Читать книгу Излом необъявленной войны. Первая чеченская - Геннадий Алёхин - Страница 3

Почти сорок лет назад я впервые оказался в этом городе. Таксист из Орджоникидзе (нынешний Владикавказ) лихо, с ветерком, «по двойному счётчику» домчал меня в столицу Чечено-Ингушской АССР – Грозный. Стояла удушливая, влажная августовская жара. Только что в Москве завершились Олимпийские игры, поэтому на многих остановках общественного транспорта всё ещё красовалась эмблема Олимпиады. В зелёных парках и скверах гуляла молодёжь, мужчины – поголовно в шляпах и кепках-«аэродромах», часто встречались старики в папахах и хромовых сапогах, а женщины носили косынки.

Прибыл я сюда для прохождения офицерской службы в 42-ю учебную мотострелковую дивизию. Её военные городки располагались в разных частях города: 1-й городок – в самом центре, между драмтеатром им. Х. Нурадилова и Домом печати; 2-й – на берегу реки Сунжи, рядом со следственным изолятором; 4-й – за Бароновским мостом, где проходила дорога к аэропорту Северный. А самый большой – 15-й военный городок – расположился за площадью Минутка.

Переночевав в офицерском общежитии, что находилось рядом с автомобильным батальоном, мы с группой товарищей, такими же молодыми лейтенантами, направились «покорять» Грозный. До сих пор согласен с мнением многих, что Грозный считался в советское время одним из красивейших городов Северного Кавказа, да, пожалуй, всего юга страны. Он утопал в зелени, можно было бесконечно любоваться широкими проспектами и магистралями. Современные сооружения хорошо сочетались с архитектурой сталинского периода – монолитными, прочными административными зданиями и жилыми домами.

А ещё сохранились тогда многие исторические места и памятники XIX – начала XX века. К примеру, рядом с домом, где я жил, стоял необычный, сравнительно небольшой по размерам памятник, окружённый высоким каменным забором и колючей проволокой. Соорудили его ещё до революции. В семидесятых годах, уже при советской власти, несколько раз каменный монумент с небольшим бюстом взрывали. А в 1989 году, за два года до распада Советского Союза, и вовсе снесли. Это был памятник легендарному русскому генералу, герою Кавказской войны XIX века, основателю крепости Грозная Алексею Ермолову. Памятник установили на месте землянки, где он проживал полтора века назад.

Именно Ермолову обязан Грозный своим появлением. 22 июня 1818 года в низовье реки Сунжи была основана русская крепость, получившая название Грозная. Она была построена в рекордные сроки, всего за четыре месяца. Пять тысяч русских солдат трудились здесь и днём, и ночью. При строительстве использовали преимущественно саман и дерево. Построенная в шести верстах от Ханкальского ущелья, крепость закрывала горцам выход через ущелье на равнину. Уже вовсю шла Кавказская война.

У многих при слове «крепость» в голове возникает картина средневекового замка. Мне тоже так казалось, пока я не побывал в местном краеведческом музее во время знакомства с городом.

На самом деле ничего похожего с каменными средневековыми сооружениями крепость Грозная не имела. Она представляла собой правильный шестиугольник, каждый угол которого выдавался вперёд бастионом с амбразурами для двух орудий. Валы самой крепости были земляные, укреплённые палисадами. Внутри цитадели располагались хранилища для оружия и боеприпасов, казармы и караульные помещения. Постройки в Грозной были деревянными или турлучными, из вкопанных в землю шестов, обмазанных глиной. Реже саманными, из глинистого кирпича, песка и соломы.

Именно со строительством крепости Грозная можно вести своеобразный отсчёт отношений русских, чеченцев и других горских народов. С того момента им суждено было жить вместе. Разные были времена: и светлые, и трагические. К примеру, даже на протяжении весьма длительного периода Кавказской войны отношения между русскими и горцами не всегда носили враждебный характер. Зачастую казаки и чеченцы встречались неофициально, соревнуясь в искусстве владения оружием и конём. Оживлённо велась торговля.

Народы Северного Кавказа, в том числе чеченцы и ингуши, были присоединены к России насильственно. В течение столетия происходила ломка вековых устоев, традиций и обычаев. Причём далеко не всегда мирным путём. Политика руководства царской России и советского руководства не отличалась разнообразием: всё-таки преимущественно использовались силовые методы.

