Читать книгу Альпийская роза Приморья (сборник) - Геннадий Исиков - Страница 3

Сихотэ-Алинь.

Синяя, река, приток Уссури, берёт начало в горах, где тайга сохранилась в первозданном виде.

Утро. Солнце поднялось из-за хребта, осветило склоны и лесную дорогу, зелень первой травы. Лучи растворились в кронах кедров, елей и пихт. На ветках тополей, лип, амурского бархата, аралии и лещины набухли почки, они готовы вот-вот выпустить первые клейкие листья.

Вот, скрываясь среди кустов и прошлогоднего рыжего папоротника, тигр крадётся к небольшому стаду диких свиней. Рысь затаилась в ветвях в ожидании кабарги. Енотовидная собака пробежала к реке, оставляя на земле отпечатки лап. В кедровой тайге вольготно и барсукам, и соболю, и белке, и птицам, и насекомым, и редкому женьшеню.

На берегу реки просторная поляна, в её центре обозначен белой краской круг для посадки вертолёта, разбросаны жёлтого цвета двухсотлитровые бочки с маркировкой «Яд».

У кромки леса новый двухквартирный дом, он поблескивает стёклами окон. По всем приметам, в нём не живут: нет рядом ни сарайчика, ни навеса с запасом дров, ни бани, ни огорода. Дом вызывает смешанное чувство зависти и досады. По поляне бегает охотничья лайка. На ступенях крылечка сидит Виктор Степанов, молодой человек в противоэнцефалитном костюме, вязаной шапочке и кирзовых сапогах, у него на коленях раскрытая тетрадь в зелёной коленкоровой обложке. Он вспоминает своё объяснение в любви дома, в Ленинграде, и задумчиво смотрит на дорогу…

В тот вечер в ресторане отмечали защиту дипломов. Диана сидела напротив. Он познакомился с ней ещё на первом курсе, когда тут же, у доски приказов, на радостях и решили отметить зачисление в университет. Имена других девушек позабылись, а её запомнил. «Диана – Богиня охоты». Встречались в очереди сдавать экзамены, любезничали. Сейчас, живя в тайге, когда времени хватает понять свои поступки в прошлом, он понимал, что на первом месте тогда было не огорчить маму, ведь он у неё самый умный и послушный, иначе истерика. До любви ли тогда было? Сплошной мандраж. Любой экзамен надо сдать только на пятёрку. А в тот вечер в ресторане на выпускном вечере расслабился. Пообщался с друзьями, потанцевал с Дианой. Её грациозная осанка, изысканные манеры, причёска, выразительные и живые глаза, милый разговор всколыхнули в нём лирика. И он почувствовал, что и он ей не безразличен. Опять сели за стол. Шампанское, музыка, шум… И тут только он понял, что влюбился. Влюбился давно, на первом курсе, как с первого взгляда, как мальчишка. И было им тогда по семнадцать лет…

И сейчас, сидя на крыльце лесного кордона в ожидании директора лесхоза и главного лесничего из Владивостока, поглядывая на лесную дорогу, видимую до первого изгиба, ловит себя на мысли, что первую любовь он носит в себе все эти годы, а тогда он пошёл проводить её до дома.

– Прогуляемся?

Диана выразительно посмотрела на него, озорно сощурив глаза, и, наклонив голову, кивнула.

Они шли по набережной вдоль Невы, украшенной львами. Он читал свои стихи. Влажный тёплый воздух с Балтийского моря ласкал лица, руки, плечи. Небо играло красками белой ночи. Пришли к подъезду её дома. Тогда на него накатила волна чувств, и он попытался объясниться.

– Не надо, это выглядит несерьёзно. Завтра поговорим, – шепнула она.

…Видавший виды транспортёр на предельной скорости громыхает по лесной дороге, изрытой железными гусеницами. В распутицу, когда таял снег, в тайгу на вертолётную площадку, на вездеходе завозили железные бочки с ядом. К концу апреля земля высохла, и глубокие рытвины на глинистой почве обрели твёрдость кирпича. Машину слегка подбрасывает, когда она въезжает в рытвины или резко меняет направление на поворотах.

Салон полон молодых мужчин, одетых в противоэнцефалитные костюмы. Из-за шума двигателя и тряски все молчат и держатся руками за сиденья.

Виталий Кутелев, инженер лесного хозяйства Кавалеровского лесхоза, худощавый молодой человек, аккуратно подстриженный, с густыми слегка вьющимися волосами, карими глазами, и с аккуратно подстриженными усиками и бакенбардами, выглядит моложе своих тридцати лет. Он сидит на заляпанном двух спальном мешке грязно зелёного цвета и смотрит в иллюминатор. Мелькают деревья и кусты кедровой тайги. Он расстроен ссорой с женой. Четвёртая отлучка из дома за четыре месяца не вызывает радости в семье и он перебирает в памяти события. «Да!.. Если учесть, что зимой не было возможности съездить в Алма-Ату проводить в последний путь отца, то это была бы пятая поездка. И сколько я побыл дома за четыре месяца?., три недели!., январь и февраль сессия за шестой курс, в марте госэкзамены. Приехал домой. А в апреле защита дипломной работы!.. А её нет! Не написана!.. Что делать?..

…В прошлом году, на пятом курсе, с Анатолием Сламинским, мастером лесоэкспортного Ольгинского участка, выбрали одну тему дипломной работы: «Селекционная инвентаризация кедровых лесов».

К тому же, на совещании, главный лесничий Болотов Виктор Кимович, доложил директору, что планирует осенью собрать бригаду и заготовить кедровые орехи в лесных кварталах, отведённых в резерв Министерства обороны.

Для выращивания саженцев кедра нужны элитные семена, – и Болотов предлагал заготовить их именно там.

Виталий Кутелев отыскал в документах, что на склонах сопок рек Грушевой и Базовой сохранились ценные кедровые насаждения, возможно, элитные. Чтобы это доказать, предстояло каждое дерево описать по его признакам: толщине, высоте, цвету коры, её трещиноватости, очищению от сучьев. По сорока признакам. В другом месте, кедраче средней продуктивности, заложить другой участок из тысячи деревьев. Так же описать деревья. Если окажется, что в пади Грушевой запас древесины на двадцать процентов больше, то там элитный древостой, дикий и первозданный, имеет лучшие наследственные качества.

Предстояло застолбить два участка, заполнить паспорта и отправить их в Хабаровский научно исследовательский институт лесного хозяйства, а копии расчетов и паспортов и составят практическую часть дипломной работы.

Виталий во время отпуска, в начале августа, в сезон тайфунов, созвонился с однокурсником Анатолием. Договорились встретиться на лесовозной дороге у километрового столба с табличкой «25» перед Ольгинским перевалом и неделю пожить и поработать в тайге…

…Анатолий Сламинский приехал на мотоцикле с коляской. Для экспедиции он взял палатку, спальник, продукты, рыбацкие снасти. Виталий тоже собрал рюкзак с продуктами и одеждой. Загрузив его в люльку, сел на заднее сиденье мотоцикла.

