Читать книгу Отверженный духами - Геннадий Демарев - Страница 2

Это было нечто не поддающееся осознанию, принятию, осмыслению. Всё случилось, словно в чудовищном кошмарном сне или в фильме ужасов, порождённом чьим-то болезненным воображением. Происходящее напоминало сцену из жизни волков, которые со всех сторон обступили жертву и, подбираясь всё ближе и ближе, угрожающе оскаливают острые клыки. Круг постепенно смыкался, волки вот-вот подберутся совсем близко и совершат прыжок…

Самое страшное состояло в том, что на самом деле это были не волки, а люди – соплеменники, родственники, старейшины, – а жертв в центре круга находилось две – мужчина и женщина. Рядом с ними находился человек, разукрашенный весьма вычурно и кричаще. От него исходило невыразимое, потрясающее зловоние. Его голова скрывалась в медвежьей морде, надетой на тощее, согбенное под тяжестью лет, тело вместе со всей шкурой – это был шаман. Изо всех сил он исступлённо колотил в большой, такой же грязный, как он сам, бубен, и заунывным голосом выкрикивал бессвязные звуки, которые должны были призвать духов. В глухих звуках бубна таилось нечто мистическое и властное. Толпа, пребывая в необъяснимом трансе, чувствуя таинственный ритм, напоминала гигантскую струну, напряжённую до предела, готовую лопнуть в любой момент. Периодически все присутствующие повторяли один из звуков, порождаемых глоткой шамана. С каждой минутой бой бубна учащался, пока, наконец, звуки не превратились в сплошную протяжную ноту, которая отдавалась в ушах, проникая, казалось, в самую душу. В этот момент всё внезапно затихло – и глотки присутствующих, и сам бубен. Взмахнув руками в последний раз, шаман упал наземь; медвежья шкура сползла с его головы, благодаря чему Иван, – молодой человек крепкого сложения с умными чёрными глазами, взиравшими на сию сцену не без искр скептицизма и иронии, – Иван, находящийся в центре круга, невольно отвернулся, увидев подлинный образ проводника между миром людей и миром духов. Это был старый человек с отвратительным, почти лысым и морщинистым, как тело жабы, черепом. Его лицо успело почернеть от количества прожитых лет и болезней, а руки окривели от ревматизма. В этот момент он представлял собою отталкивающее зрелище: его жалкая, немощная, искажённая судорогой плоть как будто напрашивалась в мир иной, а на чёрных от старости тонких губах замерла чудовищная гримаса, придававшая лежащему сходство с чёртом из христианских верований. Пена, выкатываясь из уродливого беззубого рта, сползала по щекам и падала на землю, словно ядовитая слюна, выделяемая мифической гидрой, а вытаращенные глаза, вперившись в небеса, лишь дополняли это сравнение. Но сие зрелище продолжалось недолго. Спустя минуту старик подал признаки жизни: подёргав рукой, ногами, он уселся на земле, огляделся по сторонам, после чего поднялся. Кто-то из присутствующих с благоговением подал ему бубен. Ещё раз обведя строгим, испытывающим взглядом присутствующих, он, наконец, заговорил.

– Дети мои! Сегодня двое из вас нарушили древние законы. Я спросил у духов, как нам должно поступить, ибо моего скудного разума оказалось недостаточно. Собственно, нарушителем оказался один – этот молодой мужчина, которого вы видите перед собой.

С этими словами он указал грязной рукой на Ивана.

– А женщина оказалась лишь невольной нарушительницей, – продолжал старик. – . Да собственно, она ничего не нарушала, потому что, находясь без памяти, только подчинялась этому человеку. Тем не менее, она виновна в преступлении, которое наши законы считают одним из самых тяжёлых.

– Смерть обоим! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Нет, братья мои! – ожесточённо замахал руками шаман. – У нас, народа саха, никогда не выносились смертные приговоры, мы не настолько жестоки, как, например, русские или наши соседи тунгусы. Мне только что подсказал великий дух Вилюя, каким должен быть приговор, и я выскажу в нужный момент его волю. Но давайте разберёмся, что именно произошло, чтобы каждый из вас мог сделать выводы и избегал повторения ошибок этих людей.

Итак, в гости к своим родителям приехал человек, заявивший, что он – одной с нами крови. Пусть так! В этой жизни бывает всякое. Иногда человек, затерявшись в тайге или увезённый врагами в неведомые дали, вынужден всю жизнь блуждать неведомо где, прежде чем ему удастся достичь родных мест. Но, придя в селение, он обращается к людям на родном языке, помнит имена матери и отца, помнит и чтит богов и духов. Этот человек обратился к нам на чужом языке, не знал ни своего имени, ни имён родителей, не почитал обычаи… Он даже не привёз с собой подарков, которые обязан был, согласно с нашими традициями, раздарить каждому из родственников! Разве после этого его можно считать человеком одной крови с нами, саха?