Такая деятельность государства неизбежно приводила к недовольству, межнациональным конфликтам и вооружённому сопротивлению в регионе. Поэтому народам Северного Кавказа пришлось пережить сложные периоды: и депортацию, и жёсткую борьбу с бандитизмом.

В то же время нельзя отрицать небывалый расцвет в области межнациональных отношений, удалось добиться существенных результатов в вопросах ликвидации неграмотности населения, формирования национальных кадров, искоренения нищеты. Наблюдался подъём культуры, модернизация всех сфер жизни.

Уже в семидесятые и восьмидесятые годы прошлого столетия Грозный становится поистине многонациональным и даже интернациональным городом. В нём уживались все: чеченцы, ингуши, русские, армяне. И комфортно себя чувствовали! Я как раз и застал это золотое время расцвета республики.

По роду своей профессии военного журналиста я близко общался с коллегами из местных средств массовой информации. Кстати, республиканская газета «Грозненский рабочий» представляла собой мощный интернациональный сплав, состоящий из крепких журналистов – русских, чеченцев, ингушей. Мы часто собирались после трудового дня у заведующего информационным отделом Анатолия Журавлёва. Это называлось «посиделками по пятницам». Пропускали по рюмочке-другой. А когда не хватало, продолжали беседы в ресторане «Океан» или летнем кафе, недалеко от кинотеатра «Космос». Много спорили, шутили.

По мере добавления градусной жидкости переходили к политике. Саламу Мадаев, Ваха Сайдаев (чеченцы), родившиеся в Казахстане, вспоминали депортацию и её последствия. Абу Гадаборшев (ингуш) часто затрагивал тяжёлую тему мирного противостояния ингушей, требовавших прекращения их дискриминации по национальному признаку на площади Ленина в январе 1973 года. А Толик Журавлёв (русский), коренной грозненец, вспоминал, как чеченцы и ингуши возвращались из ссылки в 1957 году. Не все их ждали с распростёртыми объятиями: ведь на тех землях, где жили они прежде, давно поселились другие люди. Возникали споры, драки на почве имущественных и земельных отношений. Обстановка тогда так накалилась, что дошла до трагедии, когда в драке убили молодого русского парня, рабочего химического завода. И на почве межнациональных разногласий возникли массовые беспорядки. Настолько массовые, что пришлось привлекать войска.

Наши журналистские споры под бутылку, впрочем, имели цивилизованный характер. Мы никогда не дрались, а наш спор вокруг этих острых вопросов, как правило, заканчивался мирно. Хотя об этом не принято было говорить вслух, но мы говорили и даже тихо ругали власть, прошлую и нынешнюю, за перегибы и просчёты в вопросах межнациональных отношений. В конце застолья дружески обнимались и расходились.

Кстати, в Грозном я женился. Круг общения расширялся, появлялись новые знакомые среди творческой интеллигенции и молодых чиновников из числа работников комсомола. Моя жена как раз работала инструктором в горкоме комсомола. Регистрировали свои семейные отношения в ЗАГСе напротив площади Ленина. Распорядитель торжества – статная дама в строгом платье – сообщила нам, что семь лет назад она скрепила семейные узы уже известному тогда кинорежиссёру Н. Михалкову, снимавшему в этих местах знаменитый фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих». Я даже горд был. На свадьбе у нас гулял грозненский бомонд: журналисты, чиновники, молодые учёные. Ну и, конечно, офицеры, мои сослуживцы.

Позже я познакомился на съезде Союза журналистов республики (куда попал по разнарядке от военных) с некоторыми персонами, которые через несколько лет станут играть ключевые роли в администрации Джохара Дудаева. К примеру, с актёром театра имени Х. Нурадилова Ахметом Закаевым и будущим президентом независимой Ичкерии Зелимханом Яндарбиевым. Последний к тому же считался поэтом, публиковал свои стихи в различных журналах. Например, в журналах «Дон» и «Дарьял». Не гнушался демонстрировать свои поэтические способности в знаменитой грозненской пивной, недалеко от центрального Аракеловского магазина.

В те годы я встретился с великим танцором (таковым он стал ещё при жизни), народным артистом СССР Махмудом Эсамбаевым. Взял у него интервью. Он хорошо относился к военным и охотно согласился ответить на мои вопросы. Беседа длилась час с небольшим. Эсамбаев, не снимая папахи, шутил и на протяжении всей беседы оставался в приподнятом настроении. Он никогда не снимал папаху. Был единственным депутатом Верховного Совета СССР, которому разрешалось сидеть на заседаниях в головном уборе. Рассказывают, что Леонид Брежнев перед выступлением оглядывал зал, а когда видел папаху Эсамбаева, говорил: «Махмуд на месте, можем начинать».

