Читать книгу Нездешней любовью согрет - Геннадий Деринг - Страница 2

Марина КРАВЕЦ,

профессор кафедры концертмейстерской подготовки

Российской Академии музыки имени Гнесиных

Романс именуют «малой формой», «миниатюрой». Но эта «малая форма» с первого времени своего возникновения, по крайней мере на русской почве, предъявляла самые высокие требования как к авторам текстов, так и к композиторам и исполнителям.

Если взять ворох стихотворений, появляющихся сегодня в печати, то в сотне первых попавшихся произведений композитор едва ли обнаружит один-два текста подходящих для романса. Здесь требуется стих особенный, напевный, который уже сам по себе является музыкальным и так и просит придать ему законченную песенную или романсную форму.

Но на этом задача композитора лишь начинается. Напевность напевностью, но важна суть стихотворного текста. Придётся перебирать не одну сотню, а, может быть, и не одну тысячу вещей, чтобы отыскать нечто подходящее для романса. Я не понимаю смысла многих стихотворных произведений. Шок. Эпатаж. Ребус. Я ощущаю себя или не доросшей до заключённой в них мысли, непостижимой для меня, или прихожу к огорчительному выводу, что её, этой мысли, попросту нет. А есть сугубо личные мелкие переживания, не адресованные обществу и лишь случайно попавшие в публикацию. Или это – голая поза. Нередко отсутствие мысли прикрывается именем известного поэта, его прежними достижениями. Будь он рядом со мной, я бы попросила мэтра перевести его стихи на русский язык, чтобы я могла хотя бы пересказать произведение своими словами. Почему не нужно переводить Пушкина?

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Что здесь смутного, эпатажного, ребусного?

Нередко Чайковский брал явно слабые вирши, но за счёт его гениальной музыки эти «вирши» преображались в, так сказать, полноценный поэтический текст. Кукольник, друг Глинки, писал стихи «под музыку» своего друга. И выходило неплохо. Нарочитость, слащавость, свойственные иным произведениям Кукольника, исчезали и миру являлся шедевр «Сомнение». Но это надо быть Чайковским и Глинкой.

В наши дни камерно-вокальные композиторы насчёт отсутствия мысли в своих произведениях и наличия в них позы далеко не безгрешны. Разбирая, аккомпанируя такую вещь, ощущаешь, что композитор не столько искал смысл своего детища, сколько думал об оригинальности подачи.

Исполнителям, в свою очередь, нередко недостаёт понимания сути даже академического произведения. Когда иная замечательная оперная певица исполняет романсы, так и хочется ей сказать: ой, не надо! Ваш голос не соответствует жанру, поэзия заслоняется излишней вокализацией. То, что хорошо на большой сцене, в миниатюре кажется фальшью. Романс – интимное переживание, монолог или диалог между двумя людьми. Изыски здесь не нужны. Простота есть обаяние романса. Далеко не каждый исполнитель это отчётливо осознаёт. Абсолютным художественным вкусом и чувством стиля обладала Ирина Архипова. Я была знакома с Архиповой. Её творчество – великолепный пример для молодых исполнителей. Она гениально пела романсы Рахманинова, Чайковского, Глинки, других композиторов.

Здесь я бы сняла часть обвинений поэтам и композиторам, притом часть немалую. Сильные страсти и сегодня характерны для нашей жизни, и трудно сказать: люди ХIХ столетия (золотого века романса) или мы, люди века ХХI, находимся в более сложной, более драматической обстановке? Нас подавляет масскультура, интернет, общий тренд, как принято сейчас изъясняться. Этот тренд входит в нас как 25-й кадр. Он угнетает естественное, глубинное, общечеловеческое. И, напротив, выпячивает личное: «ты должен любить себя, тогда тебя и другие полюбят!». Внедряется порочная, извращённая мысль. Вы посмотрите, сколько в культуре развелось «остряков», ставящих своё клеймо острячества на любое жизненное явление. Их тема – всё, что ниже пупка. Их метод – универсальная пошлость. В музыке наступление остряков не столь заметно: музыка требует образования. Образованные люди без энтузиазма воспринимают анекдоты. Но и в музыке засилье берут «два аккорда – три аккорда». Площадки и залы заполняет музыкальная вульгарность. В лучших телевизионных музыкальных передачах нет-нет да и промелькнёт это острячество-делячество в тенденциозном отборе романсных номеров, в неточном подборе исполнителей. Существовавшие в дореформенное время худсоветы делали-таки и полезное дело, во всяком случае не допускали на сцену откровенную пошлость.

Тематика современного романса до крайности узка, что показывают конкурсные концерты «Романс. ХХI век». Поэту и композитору худо-бедно известна тема любви. И почти нет произведений, которые хотя бы намёком передавали обстановку, окружающую сегодняшнего российского человека. Между тем русский романс охватывал широкую картину жизни современников. Вспомним «Узник» А. С. Пушкина (музыка А. А. Алябьева, А. С. Даргомыжского, А. Г. Рубинштейна и ещё более 40 композиторов), «Парус» М. Ю. Лермонтова (музыка А. Е. Варламова, А. Г. Рубинштейна и более 20 других композиторов). Считается непреложной истиной: романс – это исключительно о любви. Но в цитированном выше романсе на слова А. С. Пушкина «Я помню чудное мгновенье», с посвящением Анне Керн (музыка Н. С. Титова, А. А. Алябьева, М. И. Глинки и ряда других композиторов), говорится о некоем «мраке заточенья», в котором пребывал герой стихотворения. Этот «мазок» художника многого стоит. Он уместен в произведении о любви – к родине, к людям, к человеку.