С лесовозной трассы свернули и поехали по неприметной лесной дороге, ведущей к реке. Заброшенный зимник вёл к развилке притоков Левой и Правой Грушевой.

Лесная дорога петляла по берегу, вела по мелководью русла, вновь выходила на берег и вновь вела в верховье реки. Ехать пришлось против течения. Жалея мотоцикл, Анатолий чертыхался, объезжал крупные камни, но натыкался на них, отчего седоков подбрасывало, а дым из труб продолжал булькать в воде…

На слиянии двух горных рек нашлось место под бивак.

Погода хмурилась, небо заволокло тучами. Решили, что днём поработают, а ближе к вечеру займутся обустройством, расчистят место под костёр, приготовят ужин и установят палатку.

Затесали столбик из срубленной пихты и обозначили границу пробной площади. Приступили к работе, номеруя деревья и записывая признаки в тетрадь.

Заморосил мелкий нудный дождь. Одежда стала промокать. Анатолий пригляделся к тучам, они словно живые, наползали с востока.

– Если дождь начинается с обеда, то жди его на весь день. Похоже, что это тяжёлые тучи, дождя выпадет прилично и вода в реке поднимется. Если тайфун зашёл, то на неделю, и мы тут застрянем на полмесяца. Пока вода не спадёт. Сколько удалось деревьев описать?

– Тридцать четыре.

– Давай-ка бежать отсюда!.. Пока не поздно!.. Позже приедем, в сентябре.

Дождь усиливался, стало заметно, что вода прибывает.

Спрятав тетрадь с записями под одежду, Виталий устроился на заднем сиденье. Анатолий торопливо завёл мотоцикл, лесники заспешил по мелководью вниз по реке. В промокшей насквозь одежде выехали на трассу.

– Промедли ещё полчаса и пришлось бы нам спасаться в кедраче, и костёр сутками жечь! – оправдал побег Сламинский.

Попрощались. Виталий остался ожидать под елью попутного лесовоза. Приехав домой, натопил баню, погрелся.

Тайфун бесновался неделю.

Теперь было что сравнивать, доказать, что на Грушевой сохранился элитный древостой.

«Хоть и подтасовал, но с практической частью справился, – успокоил себя Виталий, – а вот с теоретической… бо-о-ольшая загвоздка». Сходил в библиотеку. Выдали книгу Мичурина о садоводстве… «Яблоня не кедр, – рассуждал Виталий, – о прививках, конечно, всё надо знать. Может когда-нибудь и заложу фруктовый сад. Когда работал в Алма-атинском лесхозе, эта книга бы пригодилась».

До защиты дипломной осталось меньше месяца.

Выручил случай. В лесхоз прислали приказ направить специалиста на повышение квалификации. Виталий решился. Выбора нет. Надо проситься в Уссурийск, найти научную литературу и писать дипломную работу во время лекций. Днём и ночью!..

Сказал о своём решении жене, а она в толк не возьмёт. Чуть не плачет. Не верит, что дипломной нет. «В августе прошлого года в тайгу ездил? Ездил!.. Ездил!.. Ездил!.. Дома вечерами расчёты делал?.. Делал!.. Работал?.. Работал!.. Таблицы чертил?.. Чертил!.. Нет!.. Не верю!.. Тут что-то не так!.. Ты любовницу в Уссурийске завёл, вот и рвёшься туда! А я, одна-одинёшенька, с сыном останусь!.. Воду из родника за триста метров таскать?! Дрова рубить?! Печку топить?! В детский сад сына по грязи на себе?!.. Ты обо мне… подумал?!».

Директор ситуацию понял.

…Фролов Виктор Петрович, декан, словно ждал, что Кутелев без него не обойдётся. Достал из стола дипломную работу, и сказал: «Теоретическую часть отсюда возьмёшь. Стиль написания измени. Цитаты, источники, формулы и выводы оставь. Расчёты свои приложишь. Покажешь, что получилось!».

Виталий полистал дипломную. Фамилия Мичурина среди учёных лесоводов не упоминалась, и убедился, что его решение верное, хотя и трудное для жены. А что делать?.. Заработную плату сохранил, иначе бы пришлось брать отпуск без содержания. Сбережений нет!..

На лекциях смеялись: «Только что «Госы» сдал, а уже забыл чему учили!.. Понимали. Видели, что лекции не слушает, а текст дипломной, раз за разом, переписывает.

Вот и защита.

Председателем Госкомиссии, заведующий кафедрой таксации Казахского сельскохозяйственного института оказался земляк Виталия. После окончания первого курса Виталий с семьёй переехал в Кавалерово, и ему пришлось слетать самолётом в Алма-Ату окончить второй курс, забрать документы и перевестись в Уссурийск.

Защита прошла на «отлично».

Декан-земляк остался доволен.

– А как иначе? – взбодрился Виталий, довольный похвалой профессора. – Таксация – любимый предмет…

– Не желаешь вернуться на родину? Возьму ассистентом. Алма-Ата – столица… всё же!..

Виталий понял земляка. Единственным факультетом, где преподавали только русские профессора, остался факультет инженеров лесного хозяйства. На остальных преподавали национальные кадры и принимали на учёбу своих. Прекрасно владея русским языком, расспрашивали на родном языке о родственных связях, местности, погоде. Можно и не готовиться. За учёбу заплачено поголовьем баранов.

В отместку русские уезжали учиться в Павлодарский сельхозинститут. Там студенты выставляли пикеты и не пускали казахов сдавать документы в Приёмную комиссию. Советовали ехать в Алма-Ату. Об этом рассказала соседка, подруга детства. В медицинский институт, не зависимо от национальности, платили и деньгами, по 800 рублей.

Вспомнил, как на первом курсе сдавал экзамен по инженерной геодезии. Предмет знал. В лесном техникуме на практике обучили всем видам съёмки. На один вопрос в билете не нашёл ответа в учебнике. Решил, что спросит у преподавателя на консультации.

Назначили на восемь вечера после занятий.

Ждали три часа. В этом выражалась степень уважения. Об этом ходили слухи. Если проявили, то… всем гарантирован успех. А с каким почтением поведёшь себя на экзамене, то и получишь… «Тройка». «Четвёрка». «Пятёрка».

Приехал молодой, лет сорока, с крупными чертами невозмутимого лица, прилично одетый казах. Окинул всех невидящим взглядом и стал ходить взад-вперёд у доски перед кафедрой.

– Есть вопросы?

В ответ молчание. Минута. Три. Пять. Спрашивать не принято. Тягостное молчание, после которого он отпускает студентов. Это означает, что понимающим друг друга сторонам, ясно, предмет знают.

