Читать книгу Путешествие по спине зебры - Геннадий Генин, Геннадий Варганов - Страница 3

Жаркое солнце на совершенно безоблачном небе перевалило через высшую точку своей дневной траектории, тем самым известив всех о начале второй половины светового дня. В этот погожий солнечный летний день, когда жара заставила ртуть покинуть столбики термометров, я вместе со своим соседом по саду был занят рытьем ямы для установки опоры, а проще говоря, столба, для подвода линии электросети к нашим двум садовым участкам. Садовое товарищество когда–то располагалось на краю города, но окраины медленно, но уверенно подползали к территории наших соток и вот, через несколько десятков лет, сады, эта «поэзия индивидуального сельскохозяйственного творчества», оказались почти в центре нового района города. Другими словами – среди больших жилых многоэтажек и высоких цен на свежие овощи притаился зеленый оазис коллективного сада. Этот парниковофруктовый островок огораживал от завистливых взглядов городской администрации высокий забор, рядом с которым проходила городская трамвайная линия, поэтому редкий садовод, после целого дня успокаивающей душу работы, оставался ночевать в своем саду, тем самым отвергая выбор электрифицированного уюта городской квартиры в пользу садовой романтики с пением соловья и отвратительным писком ночных комаров-вампиров,. Очевидно, данное обстоятельство было основной причиной отсутствия достижения технического прогресса в виде подведенной к нашим садовым домикам электроэнергии.

Но вот у нас с соседом, почти одновременно, возникла необходимость ремонта и перестройки садовых домиков, что вызвало острую любовь к потреблению электроэнергии, а вот её-то как раз и не было. В полный рост замаячила перспектива работы только с ручным инструментом, то есть любое отверстие, любой срез в металле или дереве необходимо было делать за счет своей мускульной силы, использование которой столь непривычно городскому жителю. Мой сосед, оценив предполагаемые неудобства, назвал ситуацию иностранным словом «анахронизм» и тут же дал его вольный перевод: «а на хрена нам это надо?». Кроме того, эта перспектива стимулировала у него деловые способности, и вскоре разрешение на подключение наших двух садовых домиков было получено. Оставалось лишь установить одну опору линии электросети и выполнить непосредственно подключение наших строений, причем установка дополнительной опоры была мудро переложена председателем садового товарищества на наши плечи, то есть на заинтересованных лиц.

Работа была тяжелая, земляная, к тому же Владимир Иванович (так звали соседа) был заядлым курильщиком, что так же не способствовало «высокой производительности труда». Приходилось часто отдыхать. Сосед тут же закуривал новую сигарету и намеревался начать повествование, пытаясь рассказать мне поучительную историю, из которой будет понятно, как он выразился, «откуда растут ноги у современной преступности», но каждый раз его что-то отвлекало. Я нисколько не сомневался, что эта история будет исключительно содержательная, а также интересная и с нетерпением ждал её начала. Владимир Иванович в прошлом служил оперативным сотрудником одной из ведущих служб УВД области, так что всегда был в гуще событий, имевших криминальный оттенок. Надо полагать, он знал много соответствующих историй, мог правильно классифицировать те или иные поступки отдельных персонажей, из которых складывалась или, в конечном счете, определялась их конкретная судьба. Как говаривал не раз Владимир Иванович, подчеркивая значимость своей бывшей профессии, преступление раскрывает оперативник, а следователь лишь облекает его в юридическую форму, в соответствии с существующими нормативными документами.

Вот и в этот раз, закурив сигарету, сосед невольно переключился в ущерб повествованию поучительной истории на свою вредную привычку – табакокурение, которую он искренне считал пагубной. Описание борьбы Владимира Ивановича с этой привычкой могло бы вызвать интерес медицинских психологов, поскольку это противоборство отражало все слабости человеческой натуры. Причем приобретение этой привычки он оценивал так: « Я с рождения совершал глупости, но эта явно возглавляет список неудач!». Ранее он несколько раз решительно говорил сам себе, что бросает курить и, действительно, бросал. Однако уже утром с ужасом обнаруживал, что … не добросил, и процесс начинался сначала. Чтобы пояснить ситуацию, ему даже пришлось сделать краткий экскурс в свое недавнее прошлое и между делом рассказать о своей несбывшейся мечте – бросить курить.