Правда, один раз Махмуд нарушил свою негласную традицию. Проходило торжественное мероприятие, посвящённое героической битве за Кавказ. Махмуд Эсамбаев прилюдно снял папаху и поклонился доблестным защитникам Северного Кавказа и Грозного, в тяжёлую пору не пропустившим гитлеровцев в город.

Связь армии и народа в те годы была очень крепкой. Когда приезжали корреспонденты ведущих газет и журналов страны, обязательно приглашали делегата съезда партии и работницу завода «Красный молот» Сажи Умалатову. Делали постановочный снимок с военными, преимущественно отличниками боевой и политической подготовки. Часто гостями военнослужащих Грозненского гарнизона становились известные спортсмены и актёры. Мало кто знает, что неоднократная олимпийская чемпионка по спортивной гимнастике Людмила Турищева родилась и выросла в Грозном. Из простой семьи, её мама работала уборщицей в средней школе.

В солдатском клубе выступал и актёр театра и кино Евгений Евстигнеев. А после торжественной части плавал в бассейне 1-го военного городка, вместе с заместителем начальника политотдела В. Кравченко. Ответсек дивизионной газеты Толя Виноградов снимал тогда это событие фотоаппаратом, а я, как самый молодой, неоднократно бегал за пивом. Скуластый армянин с золотыми зубами, стоящий на разливе, пропускал меня без очереди. Громко приговаривал: «Это же для известного актёра, профессора Плейшнера». Завсегдатаи пивной относились к его словам с пониманием.

Кто мог подумать тогда, что через несколько лет всё так изменится? В начале девяностых Грозный угасал на глазах. Стремительно.

Всё началось буквально со дня прихода к власти в Москве Б. Ельцина, а в Грозном – Д. Дудаева. Началось какое-то мракобесие. Лозунг нового лидера России: «Берите власти на местах столько, сколько хотите» чеченцы и ингуши восприняли буквально, как им хотелось.

На этом фоне начались массовые митинги на площадях Грозного. Беспорядки, ставшее «модным» свержение коммунистов (даже чеченцев) из обкома, горкома и других властных структур города и республики – в городе творился беспредел. Апогеем стал штурм здания, где заседал Верховный совет республики, во время которого первого секретаря горкома партии Куценко выбросили из окна его рабочего кабинета.

Советы старейшин из чеченских тейпов и муллы, лезгинка и бесконечные костры на площадях города, открытые призывы к переходу всего населения на законы ислама и шариата. Женщины должны носить паранджу, ворам публично отсекать руки, а затем головы…

Приход к власти генерала Дудаева, а затем якобы демократичные и единодушные выборы его же персоны на пост первого президента республики Ичкерия стали началом конца. Выборы прошли под охраной внезапно возникшей чеченской гвардии с автоматами Калашникова в руках на всех выборных участках.

Помнится, в России цены на хлеб «освободили», как и на другие продукты питания первой необходимости. А в Грозном Дудаев цены на хлеб удерживал на горбачёвском перестроечном уровне, ещё доступном для малоимущих и инженеров. Правда, эта «заботливая» попытка остаться островком эдакого исламского социализма среди моря своих же новых чечено-ингушских капиталистов была обречена на провал. Сразу же стали исчезать с прилавков магазинов мука и сахар. Законы экономики приказами не отменишь!

Новоявленный президент Дудаев после своего избрания выпустил из тюрем республики всех уголовников и убийц. Впечатляющее начало работы президента, согласитесь. Начались нападения на воинские части для захвата оружия. На окраинах и в центре города, днём и ночью началась канонада – переклички автоматных и пулемётных очередей. По республике прокатился уголовно-интернациональный террор против всего населения, включая чеченцев и ингушей. Но больше всего страдали русские, украинцы, армяне. Ограбления и убийства в квартирах, на улице, в подъездах домов или транспорте стали типичным явлением для того лихолетья. Люди за бесценок продавали квартиры или дома, а после нотариального заверения сделки в ту же ночь к ним приходили «новые хозяева республики» и изымали деньги.

