек всегда в состоянии так изменить свое видение, чтобы у объекта его зависти не было никаких достоинств. Пепитоун, в соответствии с распространенной в США этикой, с удивительной наивностью предполагает, что люди обычно ощущают сильную потребность установить истинную ценность других и упорядочить свои чувства в зависимости от результатов оценки. В ходе эксперимента Пепитоун пытался создать ситуации, в которых хвастун не представлял бы абсолютно никакой угрозы статусу испытуемого, но реакции, которые он получал, все равно были негативными; это он также объясняет «традиционной студенческой культурой», в которой хвастовство считается проявление дурных манер[125].

С моей точки зрения, основная ошибка этого эксперимента – это сам концепт хвастуна, бахвала, тщеславного человека. Ведь сами по себе эти слова обозначают человека, чья самооценка с точки зрения общества является объективно ложной. Но что будут думать о человеке – например, о нобелевском лауреате или о какой-нибудь иной международной знаменитости, – если его поведение соответствует его статусу? Согласно игнорирующей концепт зависти социальной психологии, которую представляет Пепитоун, испытуемый не будет ощущать враждебности по отношению к таким людям, потому что не будет видеть расхождения между поведением и рангом. В действительности, однако, люди не ведут себя так, как предписывает эта формула. Такая современная американская социальная психология сама в некотором смысле страдает от слабости, недавно обнаруженной одним или двумя европейскими критиками: она отказывается заниматься реальными и неизбежными конфликтами внутри общества. Пепитоун и другие считают, что в обществе, где привилегии, умения и вознаграждение упорядочены должным образом, враждебности просто не было бы. Они не осознают того, что зависть почти не связана с умениями и вознаграждением. Конечно, это неудивительно. Совсем недавно, в 1964 г., психоаналитик Марвин Дэниэлс в краткой статье о развитии патологической зависти в случаях хронической необучаемости сделал следующее замечание о странном игнорировании этого феномена в психологической и психоаналитической литературе.

«Зависть… маскируется под другие явления, чем ставит в тупик учителей, родителей и психотерапевтов, которым она злобно противостоит. Ее фундаментальное значение в течение долгого времени недооценивалось в психоаналитических и психологических кругах. И наконец, возможно, мы живем в культуре, которая благоприятствует развитию зависти»[126].

А в 1961 г. Лесли Фарбер в очень коротком тексте о ликах зависти тоже удивлялся, почему психоаналитики обращают на нее так мало внимания. Классические фрейдисты рассматривали зависть как побочный продукт других процессов и мало интересовались ее ответвлениями. Для Фарбера, однако, зависть является первичным эмоциональным субстратом, порождающим конкретные формы, которые проявляются и в межличностных отношениях, и в других областях личного опыта[127].