Весной этого года он поправлял свое здоровье в одном из ведомственных санаториев. При поступлении туда его, как водится, осмотрел врач и предложил:

– А не хотели ли вы бросить курить?

У Владимира Ивановича даже в «зобу дыхание сперло», настолько врач попал в «точку» его многолетних устремлений.

– Да я об этом только и мечтаю, причем начал делать это сразу же после того, как стал постоянно курить!

Врач что-то записал в своих документах и назначил ему дату консультации у физиотерапевта, который занимается рефлексотерапией, а попросту говоря, иглоукалыванием.

В назначенный день Владимир Иванович с нетерпением сидел у кабинета специалиста и ждал вызова к нему, поминутно поглядывая на часы, так ему нетерпелось дать бой своей пагубной привычке! Специалистом оказалась женщина средних лет с проницательным взглядом типа: «Я вижу вас насквозь!»

– Давно курите?

– Давно, даже страшно подумать, тридцать лет!

– Какая у вас суточная норма выкуриваемых сигарет?

– Полторы пачки.

Врач не выразила эмоций на лице от этого умопомрачительного числа прокуренных лет, видимо, привыкла к различным комбинациям соотношений: годы «потребления чистого воздуха» (в основном в младенчестве) и годы «пребывания в табачном смоге», то есть беспрерывного, в течение дня, вдыхания табачного дыма.

– Завтра начнем бороться, но перед этим необходимо воздержаться от курения в течение суток. Сможете?

– Постараюсь, раз это необходимо.

Прошел день и в назначенное время Владимир Иванович сидел у врача, старательно избегая её прямого взгляда.

– Готовы к процедуре иглоукалывания? Курили?

– Был грех, не смог сдержаться.

– Сколько выкурили?

– Как всегда, норму, – смущаясь, ответил нарушитель предлечебной подготовки.

– Тогда придете завтра, но воздержаться от курения надо обязательно! – строгим тоном сказала врач и добавила:

– От этого зависит эффект лечения.

Наступило завтра. Пациент сидел в знакомом врачебном кабинете в той же позе и с тем же выражением лица.

– Курили? – по-деловому спросила врач.

– Опять не смог сдержаться, снова выкурил норму, каюсь.

– Так-так, – задумалась врач. – Давайте суточное воздержание, а возможно, и более длительное, осуществим при помощи гипноза, – и она назвала номер кабинета, в котором ему помогут избавиться от тяги к курению как минимум в течение суток, а при удачном стечении обстоятельств – на длительное время.

Владимир Иванович в этот же день удачно попал на лечебный сеанс гипноза, который проводил молодой врач с властным голосом. Кабинет для сеансов гипнотерапии поразил его своей необычностью: затемненное помещение с кушетками, из динамиков под потолком лилась тихая, успокаивающая музыка, в центре кабинета журчал портативный фонтан. Хозяин кабинета широким жестом пригласил всех пациентов, жаждущих избавиться от вредных привычек, в помещение.

После того, как все соискатели здорового образа жизни расположились на лежаках, гипнолог начал свою работу. Под расслабляющую музыку, повелительно, но в тоже время успокаивающе, зазвучал голос врача, который быстро перевел Владимира Ивановича в странное состояние, напоминающее сон. Вроде как издалека доносился мужской голос, который рисовал картины местности, где находился загипнотизированный, и подсказывал пациенту дальнейшие действия. «Вы находитесь на высоком берегу реки, поросшем густым кустарником», – вещал голос. Владимир Иванович оглянулся вокруг и убедился, что он действительно находился на крутом берегу, поросшем кустарником. «Сейчас вы складываете свои вредные привычки в большой мешок, не забывая при этом опустить туда свою тягу к табакокурению, а затем спускаетесь к реке, по которой к вам подплывет большой плот. Вы погрузите на него свой мешок, и он уплывет на плоту, а вы больше его никогда не увидите».