О цене молчания Виталий узнал позже и задал вопрос из билета…

…Пять минут кандидат наук ходил у кафедры, мучаясь и меняясь в лице. Признаться, что сам не знает… ну… очень… не хотелось, но… выдавил.

– Не знаю.

На экзамене он даже не стал слушать. Забрал билет и вернул зачётную книжку.

Второй и третий заход на кафедру со студентами других групп дал тот же результат.

Виталий решил зайти с другой стороны, забыв о гордости, надо было поклониться. Вспомнил, что, когда учился в лесном техникуме, завучем был Сейсембаев Досым Кимбаевич, теперь он работал товарищем министра. Попросить повлиять на кандидата наук.

Встретились как старые друзья. Поговорив о семье, Сейсембаев предложил должность директора профтехучилища.

Открылась дверь министра, он шёл первым с высоко поднятой головой, за ним, по занимаемому чину, чуть отстав друг от друга, семенили первые, вторые замы, за ними первые, вторые и третьи замы первых и вторых замов. Это было заметно по тому, как они держат голову, по возрасту и одежде.

Бывший заведующий учебной частью по воспитательной работе в техникуме стоял в поклоне по пояс, как самурай перед императором, не смея поднять глаза.

Виталий сидел в кресле в углу у двери, наблюдая и пытаясь осмыслить картину раболепия, и не встал. Он был в шоке. Теперь он понял, в чём виноват.

Сейсембаев моргал Виталию, давая понять как надо себя вести. Не встав и не поклонившись, Виталий понял, что теперь завуч-товарищ у министра просить должность директора для своего бывшего ученика не станет…

…Защита. Профессор земляк ждёт ответа…

…После четырёх лет жизни в России возвращаться в Алма-Ату особо-то уже и не хотелось. И хотелось. В земле предгорий Тянь-Шаня лежат отец, бабушки и деды, их братья и сестры. Казачья станица Верная выросла в столицу Казахстана Алма-Ату. На Виктора нахлынули воспоминания. Двадцать четыре года жил, учился и работал. Женился. Увёз бы из таёжной глухомани свою семью обратно на родину к голубым елям Тянь-шаньских гор, в столицу, и посвятил бы себя преподаванию. Вернуться жить в Алма-Ату и жена бы согласилась, да жилья не осталось. Купить бы свой дом, да средств нет. Квартира родителей в Хрущёвском посёлке на окраине города занята семьёй брата и родителями. Вспомнился дом деда, он от института шагов пятьсот, на берегу горной речки Казачки продан. Деда нет. А в России квартиру от лесхоза получил. Сын в садике. Жена устроена. Помощником санитарного врача работает, школы и детские садики в сёлах и посёлках района контролирует. Нравится работа, коллектив дружный. Да и привыкли к жизни в таёжном посёлке. Северные надбавки и хорошее снабжение продуктами. В тайге грибы, ягоды, кедровые орехи…

…Из Уссурийска Виталий приехал с дипломом и значком на пиджаке. Жена немного успокоилась, но всё ещё не верила, что дело обошлось без любовницы. «Вернулся, значит»!., читал Виталий в её глазах настороженность и отчуждение. «Может быть, сама кого-то в поселке, за четыре месяца моего отсутствия, полюбила»! – как бы в отместку подумал он, и этот осадок на душе не даёт ему покоя. – Неделя прошла, как приехал домой, а директор лесхоза отправляет в тайгу на обследование очага, кал гусениц непарного шелкопряда считать, в говне возиться с утра до вечера… Ничего веселее не придумал».

Тишину нарушил лязг гусениц вездехода. Виктор встал со ступенек, спрятал в рюкзак зелёную помятую тетрадь и вышел на дорогу.

Переминая жижу раскисшей земли, вездеход остановился на поляне, заросшей медвежьим луком. Сизый дым облачком поплыл над дорогой, отравляя весенний воздух, напоенный ароматом весеннего сока берёз и хвои.

Открылась дверца, из машины стали выпрыгивать лесники в энцефалитных костюмах.

Главный лесничий Приморского управления лесного хозяйства Дмитрий Иванович Куваев, в штатской одежде, брюках и тёплом свитере, спустился из кабины водителя и подошёл к яркой бочке, той, что была поближе к вездеходу, развернул на ней карту.

Десять дней тому назад он созвал экстренное техническое совещание в конторе Кокшаровского лесхоза и выразил обеспокоенность тем, что разрастается новый очаг сибирского шелкопряда. Обычно вспышки повторяются через двадцать – двадцать пять лет. При благоприятных метеоусловиях для вредителя, тот способен объесть дважды за лето хвою деревьев, и они усыхают.

И в прошлом, и позапрошлом годах лето выдалось жарким. Иманский распространился на восьмидесяти семи тысячах гектаров. Невозможно было оказать помощь Спасскому лесхозу. В 1974 году замечено нарастание численности бабочек на реке Синей в Кокшаровском лесхозе.

17 апреля 1976 года принято решение начать работы по выявлению численности зимующих гусениц, и отдан приказ от каждого лесхоза направить в командировку в Кокшаровку по два специалиста.

Снег быстро растаял, гусеницы поднялись в крону и стали объедать хвою.

Вчера, 28 апреля, на вечернем заседании Куваев поблагодарил прибывших инженеров, объяснил им ситуацию.

– Надо срочно определить границы очага. По данным, собранным вами, определим, как идёт процесс. Идёт затухание или он усилится в следующем году. Возможно, опыление ядом и не потребуется. Хотелось бы в это верить. На каждой пробной площадке вы посчитаете количество экскрементов, оставляемых гусеницами каждого возраста. И ещё. От вас требуется соблюсти технику безопасности, чтобы вы вышли из тайги благополучно. Выбор места под ночлег должен обеспечить вам безопасность как от зверя, а весной он с малышами очень опасен, так и от простуд и воспалений. Земля ещё не отогрелась, на северных склонах промёрзшая. Старайтесь останавливаться на ночёвку в зимовье, они от маршрута в стороне, но налегке лучше сделать крюк в несколько километров, и переночевать под крышей, чем под открытым небом. Не лето – опасно. Использовать в случае ночёвки у костра жерди, кору деревьев, лапник, и вернуться с маршрута вовремя и здоровыми. За вами следом пойдёт ещё одна группа, так что делать на стволах деревьев видимые затёски с двух сторон…

Из кабины водителя вездехода выпрыгнул на землю директор Самарского лесхоза Зубов Вячеслав Федорович – в форменном костюме, в тёмной рубашке при галстуке. Подошёл к Куваеву, достал из кармана список специалистов и лесников.

– За результаты обследования по маршруту номер три в Журавлёвском лесничестве назначен инженер Кавалеровского лесхоза Кутелев, а проводником лесник обхода Степанов.

Два молодых парня отделились от группы куривших сигареты и протянули друг другу руки для знакомства.

– Виталий.

– Виктор.

Они подошли к бочке с ядом.