Владельцы машин под прицелом оружия «добровольно» дарили машины бандитам и тут же заверяли «подарок» нотариально (нотариус предусмотрительно приезжал), чтобы всё было «по закону» и чтобы новым хозяевам, упаси Аллах, не было потом хлопот с перепродажей машины. Затем «новые хозяева» грузили в машину всё, что только можно было увезти. Если жертва не брыкалась и не сопротивлялась, то утюгом не пытали и в лесу не убивали. Обходились «гуманными» методами убеждения – с оружием наперевес.

С 1993 года чеченцы перестали покупать дома и квартиры у русских. «Нам и так всё даром достанется», – считали они. Заводы и организации ещё работали, но зарплату им не платили по пять-семь месяцев. Потом выдавали по номиналу, обесцененную уже раз в десять!

Преступления по отношению к русскоязычному населению не только приветствовались, но и были возведены в ранг новой государственной политики самопровозглашённого государства.

В 1992 году ВЦИОМ провёл обследование миграционных процессов в ряде союзных и автономных республик. Оказалось, что доля желающих выехать за пределы Чечни выше, чем в любой другой части бывшего СССР. Из республики собирались уехать 37 % русских, в то время даже больше, чем из охваченного гражданской войной Таджикистана.

Утвердившийся в Грозном политический режим открыто попирал права граждан. Проводилась, по существу, политика геноцида. Но тогда, да и сейчас ещё об этом не принято говорить открыто. Как, впрочем, и о депортации чеченцев в советское время.

Председатель комиссии Государственной думы по расследованию преступлений в Чеченской республике известный кинорежиссёр С. Говорухин прямо говорил: «Это действительно был разгул уголовщины… Кровь и слёзы лились в Чечне все эти годы… А уж как издевались и унижали, и говорить не приходится. Одно слово применимо к этому – геноцид». Но его никто не услышал.

Почему такое могло произойти, не пойму до сих пор. Хотя хорошо известны причины, приведшие к двум чеченским войнам. Этот конфликт, по всей видимости, имеет свою надводную, видимую часть и подводную, которая ещё долго будет скрыта плотной пеленой тайны. И эту подводную часть в полной мере, учитывая её специфику, вряд ли удастся узнать в ближайшее время.

Ясно одно: когда центральная власть не способна в полной мере контролировать регионы, весьма специфические, возникают жестокие, кровавые конфликты. Так было в период революции, Гражданской и Великой Отечественной войн. Это произошло, к большому сожалению, и в годы распада СССР.

Через десять лет я вновь оказался в Грозном. Весной 1995 года. Я не узнал город, а вернее, то, что от него осталось!

Между разрушенными домами, старательно обходя воронки от снарядов, бродили люди, в основном старики и женщины, какие-то неживые и неестественные. В грязных, поношенных обносках, хмурые и молчаливые. В одном из дворов многоэтажки в центре города сидят старик и старуха. Сидят на пустом ящике из-под боеприпасов. Кроме них, в полуразрушенном доме живут ещё несколько семей, русские и чеченцы. Ладят между собой. Совместно пекут лепешки из муки да ютятся в подвалах.

Подъезжаем на броне к президентскому дворцу (бывшее здание обкома партии). Чёрные, покрывшиеся копотью окна, разрушенные стены, проёмы от артиллерийских и танковых снарядов. На уцелевших стенах – надписи: «Здесь был полк морской пехоты! Если надо – будем ещё!», «Смоленский ОМОН увиденным удовлетворён!», «Ломаем хребты волкам! Спецназ ГРУ!».

Площадь Минутка напомнила мне Сталинград времён Великой Отечественной. Впрочем, как и вся центральная часть города. Почти ни одного уцелевшего здания. Сохранились частные дома, правда, не все, в районах Черноречье, Катаямы и Старых Промыслах.

Долго искал дом, где жил, где прошла моя счастливая офицерская юность. Нашёл. Почти разрушенный, но подъезд сохранился. Не стал подниматься на пятый этаж: его просто не было. Одни зияющие пустоты, проёмы, куски арматуры и осевшая пыль. Мало что осталось от больничного комплекса, где появился на свет мой сын. Во время штурма Грозного там находился штаб генерала Рохлина. Сюда свозили раненых.