Владимир Иванович начал делать так, как подсказывал голос. Со своим тяжелым мешком («Это ж надо, сколько вредных привычек у меня!» – невольно подумалось ему) стал осторожно спускаться, пробираясь к берегу сквозь кусты. Неожиданно он поскользнулся, мешок вырвался, покатился в заросли кустов, где тут же пропал из поля зрения. Хозяин мешка громко вскрикнул и бросился искать его. «Что случилось, пациент?» – донеслось до него. «Я мешок обронил и не могу найти его», – не открывая глаз, ответил Владимир Иванович. «Да вон он, за тем кустом!» – попытался навести его на беглый мешок голос гипнотизера. Однако поиски ничего не дали.

Между тем голос врача подсказывал остальным пациентам дальнейший сценарий освобождения от ненавистных вредных привычек: «Все грузят свои мешки на плот, отталкивают его от берега, и он уплывает от вас навсегда!». После этих слов Владимир Иванович, боясь опоздать с погрузкой, лихорадочно заметался, ища пропажу со своими вредными привычками и, о счастье, нашел его! Но всё же он опоздал – плот с мешками более расторопных пациентов был уже далеко, где-то на середине реки. В это время властный голос гипнотизера сказал: «На счет три все просыпаемся в радостном удовлетворении, что ваши вредные привычки уплыли от вас и никогда больше не вернутся к вам». Сказав это, он начал отсчет. На счет три Владимир Иванович открыл глаза, но обещанного «радостного удовлетворения» не наступило, что было, в общем-то, понятно – ведь свой мешок с вредными привычками он так и не отправил на плоту, он так и остался наедине с ними!

Эту «душераздирающую» историю с мрачным выражением лица Владимир Иванович поведал своему лечащему врачу на следующий день. Ни один мускул не дрогнул на лице врача, видимо, такая ситуация была для нее знакома и не вызывала эмоций.

– Ну что ж, начнем лечиться при условиях, которые имеем.

Она усадила его на стул и начала втыкать в его ушные раковины специальные иголочки. При попадании иголкой в активную точку пациент испытывал легкое покалывание и жжение, как ему казалось, уходящее дальше, чем ушные раковины. Владимир Иванович скосил глаза и увидел свое отражение в большом зеркале, висевшем в кабинете. Именно это отражение его больше всего и позабавило: со стороны ушей он стал походить на большого ежа.

– Теперь у вас появится отвращение к курению сигареты, поэтому не курите через «не хочу», и вообще, сегодня вы легко сможете воздержаться от курения. Завтра мы закрепим это воздержание.

В назначенный час Владимир Иванович с радостным выражением лица предстал перед врачом.

– Послушайте доктор, вы совершили чудо! У меня действительно наступило отвращение к курению, правда, после одной выкуренной пачки сигарет, а не полутора!

– Ну, вы, батенька, ставите в неловкое положение все инструкции по рефлексотерапии и наверняка заставили покраснеть весь многовековой опыт иглоукалывания! Возьмите себя в руки, воздержитесь сутки, дальше воздержание пойдет само собой!

Она в очередной раз усадила его на стул, и вновь некоторое время он напоминал ежа.

На следующий день Владимир Иванович с еще более радостным выражением лица сидел на стуле пациента перед женщиной-специалистом, работа которой с каждым днем все более напоминала «сизифов труд».

– Уважаемый доктор, чудо, сделанное иголками и вашими умелыми руками, продержалось сутки, я имею в виду факт, что у меня возникает отвращение к табаку уже после одной пачки сигарет. Достигнутое меня вполне удовлетворяет, но если дело пойдет дальше, и отвращение к курению у меня будет наступать после первой выкуренной сигареты, то я сделаю из вас кумира, со всеми вытекающими из этого последствиями!

После такого заявления оба с двойным энтузиазмом принялись устранять оплошность Христофора Колумба, так опрометчиво завезшего эту пагубную привычку из Нового света. Каждый день Владимир Иванович на непродолжительное время становился «легким подобием ежа» и с нетерпением ждал прихода отвращения после первой сигареты, а женщина–врач – начала обещанного процесса сотворения из нее кумира. Однако время шло, а желаемых результатов не наступало, количество выкуренных за сутки сигарет устойчиво держалось на одной пачке. Когда врач поняла, что в итоге восторжествует библейская заповедь «не сотвори себе кумира», она вышла с инициативой:

– Послушайте, больной, может, мы прекратим эту возню вокруг вашей привычки?