– Задание у вас на руках? – спросил Зубов. – Карта, схема движения, дневник учётных записей?

– Да.

Виталий достал пакет из кармана, отпечатанный на пишущей машинке тетрадный листок в линейку, развернул схему.

– Вам предстоит работа в пересечённой и труднодоступной местности. Ни дорог, ни троп там нет, – его голос звучал спокойно и твёрдо. – От квартального столба семьдесят пять идти на восток по просеке девять километров до второго визирного столба на водоразделе, – он показал пальцем в глубину долины, закрытую деревьями. – Затем повернуть на юг и двигаться шесть километров по визиру через верховье Правой Синей к водоразделу. Далее буссольным ходом по румбу северо-запад пятьдесят шесть градусов идти шесть километров до зимовья. Затем пять километров тропой по левобережному склону Правой Синей до исходной точки маршрута. Итого преодолеть двадцать шесть километров и заложить двадцать шесть учётных площадок, по одной на километр. Ход пройти за пять дней.

– Выступайте на маршрут, – обратился к инженеру. – Проводник у вас опытный. Желаю успехов, – он протянул руку. Лесники обменялись пожатием с Куваевым и Зубовым.

Кутелев вернулся к вездеходу и забрал из него выцветший рюкзак и двухместный спальник, связанный веревкой. Зубов, открыв дверцу кабины водителя, пропустил вперёд Куваева. Начальство устроилось на переднем сиденье, им предстояло расставлять людей на маршруты в других распадках лесничества.

Вездеход, взревев и выдав густую струю сизого дыма от солярки, дёрнулся, поехал, набирая скорость и лязгая гусеницами. Вскоре он скрылся за поворотом, и деревья его поглотили. Наступила тишина.

Тропа повела в тайгу через поляну, изрытую вездеходом в распутицу, когда завозили бочки с ядом. Теперь рытвины высохли, и приходилось через них прыгать. Настроение у Виталия испортилось. «С этим спальником я быстро выдохнусь. Его надо оставить в доме на поляне. А спать придётся у костра в одной курточке. Ситуация не из весёлых… Даже не верится, что тут только что разговаривали люди и лязгал вездеход. Теперь среди тайги мы остались вдвоём, да ещё лайка. А тайга шуток не любит. Магазинов нет. Хватит ли нам еды на пять дней?.. Виктор, судя по тому, что у него пустой рюкзак, продуктами не запасся… да ещё придётся кормить чем-то собаку. А что у меня есть?.. Десять банок тушёнки, две – сгущённого молока, пять банок рыбных консервов, десяток картофелин, пачка чая, полкилограмма сахара, три булки хлеба, понемногу гречневой и рисовой крупы. Рассчитывал на себя. Не густо. В рюкзаке шерстяной свитер, прозрачная клеёнка на случай дождя, носки, аптечка, спички, рабочая простынь. Да ещё вот этот спальник. До чего же с ним неудобно. Обе руки заняты. И зачем я его взял?.. И в тайгу с ним не попрёшься, и не выбросишь. Из зарплаты за него удержат. Он, конечно, выручил, и когда ехали в директорском «Москвиче» в фургончике без сидений, и когда ночевали в Самарке, и удобно было на нём сидеть в тряском вездеходе. Но ходить пять дней по тайге в обнимку с ним не получится».

– Может, в этом доме спальник оставим?

– В зимовье бросишь, – спокойно обронил лесник, наблюдая, как Виталий то закидывает его на плечо, то несёт в руках.

– Разве ты не здесь живёшь?

– Нет. В землянке.

– А этот? – Виталий кивнул в сторону дома на поляне.

– Закрепили за мной, но живу в лесу неподалёку, – он махнул рукой в сторону реки. – А здесь ночуют учёные, лётчики. Эта поляна по паспорту обхода – вертолетная площадка. Яд завезли, дуст, травить гусениц. Видел бочки? Так бы и траванули, да то ли погода подвела, то ли ещё что. Задождило, снег выпал, ветер разгулялся. Пока раскачались – гусеницы до хвои добрались. А оно и к лучшему. Не то бы зверей да птиц потравили.

Лесники шли через поляну по рытвинам от следов вездехода, то попадая в глубокую колею, то на бугры, они подсохли, приходилось менять шаг, лесники спотыкались, и это вывело Виталия из терпения. Не прошли и ста метров, а спальник замучил, из-за него не было видно тропы и куда наступать, и он спотыкался едва не на каждом шаге.

– Вон как поляну изнахратили!

– А черемши сколько погубили!

Лайка бежала впереди Виктора, виляя своим пушистым хвостом, радуясь, что она снова в тайге.

Тропа повела среди деревьев по берегу реки. Виктор остановился у старой дуплистой липы, осмотрелся по сторонам, подпрыгнув, зацепился за нижний сук дерева, легко взобрался чуть выше и вытянул из дупла ружьё.

По еле заметной тропе вдоль берега вновь пошли вверх по течению.

– Смотри! – лесник остановился и показал рукой на середину реки. – Ленки вверх пошли.

– Где? – Виталий внимательней стал смотреть на водную рябь.

– Да вон! Два ленка идут. Крупные.

Сквозь толщу прозрачной воды, в лёгких отблесках преломления, на какие-то мгновения блеснули серебристые тела.

– Эта рыба любит спокойную воду, – задумчиво пояснил лесник. – Кто-то их выгнал из заводи ручья. Как думаешь? Что заставило их выйти на стремнину?

– Медведь, наверное.

– Ответ один. Рыбаки вспугнули… Или охотники. Кто-то в моём обходе хозяйничает.

– Нет. Не вижу твоих ленков.

В лучах утреннего солнца Виталий увидел на ряби реки лишь отражённую синеву неба, зарослей кустов и деревьев.

– Проехали. Идём к землянке. – лесник зашагал быстрее.

Метров через триста повернули к ручью, затерянному среди деревьев. Тропа повела мимо чахлой рощицы. Виталий остановился, присмотрелся и удивился сделанному открытию.

– Это тис! – радостно воскликнул он.

Тёмно красноватая кора, одиночные хвоинки. Сквозь ветви и веточки с трудом пробивались ярко-золотистые лучи солнца, они освещали землю, на которой не росло ни травинки. Картину тайги тысячелетней давности, влажного и тёплого климата дополняли зеленоватые мхи на полусгнивших стволах, наваленных друг на друга.

– Да. Тис. – Виктор обернулся поддержать разговор. – Считают, что его невозможно пересадить. Не принимается, говорят. Засыхает. А у меня получилось. Весь секрет в том, что высаживать на новое место подрост надо ранней весной и только в дождливый год.

– Так как его угадаешь?! В Приморье, по-моему, вечно сырое лето.

– По народным приметам. Если зима снежная, то лето сухое. И наоборот. Среднегодовое количество осадков постоянное, но надо ещё делать поправку зимой на снегопады, а летом на тайфуны. А они у нас в начале августа… Природа сама подскажет.