В Грозном много лет прожил и мой шеф – генерал Геннадий Трошев, в первую войну он командовал Объединённой группировкой войск Министерства обороны. Жил на улице Коммунистической, в частном доме. Пролетая на вертолёте над русским кладбищем, крылатая машина получила пробоину. Замаскированная «зэушка» или крупнокалиберный пулемёт били почти в упор. В тот раз Бог отвёл беду и позволил генералу побывать на могиле своих родственников. Спустя тринадцать лет не уберёг, под Пермью…

На моей памяти город штурмовали несколько раз. И каждый раз рушились дома, уничтожались скверы и парки, стирались улицы и проспекты. Люди старались спасать всё, что ещё оставалось. До сих пор в памяти остался примечательный эпизод. Во время очередного штурма города, теперь уже боевиками, в августе 1996 года подразделения 205-й бригады держали оборону в Доме правительства. Здание сгорело, бойцы покинули его, оставив несколько своих «секретов» в виде растяжек и мин-ловушек. А через неделю выяснилось, что в подвалах дома находится большое количество художественных ценностей. Пришлось бойцам возвращаться. Несмотря на продолжающиеся бои, солдаты в течение нескольких дней искали картины (как потом выяснилось), обнаружив их, завернули в целлофан, аккуратно сложили и на армейском КамАЗе вывезли. Руководил эвакуацией комбат майор Михаил Гордиенко. Удалось вывезти 231 картину.

И тогда за зданием штаба Временных объединённых сил в Ханкале наблюдалась потрясающая картина. Полотна известных художников были выставлены для просушки. Военный люд, толпившийся возле полотен, напоминал необычных экскурсантов, жадно приобщающихся к прекрасному. И вот всё это – на фоне войны: в нескольких километрах от «выставки» идёт самый настоящий бой. Через считаные дни война завершится, войска покинут республику.

Но в тот момент это никого не интересовало. Заворожённые работами всемирно известных и неизвестных художников, солдаты подолгу, как прикованные, стояли возле работ известных мастеров, созерцая Айвазовского, портретиста Байкова, баталиста Рубо. Символично, что в тот день было спасено и полотно Рубо 1895 года «Пленение Шамиля».

Эти картины в своё время выставлялись в Эрмитаже, Русском музее, экспонировались в лучших музеях мира. «Пленение Шамиля» пережило аж три войны и две революции. В 1944 году во время депортации чеченцев и ингушей картину вывезли в Москву. Говорят, что висела она в кабинете Лаврентия Берии. А в 1957 году знаменитое полотно возвратилось в Грозненский музей изобразительных искусств имени П. Захарова.

Судьба оказалась благосклонной к шедеврам живописи. А к людям? К моим родственникам и приятелям, знакомым, много лет прожившим в Грозном? По-разному сложилось. Родителям моей жены удалось спешно покинуть город перед самой войной.

Анатолий Журавлёв, похоронив родителей, перебрался в Москву, работал в информагентстве РИА «Новости». Чеченский журналист Саламу Мадаев погиб. Его тело обнаружили в собственном доме. Пережил две войны и выжил Ваха Сайдаев, недавно ему исполнилось 80 лет. А вот известного диктора телевидения Чечено-Ингушетии, женщину потрясающей красоты (к сожалению, запамятовал имя), постигла трагическая участь. Она погибла в декабре 2002 года, когда начинённый тротилом автомобиль взорвался возле здания Дома правительства А. Кадырова. Я до сих пор помню её бархатный, очаровательный голос. Она ещё в советские времена вела программы на русском и чеченском языках. А за неделю до своей гибели передала мне стихи своего сына. Стихи о войне и мире. Мы напечатали их в газете «Военный вестник Юга России».

В начале второй войны скончался в Москве Махмуд Эсамбаев. Его похоронили на малой родине, на родовом кладбище селения Старые Атаги.

…Грозный в нулевые годы быстро восстанавливался из пепла. Чего скрывать, его величие и красота завораживают любого туриста. Однако современный Грозный, кроме названия, имеет мало чего общего с городом, основанным в XIX веке. Это касается как архитектуры, так и населения. Сегодняшняя столица Чечни – город с моноэтническим населением, за короткий срок утративший свой неповторимый интернациональный колорит. Если до войны там проживало порядка двухсот тысяч русских, то сейчас по всей республике едва можно насчитать несколько тысяч.

Надо признаться честно: сегодня ещё трудно предположить, что когда-нибудь в Грозный вернётся утраченный дух дружбы между народами, разрушенной двумя кровопролитными войнами. Будем надеяться и верить.

Но история навсегда сохранит имя русского генерала Алексея Ермолова, основавшего крепость, выросшую в большой город, объединивший в одну большую семью русских, чеченцев, ингушей, представителей других больших и малых народов. Наверняка наступят такие времена, когда по примеру предков мы снова научимся жить вместе, сменив ненависть и недоверие на дружбу и уважение.