– Нет! – вскричали присутствующие, потрясая руками.

– Далее. Во время праздничного пира он не совершил жертвоприношение огню, а когда мать предложила ему самый лакомый кусок, он отказался. Разве это не доказывает, что он – наш враг?

– Враг, враг! – раздался озлоблённый массовый крик, и многоголосое это не замедлило его повторить.

– А вчера он совершил вовсе неслыханный поступок, – надрывным голосом, как опытный оратор, продолжал старик. – Он отнял у нашего покровителя и благодетеля жертву! Это неслыханно!

Толпа взревела:

– Побить его палками!

– Бросить обоих в реку!

Но шаман, подняв правую руку со скрюченными пальцами, заставил всех умолкнуть. Повернувшись к Ивану, он заговорил на ломанном русском:

– Зачем ты сюда пришёл, юноша? Ты не должен был здесь появляться.

– Я пришёл к своему дому… – ответил Иван.

– Здесь нет твоего дома! – прервал его старик. – Нет! Ты слишком долго прожил с русскими, впитал их культуру, их обычаи, их имя. От якута в тебе ничего не осталось. Ты – русский. Ты – чужак!

Произнеся эти слова, он снова обратился к сородичам:

– Братья! Много лет тому назад наш род был могущественным. Многие тысячи оленей, принадлежащих нашим отцам, паслись на бескрайних просторах наших редколесий. Много тысяч детей рождались от наших мужчин, много тысяч женщин вынашивали здоровых, красивых детей. Но потом пришли русские геологи и рабочие, охотники и заготовители шкур. Они выбирали себе в жёны самых красивых наших девушек, оставляя взамен в качестве свадебных подарков и калыма железные безделушки. Многих здоровых, самых сильных мужчин они забирали на работы, остальных же принуждали платить ясак, так что мы были вынуждены работать намного больше, чем до того. Белые люди принесли с собой неведомые болезни, от которых наши соплеменники умирали столь часто, что их некогда и некому было хоронить. Белые люди оскверняют наши земли, нарушают почвы, преграждают реки. Из-за этого стало меньше ягеля, а без ягеля нет оленей. Деревья растут кривые, плодов на них стало меньше. Весной рыба уходит в Большую реку и осенью не возвращается, потому что её забирают себе русские. Птицы осенью улетают на юг, но весной не возвращаются – их тоже съедают русские. Взамен они присылают в большие города железных птиц. Но их невозможно есть!.. Из-за белых людей наша тайга стала намного беднее, потому мы познали голод. И вот пришёл человек от русских, который сейчас снова нарушил наши традиции. Мы не можем его убить. Нет, мы не станем причинять ему зло. Но пусть он уйдёт, а духи поступят с ним так, как сочтут нужным!

– Пусть уйдёт! – вторили собравшиеся.

– Слушайте же меня! – заключил шаман, ударяя в священный бубен. – Слушай и ты, чужак! Ты достоин самого страшного наказания, ибо из-за тебя на нас могут разгневаться духи. Уходи прочь, а если вздумаешь вернуться, духи погубят тебя. Да отвернутся от тебя уру-аймах, да изгонят тебя из рода! И пусть об этом моём проклятии станет известно птицам небесным, рыбам речным и зверям таёжным. Пусть они разнесут об этом весть по всему миру, и горе тому, кто попытается оказать тебе помощь!

С этими словами он как-то по-особенному ударил в свой бубен и взмахнул рукой, веля толпе расступиться. Ивану следовало покинуть селение немедленно и безоговорочно, в чём был, без права взять с собой какое-либо орудие или оружие. Без оружия и питания человек, не настолько приспособленный к первобытным условиям, как якуты, в тайге обречён. Но ситуация была слишком накалённой для того, чтобы выпрашивать себе что-либо. А расступившаяся толпа угрожающе размахивала руками, повелительно выкрикивала плохие слова, торопя чужака. Из всей речи шамана Иван не понял почти ничего, в том числе и проклятия. Между тем, это проклятие считалось настолько страшным, что даже шаманы старались не произносить его вслух.

– Теперь ты – как бродячее животное, – зловеще произнёс шаман. – И великий дух Сунг Дьяхын будет преследовать тебя до тех пор, пока не уничтожит.

Не говоря ни слова и даже не оглянувшись на родных, Иван сделал первый шаг по пути в никуда…