– И как? Удался эксперимент?

– Возле конторы лесничества принялись. У зимовья посадил. В разных местах обхода рощицы заложил, вблизи ручьев, в тени больших ёлок. Тис живет тысячу лет, даёт мало семян, они плохо всходят, поэтому тис редкость, – он говорил, не спеша, тихим голосом. – Ладно. Пойдём. Ещё встретим такие рощицы. Поторопиться надо, чтобы в зимовье заночевать, а для этого лишний крюк сделать придётся, километра три в сторону от маршрута.

Тропа вела вглубь тайги.

– А вот и мой дом.

За деревьями показалась солнечная поляна. Было видно, что большая её часть перекопана с осени.

Под елью лавочка и столик. На столбике, врытом в землю, умывальник. Неподалёку бугор, на нём распустились первые весенние цветы: ветреницы дубравные, маленькие белые, и от того трогательно нежные среди прошлогодней жёлтой листвы.

– Я на минуту, извини. Что-то нашло. Запишу пару строчек. А ты в зимовье зайди, посмотри моё убежище и спальник оставь. Вход здесь, – махнул рукой Виктор в сторону бугра.

Достал из кармана рюкзака зелёную тетрадь с привязанной к ней шариковой ручкой, присел на лавку за стол, задумался. Над его обходом нависла угроза. Если очаг шелкопряда удержится ещё несколько лет, кедровая тайга на реке Синей засохнет…

Он представил, как зимой лесорубы валят вековые стволы кедров и елей. Он услышал гул войны с Природой. Усохшая тайга в дыму бензопил, скрежете металла, визге двигателей автомобилей, лязге гусениц тракторов-трелёвщиков. Эхо разносит по склонам сопок грохот падающих деревьев. На лесовозы «Каматцу» грузят двадцатипятиметровые стволы, их везут на нижний склад, там распиливают на брёвна и отправляют в порт, а там кораблями в Японию.

В Сихотэ-алинских горах лесоповал…

СЛОВА невидимо спустились на стержень ручки и легли на бумагу.

…Виталий пошёл к землянке. Спустился по ступеням, за ручку потянул дверь, сделанную из колотых пластин кедра. Пахнуло древесиной, золой, сушёными травами и корнями элеутерококка. «Как он живет здесь?» – подумал Виталий. Коробка двери сделана из бревен. Землянка врыта в землю. Свет падает через окно в крыше, стоят сумерки. Это скорее военный блиндаж, сложенный из ошкуренных стволов осины. Замка на двери нет. Выходит, что дверь не запирает. Ни продуктов, ни одежды. В углу железная буржуйка с калорифером, обложенная камнями-окатышами.

Виталий сбросил с плеча на широкий топчан спальник, расправил его. У топчана стена зашита кедровыми плахами до потолка, чтобы не тянуло сыростью. Несущая балка потолка подпёрта тремя столбами. Видны тёсаные брёвна, кора кедра, она не позволяет осыпаться земле сверху.

Осмотрев землянку, Виталий поднялся на поверхность.

Виктор вложил ручку в блокнот и засунул его в карман рюкзака.

– Присаживайся. Я сей момент.

Виктор сходил в землянку, принёс сумку. Застелив клеёнкой стол, выложил копченого ленка, поджаренную на масле лепёшку, поставил кружки под чай.

– Момент!.. Сготовим кипяточку, закусим и дальше пойдём.

С одной спички Виталий поджог сложенные мелкие сухие веточки хвои, добавил сушин. Костёр занялся языками пламени, стал лизать котелок с водой.

– Что мы имеем с тобой из продуктов? – поинтересовался Виталий, обеспокоенный отсутствием у лесника рюкзака с продуктами. – «Почему он не взял с собой даже булки хлеба?..»

Виктор сходил в землянку и вернулся с потолстевшим рюкзаком.

– У меня картошка, кедровые и маньчжурские орехи. Остальное в тайге. Ружьё и лайка при мне. Рыба в речке.

Виталий прикинул, что припасов, пожалуй, хватит готовить горячий ужин.

– Как ты тут живёшь?

– Погреб в землянке не промерзает. Выращиваю картофель, кукурузу, тыкву, капусту, морковь, свёклу, арбузы, – он показал рукой на огород с прошлогодней ботвой и высохшими и обглоданными стеблями кукурузы. – Всё растёт. С хлебом сложнее. Мешок муки привезу из села и пеку или жарю на сале лепёшки. Бывает, что и кабанчика на зиму подстрелю или изюбря.

Всего для жизни хватает. Кроме женщины. Привёл из деревни зазнобу, она неделю пожила в землянке и волком взвыла. Сбежала.

– Ты родом из Самарки? – спросил Виталий, наблюдая за ловкими действиями лесника.

– Да нет, я из питерских.

– Из самого Ленинграда?! И каким ветром тебя занесло в эти дебри?..

– Уже не дебри. Тайга вся исхожена вдоль и поперек, испоганена вырубками и пожарами. Видел усыхающие ельники.

– Это от смены климата усыхают ельники, а на Синей на моём обходе вот такая напасть, шелкопряд губит кедрачи… А ты как в Приморском крае оказался?

– А я в Алма-Ате родился. Восемь классов окончил, жил. Случайно попалась газета с рекламой. Лениногорский лесной техникум приглашал учиться на техника-лесовода. Спросил совета у своего любимого деда, что это за профессия? А я ведь хотел в техникум на пчеловода учиться. Такой техникум на весь Советский Союз, оказывается, один. В Ленинграде. Родители побоялись отпускать. Дед одобрил, сказал, что это по-старому – объездчик, начальник над лесниками. Объездчик в лесу – большой человек, он пчеловодам отводит места, где им с пасеками стоять, а уж ульев с пчёлами пасечники тебе надарят. Будет у тебя своя пасека с такой профессией. Хлебная профессия, не пропадёшь. А затем и судьба так сложилась, что родители жены задумали на Дальний Восток уехать. Вот так и попал в Уссурийскую тайгу. Провидение помогло, не иначе. Судьба такая.

– Ты веришь в мистику?

– Я верю в высший разум. А он где-то тут, рядом с нами живёт, и наблюдает за каждым из нас.

– Ага. Тени предков: прабабушки, прадедушки.

– А что?.. Вполне и так может быть. Как выглядит этот самый разум, кто он не знаю, но он есть.

– Так сразу после учёбы сюда и приехал по направлению?

– Окончив учебу, работал помощником лесничего в Нарынкольском лесхозе в Тянь-Шаньских горах. С директором ходил вблизи Хантенгри охотиться на маралов. Затем три года работал в пустыне Сары Ишикот Тау, в дельте реки Или, в девяноста километрах от озера Балхаш. Поступил в Алма-Ате в сельскохозяйственный институт на факультет инженеров лесного хозяйства, а окончил в этом году в Уссурийске заочно в марте, месяц назад. Есть семья, жена, сын, ему в мае четыре года будет.