– Да, пожалуй, вы правы, давайте продолжим эту борьбу в следующем году, когда я приеду на лечение, а пока я буду копить злость на эту гнусную травку – табак.

На том и был достигнут (как выражаются некоторые политики) консенсус. С тех пор при упоминании о табаке как о сельхозкультуре Владимир Иванович суровел, его глаза начинали излучать свирепый взгляд, а на щеках играли желваки. Таким образом, он показывал своё отношение к печальному событию – знакомство с этой «гнусной травкой», так что в итоге готов был даже писать (вопреки русской грамматике) слово «печаль» без мягкого знака. Однако все эти «метания души» не мешали ему выкуривать суточную норму – одну пачку сигарет, то есть то количество, которое он считал за благо, достигнутое в процессе лечения иглоукалыванием.

Ну вот, казалось бы, уже ничто не могло отвлечь Владимира Ивановича от обещанного повествования. В очередной раз он только было настроился на рассказ по обещанной теме и даже произнес вступительную фразу: «Дело было в начале девяностых годов…», как в это время с громкими криками, совершенно некстати, сели на конек крыши его садового домика две поссорившиеся между собой вороны. Мой сосед, как истинный садовод–любитель, недолюбливал этих крикливых, но, к удивлению, умных птиц. В этом году его нелюбовь к ним достигла максимума. Тому способствовали их резко противоположные взгляды на выращивание некоторых сельхозкультур.

Так, ранней весной он посадил маленькую грядку гороха какого-то специального сорта, который долго искал, обойдя почти все торговые точки продажи семян и нашёл их, но как только семена начали прорастать, эти (как он выразился) «гнусные» воровки, пользуясь своей безнаказанностью, а так же хозяйским недоглядом, склевали или утащили почти все проросшие горошины. В результате на всей гряде осталось только три или четыре кустика гороха да парочка ростков убитых горем одиночества сорняков. Его справедливому негодованию не было предела!

Вот и сейчас сам вид ворон и их громкое карканье освежили в его памяти ту давнюю обиду. Владимир Иванович не преминул выразить свое отношение к этим «криминальным пернатым элементам» ловким броском небольшого камешка, который хоть и не попал в них, ударившись с громким стуком рядом с птицами, но создал среди них панику. Вороны, прекратив препирательства, громко и негодующе закаркали скрипучими голосами, а затем, одновременно подпрыгнув, стартовали и полетели в одном направлении.

– Ну, вот, Владимир Иванович, похоже, вы их так напугали, что, полагаю, они полетели собирать уворованные за этот год горошины с намерением вернуть вам этот объект кражи, имея конечной целью восстановить с вами хорошие отношения! – витиевато пошутил я на эту больную тему, пытаясь снять его напряжение по поводу уже утраченного будущего урожая гороха специального сорта.

Сосед только хмыкнул в ответ и стал собирать свои мысли, разбежавшиеся от громкого вороньего крика. Наконец ему это удалось и он, прежде чем продолжить свое основное повествование, выдал яркий, крайне любопытный рассказ, подтверждающий, как он выразился, факт наличия интеллекта у животных.

В начале лета случился у Владимира Ивановича гипертонический криз (будь он неладен!), и по этой причине медики поместили его на лечение в госпиталь МВД. Там славные последователи Гиппократа взяли его в оборот и применили к нему весь комплекс интенсивного лечения, которое основывалось на введении ему препаратов путем капельниц, а так же внутримышечных инъекций. Игл так много проникало каждый день через кожу, что Владимиру Ивановичу закралась в голову тревожная мысль – некоторые участки его кожи имели множество следов от прокалывания и, соответственно, напоминали обыкновенное сито. Тревожная мысль вскоре трансформировалась в некое подобие философской с легким оттенком злорадства: если, начнется война, а он попадет в плен, где будут практиковаться извращения в виде изготовления поделок из кожи пленных (такой факт был зафиксирован в немецких концлагерях во времена мировой войны), то его покровы будут явно не пригодны для этой цели. Данное обстоятельство вселяло некий положительный момент в возможном сценарии будущего.