– А мне мама помогла. С детства такой заботой окружала, что когда университет закончил, то невмоготу стало… Чуть кашлянешь – тебе гору таблеток. Простыл – в шарфы укутает, чай с малиной и под одеяло. Лечение до абсурда доходило. К докторам у меня ненависть. Мама не работала, мне жизнь посвятила. Папа полковник, с утра до ночи на службе. Частенько переезжали из гарнизона в гарнизон. Находил время и со мной заниматься. Затем армия, тоже серьезная школа. В общем, надоели мне мамины поучения по поводу ещё не прожитой жизни. Взял у отца ружье, патронташ, запас пороха, пуль, картечи, дроби, какие были рыбацкие снасти, и махнул на поезде в Хабаровск. Там доехал до ближайшей таёжной деревни, поднялся на хребет Сихотэ-Алиня и взял курс пешим ходом на Владивосток, но не дошёл. Остановился на этой реке Синей. Устроился на работу лесником. Построил блиндаж. Живу.

Виталий оторопело смотрел то на Виктора, то на костёр. Он потрескивал, пламя обволакивало котелок, дым ел глаза, вода кипела, а в ней бултыхались кусочки варёного мяса. Виталий достал из рюкзака пакет с вермишелью, взял добрую жменю, бросил в котелок, помешал ложкой. «Как?! Пешим ходом по хребту Сихотэ-Алиня?! Не по дороге! От одной вершины горы к другой?! И так сотни километров! По водоразделу?! С одной сопки на другую?! По дебрям?! За этими горами на берегу Японского моря, в бухтах Светлая, Максимовка, Амту, заключенных прятали. Там лагеря ГУЛАГа до войны были. Оттуда убежать-то было немыслимо!.. Вот тебе и маменькин сынок!.. Наверное, в отца удался.

– Так всю дорогу и ночевал под открытым небом?

– Спускался к ручьям, к рекам. За водой и порыбачить. Набредал изредка на зимовьё. Понял, в каких местах охотники ставят избушки. Там и сухари оставляют, и муку, и крупы. Пользовался. Стрелял барсуков, коз, свиней. Коптил мясо и дальше шёл. Дошёл до этой реки. Таких кедрачей, как на этой реке, больше нигде не встречал. А главное, климат прекрасный. Лето как лето. Зима как зима. Не то, что балтийская погода. Подработать в лесхозе можно на кедровых орехах по осени.

– А тебе тут не одиноко?

– Бывает. Зимой скука. День короткий. Капканы проверишь, поохотишься. То со шкурами возишься, то с мясом, то орехи щёлкаешь, чаёвничаешь. Коплю деньги дом в Самарке построить. Не век же одному жить.

– Нашёл себе кого?

– Было дело. Привёл как-то в тайгу, в свой блиндаж, из посёлка одну молодую, она неделю пожила и взвыла. Сбежала от такой жизни.

– Деток от неё нет?

– Нет.

– Но тогда для кого?.. Для чего жить?..

– Да, ты прав. Семью пора заводить. Но возьму в жёны только таёжницу. Чтоб тайга была для неё родным домом. Не ныла по пустякам. От болезней травами лечила. Хочу жить на свежем воздухе, и трудиться на земле. Городская суета не для меня.

– А в Питере у тебя разве любимой девушки не было? В молодости все любят.

– Была. Но это отдельная история. Помню её. Поначалу, когда в лесхоз устроился, письма писал, что б приехала посмотреть тайгу. Но и тогда сомневался, что приедет и, тем более, что останется. А я в город не вернусь.

Позавтракав, лесники собрали в рюкзаки помытую посуду.

– Ну, что? Идём дальше? – улыбнулся Виктор. – Надо засветло до зимовья добраться.

Виталий достал из кармана кальку с копией карты, развернул на столике, посмотрел на компас, ремешком притянутый к запястью левой руки, и сделал геодезическую привязку от землянки до квартального столба. Предстояло подниматься три дня до водораздела, а затем за три дня вернуться обратно.

– Будем через каждый километр вести пересчёт экскрементов, а это час ожидания, пока они нападают. И, поспешай, отмеряй другой километр. График жёсткий.

– Пойдём вверх, здесь склон пологий.

Виктор надел рюкзак за спину, и, повесив на плечо ружье, пошёл первым между деревьев.

– Там есть старый визир, по нему легче идти. Лесоустроители вырубили чапыжник вдоль тропы на метр шириной. Сэкономим время.

Громады горного хребта в верховье реки Синей величаво смотрелись на фоне синего неба и зелени тайги. Сихотэ-Алинь и есть разлом тектонических плит. Восточная плита, более горячая, уходит в Тихий океан. Миллионы лет назад магма снизу выдавила вулканами цепь гор. Все вулканы богаты рудами, редкоземельными и цветными металлами.

Виталий это знал. Заброшенная в тайге деревушка Кавалерово из двадцати дворов превратилась в благоустроенный районный центр. В годы войны там стали добывать самое чистое олово. Из Якутии прислали триста старателей, и они вручную дробили богатые касситеритом жилы, обжигали на костре и отмывали в лотках как драгоценный металл.

Какие богатства скрыты в этих горах!.. И сколько их?!

– А тебе не встречались выходы кварца с прожилками золота? – интригующе спросил Виталий.

– Рудное золото – редкость. Не встречал. Интересные камни находил. Гранат. Вулканические бомбы. Камни с металлическим блеском. Геологи эти выходы жил описали, да видать, руки не доходят богатства осваивать.

– Плановая система. Всему своё время. Значит, пока нет такой необходимости. Хотя бы освоить то, что рядом с посёлками есть. Наверное, и здесь со временем построят рудники, фабрики, жилые микрорайоны. Не так всё просто, как кажется на первый взгляд.

Лесник шёл легко, рассказывая на ходу, показывал рукой на тайгу то в одном направлении, то в другом, где видел геологов, выход любопытных для него горных пород.

Останавливаясь, Виталий разглядывал горы. «Сколько загадок и тайн они хранят? Сколько малых ручьёв и больших речушек, скрытых деревьями, сбегают вниз по склонам в реку Синюю, а она впадает в Павловку, а та Уссури. А мы поднимаемся в верховье одного из притоков великого Амура-батюшки».

Передохнув, он догонял лесника, зарекаясь не отставать, но быстро уставал и вновь останавливался отдышаться.

Солнце поднималось всё выше, и воздух прогрелся. С каждой сотней метров чаще стали встречаться могучие кедры и ели. На этом склоне ещё никогда не вырубали лес. Виталий остановился и удивился липе, настолько огромной, что она поражала воображение. По обхвату ствола можно было бы дерево принять за тополь, если бы не кора: у липы она особенная, из неё плетут лапти. И веточки тонкие, и почки красновато-коричневые. Листва не распустилась.

Виталий услышал еле слышимый шорох, словно вдруг пошёл сухой дождь, насторожился и внимательно осмотрелся вокруг себя. На прошлогоднюю листву падали тёмные капли, кал гусениц. К липе примыкали кедры. Зелёную хвою окружающих его деревьев поедали тёмно-зелёные гусеницы величиной с мизинец и поменьше. Стало понятно, они с Виктором вышли на место плотного поселения непарного шелкопряда.

Прошлой осенью гусеницы спустились на почву, собрались в небольшие кучи, чтобы пережить зиму в лесной подстилке под слоем листвы. Ранней весной опять поднялись к сочной хвое на зловещее пиршество.

Кедры, ели, пихты способны повторно выбросить из спящих почек молодую хвою и выстоять в очаге, но если плотность этих маленьких чудовищ чрезвычайно высока, то к концу лета в тайге остаются голые деревья, и они усыхают. Лес умирает. Затем на голые деревья нападут жуки, вторичные вредители, они вгрызаются в древесину, оставляя бесчисленное множество ходов. И она после этого для строительства не годится. Природа сама борется с заболевшим лесом.

В ходы, оставленные жуками, попадают споры грибов. Древесина становится и вовсе рыхлой. Ураганы, тайфуны валят деревья на землю, а бактерии завершают пиршество, превращая древесину в труху. Ствол, лежащий на земле, покрытый грибами, мхами и лишайниками, через сотню лет опять становится землёй.

Виталий стоял среди больной тайги. Выстоит ли она перед натиском гусениц?

За кедром на огромной старой ёлке такая же картина. С веток, облепленных гусеницами, сыпется на землю серый дождь кала. Виталий обошёл ель и, поскользнувшись на скользком корневище, схватился за стволик аралии, «чёртова дерева», прозванного так за крупные острые шипы. Острая боль пронзила ладонь. Виталий чертыхнулся с досады, остановился, переводя дыхание, извлёк несколько заноз. Но на крутом склоне, карабкаясь, скользя по склону вниз, приходилось хвататься за любой куст или стволик, и заноз добавлялось. Спеша за лесником, он стал присматриваться к растениям и обходить заросли.

«Моя проблема в том, что в тайгу выезжаю редко. У меня, аналитика: сколько можно вырубить кубометров древесины, исходя из прироста за год по кедру, ели, лиственнице, дубу, березе; внести изменения в материалы лесоустройства, отметить на карте, где посажен молодой кедр и вырублен постаревший, проверить правильность расчетной лесосеки, допустимую плотность насаждения; оформить лесорубочные билеты под главную вырубку для леспромхоза и лесничествам на уход за молодняком, под осветление, прореживания, прочистки, на санитарные рубки. Но одно дело в кабинете и другое – оценивать всё, что происходит в природе. Документы. Документы. Документы. Тридцать папок по всем направлениям лесоводства».

Солнце поднялось к зениту, воздух прогрелся. Склон горы оказался затяжным и пологим, и постепенно к Виталию пришло второе дыхание, он почувствовал, что рюкзак заметно потяжелел, и на всём теле появилась лёгкая испарина.

Лесник шёл впереди, поспешая к водоразделу. Защитного цвета энцефалитный костюм мелькал за деревьями, сливаясь с сухой травой, ветками, корой стволов. Виталий не выпускал из виду Виктора, чтобы не остаться один на один с тайгой и думал: «Каким-то странным и необъяснимым образом у меня всё складывается всё в жизни. Мечта таинственным образом сбылась. Он идёт по Уссурийской тайге за проводником, как когда-то Арсеньев с отрядом шёл за Дерсу. В сотне километров от этих мест ниже по течению Синей они проходили, и при переправе через реку у них утонули оружие и припасы».

Вершины хребтов вырастали как из-под земли, становясь выпукло зримыми. Лесники поднялись на водораздел, довольно пологий, просторный. Открылась панорама диких гор. На переднем плане стволы гигантских размеров кедров и елей. Вот стволы липы растут из одного корня!.. Лианы винограда, обвивая ветви деревьев тянутся к вершинам. В зарослях лещины лианы лимонника!.. Первозданная красота!..

– Делаем привал! – крикнул Виталий, снял фуражку с гербом лесного ведомства, вытер платком пот на лице и шее. Его тело наполнила усталость. – Заложим пробную площадку, – он сбросил рюкзак и, развязав его, достал простынь, расстелил под ближайшим кедром, посмотрел на часы. – Ждем час, затем подсчитаем, сколько экскрементов оставили гусеницы, а пока перекусим, – он достал из рюкзака хлеб и банку тушёнки.

– Может, сварим супчик? – предложил Виктор.

– А почему бы и нет? Конечно, с супчиком веселее будет и собачке достанется.

Виктор отодрал с берёзы кусок бересты, сухих веток и с одной спички разжёг костёр.

Соорудив треногу, подвесил котелок, налил воды из фляжки, посолил, почистил и порезал картофель. Открыв тушенку, вывалил её в котелок и закрыл его крышкой. Пошёл за дровами к высокой ели.

Когда закипела вода, Виталий достал из рюкзака пакет с вермишелью, взял добрую жменю, бросил в котелок, помешал ложкой.

– Вот, черти! – из леса послышался возмущённый возглас Виктора. – Иди сюда! Посмотри, что натворили! – возмущение его нарастало.

Виталий подошёл к толстенной ёлке.

Лиана винограда, толщиной с ладонь, сантиметров шестнадцати, тянулась вдоль ствола в верхние ветки и окутывала их.

– По всему видать, что этому содружеству сотни лет!.. – восхищённо воскликнул Виталий. Закинув голову, он пытался разглядеть стебли лианы на макушке ёлки. – У меня нет слов! Я такой мощный экземпляр ещё не видел!..

– А ты сюда посмотри! Метровый кусок вырубили.

И тут только Виталий заметил, что куска лианы у самой земли не хватает.

– Для чего?! Для личной коллекции?.. Похвастать?.. Друзьям показать?.. На поделки?.. Можно шкатулки сделать, трость. Древесина-то редчайшая. Шестнадцать сантиметров в диаметре – это как пихта молодая второго класса возраста, сорока лет.

– Что за негодяй тут зверствовал. Такая лиана погибла!.. Ягод винограда на ней, знаешь, сколько было?! Я тоже таких лиан не встречал! Кисти крупные, как на культурном винограде. А здесь тайга! Никто виноград не садил, не прививал, сам такой вырос!

– Кисти полные, говоришь? В прошлом году, в августе, во время сенокосной страды, на берегу реки Зеркальной, между сёлами Устиновка и Суворово, мне лесник показал молодую лиану винограда на ёлке высотой метров десяти, она обвивала все ветки так плотно, что смотрелась как специально украшенная кистями дикого винограда. А в сентябре в лесхоз приехал научный сотрудник из Ставропольского НИИ виноградарства Потапов.