Этот госпиталь входил составной частью в комплекс ведомственных зданий, расположенных в виде большого прямоугольника, внутри которого находилось несколько строений, в том числе небольшой следственный изолятор УВД и примыкавший к нему пищеблок. По периметру изолятора, имеющего форму буквы «Г», между стеной здания и внешним забором была проложена заасфальтированная дорожка шириной метра полтора-два. Верх забора украшали кольца колючей проволоки, давая понять наблюдателю, что перед ним особый режимный объект. По этой дорожке круглосуточно передвигалась сторожевая собака-овчарка. Сказать, что бегала, нельзя, а именно передвигалась, поскольку это была пожилая, списанная со строевой службы по старости собака, бывшая в молодости ищейкой. В настоящее время тяжкий груз гордыни, как отголосок былого профессионализма и востребованности, а также целый букет суставных заболеваний располагал её не к бегу, а к передвижению вдоль забора с чувством собственного достоинства и мудрым выражением на морде. К своим прямым служебным обязанностям она относилась с полным пониманием: бывало, даже за всю ночь не моргнет ни разу, боясь пропустить момент проникновения злодея на охраняемую территорию. С возрастом у неё крайне обострилось чувство подозрительности, раздражительности и бессонницы, поэтому придумать сторожа лучше, чем она, было невозможно. На службе овчарка находилась круглые сутки, и так круглый год. Зимой она пряталась от непогоды и от своих прямых обязанностей в будке (всё-таки забота о личном комфорте иногда преобладала), которая находилась в середине её служебного пространства. Там, где кончалась стена изолятора и, соответственно, сторожевая дорожка, к изолятору примыкала стена пищеблока, где готовили пищу как для обитателей изолятора, так и для больных госпиталя.

В этом пищеблоке жил, а точнее сказать, катался как сыр в масле, кот-ветеран по кличке «Григорий». Своим присутствием он наводил ужас на мышиных добровольцев, время от времени пытающихся освоить жизненное пространство в пищеблоке, и они в панике покидали контролируемую котом территорию. За эту, такую нужную особенность он был всеобщим любимцем, так что даже санитарные врачи при проверке пищеблока его «не замечали». Единственное, что могло бы омрачить его счастливую жизнь, – это воспоминание об одном инциденте (но это притом, что он смог бы правильно осмыслить ситуацию), когда в уже далекой молодости было у него небольшое «рандеву» с ветеринаром, в результате которого кот приобрел новый статус и перестал быть настоящим «мужчиной».

После этого грубого вмешательства в его личную жизнь круг интересов Григория заметно сузился. Из доступных развлечений у него остался незамысловатый набор: поесть что-нибудь вкусненькое, погонять мышей и опять что-нибудь поесть, а потом поспать. «Вопросы пола» его не интересовали совсем. Но его кошачья душа настойчиво требовала «хлеба и зрелищ». Поскольку «хлеба» было предостаточно, то «зрелища» он изобретал себе сам. Он не стал, как можно было бы подумать, опускаться вниз по пищевой цепи в поисках животного глупее себя для использования его в качестве спарринг-партнера для игр, а напряг свой интеллект и выдал следующее.

Теплой июньской ночью, когда все полноценные коты, собираясь мелкими группами, истошно орут, выясняя победителя по этой «дисциплине», наш «невоспетый герой» в одиночестве забирался на крышу здания пищеблока, подходил к началу сторожевой дорожки и начинал мяукать. Находящаяся на службе овчарка, дрожа от справедливого негодования, подбегала к стене пищеблока и, вопреки обыкновению, делая по этому поводу исключение – подпрыгнув, опиралась передними лапами о стену, яростно облаивала находящегося на крыше наглеца. Кот садился в позу мыслителя, подпирал лапами голову, закрывал глаза и слушал с нескрываемым удовольствием эту «какофонию», однако через пару минут сторожиха уставала лаять и замолкала. Но не тут-то было! Григорий, встрепенувшись, выгибал спину и начинал злобно шипеть в сторону овчарки, требуя «продолжения банкета». Это действо придавало новый импульс их взаимоотношениям – находящаяся на службе собака принимала этот фальшивый прием за «чистую монету» и захлебываясь, выдавала новую серию лая, а кот умиротворенно пребывал в задумчивой позе. Через некоторое время подобного общения, «шантажируемая сторожиха», очевидно, начинала догадываться об истинных целях усилий кота и старалась найти пути достойного выхода из этого замкнутого круга. Её женское начало выходило с инициативой и подсказывало, что, дескать, надо упасть навзничь, изображая обморок, однако служебный долг, а так же собачье самосознание не позволяло ей сделать этого. Таким образом, события развивались в соответствии с кошачьей задумкой и этот процесс мог продолжаться бесконечно, почти всю ночь, если бы не одно обстоятельство.

Госпиталь находился на двух верхних этажах большой стороны этого прямоугольника зданий. Окна палат госпиталя с одной стороны выходили на комплекс изолятора, а также пищеблока и были выше примерно на этаж от верхней точки крыши, любимого места пребывания кота Григория. По случаю теплой ночи створки окон были открыты, так что лай «шантажируемой» овчарки и шипение «шантажиста» кота эхом гуляли по каждой палате внутренней стороны госпиталя. Естественно, больные теряли сон, а через несколько минут и терпение. Однако среди больных из поколения в поколение передавалась устная инструкция по прекращению этого кошмара. Кто-нибудь из больных вставал, шел к холодильнику, доставал свою колбасу с явными признаками пребывания ее в коптильной камере, отрезал от неё кусочек весом примерно семьдесят пять – сто граммов, а затем со словами: «Гриша, возьми и успокойся», – кидал её на крышу в сторону этого кота–вымогателя. Расстояние до крыши было небольшое – метров восемнадцать – двадцать, поэтому посылка с колбасой чаще всего достигала цели. Гриша подходил к этому «подарку с небес», осторожно брал его в зубы и спускался к себе в пищеблок. Овчарка же с чувством выполненного служебного долга уходила и продолжала нести сторожевую службу в обычном режиме. Наступала тишина. В эту ночь и в последующие две-три ночи Гришина душа не жаждала больше развлечений, но вот проходило время и, при наличии хорошей погоды, «процесс» повторялся. Большинство больных госпиталя были сведущи в юриспруденции, поэтому считали, что если перевести эту ситуацию на человеческие взаимоотношения, то Гришу можно было бы, при наличии определенных обстоятельств, привлечь за вымогательство и получение взятки, но он был всего лишь котом, и потому эта «шалость» рассматривалась как его просьба о подкормке бедного «брата нашего меньшего».

Закончив эту занимательную историю, Владимир Иванович задумался, а потом изрек:

– Вот и думай теперь – есть ли разум у животных или нет!

Судя по последней фразе, с темой о животных было покончено, и уже ничто не мешало наступлению времени для обещанной истории, и я не ошибся.

Из прошлого опыта общения можно было сделать вывод, что рассказчиком Владимир Иванович был опытным, с явно философским уклоном и страстью к анализу рисуемых событий. Но больше всего я восхищался его способностью к изложению рядовых, а порой и драматических событий с легкой иронией, юмором и сарказмом. Эта особенность как-то незаметно заставляла слушателя сопереживать главным героям, несмотря на то, что их действия достойны лишь, мягко говоря, осуждения. Сосед в прошлом был сотрудником одной из милицейских служб, которой были «интересны» похождения главных героев его рассказа, поэтому он знал все подробности и детали повествуемой истории. Начал он издалека, описав вначале физические и психологические портреты главных героев, а также обстановку в стране на тот период, взаимоотношения в тогдашнем обществе, которые определили направленность тех или иных поступков участников событий. По манере изложения в нём угадывался опытный оперативник, который «роет и вглубь, и вширь по возникшей проблеме». Суть рассказанной истории была следующая.