– Ищу белый виноград, – объяснил он цель поездки в кабинете директора лесхоза на неплановом техническом совещании лесничих и инженеров.

– Нет белого винограда, – ответил за всех директор. Не слышали о таком. Растёт актинидия, с белыми ягодами, кыш-мышь.

– Про актинидию я курсе. Она для скрещивания с виноградом не годится. Нужен подвой белого винограда, чтобы получить новый сорт, пригодный для выращивания в средней полосе России и, возможно, на Дальнем Востоке. Он должен отличался высокой урожайностью. Очень высокой. У актинидии ягоды очень сладкие, вот таким должен быть и белый виноград в диком виде. Вот тогда я и заявил, что очень урожайную лозу винограда мне показал лесник Беляев. Она растёт на ёлке в Тадушинском лесничестве, перед Устиновкой, на нашем покосе.

– Покажи! – приказал Князев.

– Покажу.

– Автобус выдели нашему гостю, – кивнул механику Яковенко. Часа три вам хватит съездить посмотреть?

– Это пятнадцать километров от лесхоза. Час на дорогу в оба конца, и два на ваши исследования. Управитесь? Потом автобус за рабочими в лес поедет.

– Хватит. Управимся.

Автобус остановился на краю скошенного луга. На нём, как на картине живописца, красиво смотрелись три стога сена. Титов, водитель, пошёл собирать шиповник, а Кутелев повёл Потапова по таёжной тропинке к редколесью. Среди подрастающего леса хвойных деревьев выделялась ель метров десяти высотой, а с неё свисали крупные гроздья дикого винограда: сотни, они ещё не созрели, нежно-синеватая кожица говорила об этом.

– Ты понимаешь?! Это же уникальный случай?! Нет! Ты не понимаешь!.. Это редчайшее явление. – Потапов, сражённый впечатлением от увиденной картины, долго не мог успокоиться. Восхищение играло на его загорелом лице. – Науке известны единицы таких случаев. Такую лозу берегут, ей цены нет! Эта твоя лоза двудомная!..

– А я особого значения и не придал этой ёлке, увитой лозой. Лесник мне показал место, а я планировал осенью собрать с неё урожай и вино поставить.

– Уникальность в том, что эта лоза – двудомное растение, здесь женские и мужские цветы рядом, поэтому и происходит полное опыление, в итоге – гроздь полная. Обычно дикий виноград однодомен. Поэтому в тайге урожайность его почти никакая. На этой лозе виноград пока не дозрел, поспеет к заморозкам, но он пригоден для получения семян.

– Урожай невиданный!

– Для науки эта лоза находка. Редчайшая. Кисти полные, ягодка к ягодке. Именно с таких лиан берут семена для выведения нового сорта. А затем уже скрещивают с разными сортами между собой и добиваются сахаристости, размера кисти, устойчивости к болезням, грибковым заболеваниям, солнечным ожогам. Уссурийский виноград интересен тем, что переносит январские оттепели и не вымерзает. Для разведения в промышленных масштабах под Волгоградом этот признак имеет исключительное значение.

Ученый достал секатор.

– Будь так добр, нарежь молодых ветвей с кистями. Лозу порежу на черенки, а из кистей после дозревания ягод отмоем семена и посеем. Через два года каждое растение даст плоды. На них будем прививать другие сорта, будем скрещивать, пробовать разные варианты; посмотрим, что из этого получится.

Виталий залез на дерево и сбросил молодую лиану с кистями винограда.

Потапов подобрал её и тут же начал считать количество ягод в кисти, насчитал в ней более ста ягод.

– Невиданное дело!.. Для одной лианы урожай необыкновенный!

Виталий срезал далеко не все кисти, многие оставались висеть на ветвях ёлки, слез с дерева и помог собрать урожай.

– Давай-ка, я сфотографирую тебя.

Виталий взял в руку горсть лиан. Получилось эффектно. Наполнили мешок.

– Выведу новый сорт и назову твоим именем! – разгоряченно заверял ученый.

– Не скромно. Да и моей заслуги в этом нет, – отнекивался Виталий. – Лиану мне лесник показал.

– В природе есть место чудесам. Они местному населению известны, а первооткрыватель тот, кто описал новый вид, или разновидность. Эту лиану ты показал, и новый сорт винограда будет носить твоё имя. Последний раз такую лозу описали в 1936 году.

– Если так принято делать, то дайте новому сорту имя моего деда, казака и чекиста Шевченко. Его брата живьем басмачи в землю зарыли. И мне будет память о предках, и в честь кобзаря украинского. Прямых потомков у поэта не было, а фамилия распространенная. Всё равно, по дальнему родству из глубины веков все из одного рода племени. Пусть виноград радует людей урожаем, удивительным вкусом. В Приморье живёт много людей из Малороссии, Украины, Закарпатья. Все мы славяне, хотя и разных национальностей. В нашем понятии Русь, Россия, Советский Союз – единое пространство.

Осенью пришло письмо от Потапова, в нём он сообщал, что семена посеяли. А вот в ягоде оказалось очень мало сахара. Для виноделия надо, чтобы в них было не менее пяти процентов. Потапов попросил найти в тайге такую лозу, с которой бы птицы клевали ягоды. Это признак пригодности амурского винограда для промышленного выращивания. И если удастся найти хотя бы спичечный коробок семян сладких ягод, то он пригласит на работу к себе в институт, предоставит семье дом на территории опытного хозяйства, в шестидесяти километрах от Волгограда. По его сведениям, такую лозу можно отыскать в районе Лозовского заповедника, где наблюдали, как стая птиц слетала с дикого виноградника. Он рисовал и другую перспективу, создать предприятие, которое бы занималось выращиванием окультуренного винограда по Амуру и Уссури и, таким образом, заложить на Дальнем Востоке базу виноградарства и виноделия. Это могло стать перспективой авторства.

Потапову было за пятьдесят. С высоты своего положения и опыта жизни, через институт и плановую систему ему было бы возможно создать серьезное предприятие, и назначить его, Виталия Кутелева, директором. Виталий же на виноградарство и виноделие смотрел, как на алкогольную продукцию. В юности он насмотрелся на разлад в семье, по этой же причине и внутренне отвергал эту тему. Его интересовала тема создания высокопродуктивного кедрового насаждения, разнообразие ценных пород деревьев, выращивание женьшеня. А алкоголь?.. Нет.

Он съездил во Владивосток в ДВ РАН, встретился с ученым секретарём Высшей аттестационной комиссии. Предстояло выбрать тему, руководителя. Виталия увлекла проблема смены насаждений на отрезке времени в сто лет. В архивах лесхоза он увидел первые карты лесоустройства 1910 года, на них пронумерованные и помеченные чёрной тушью пробные площади, но самих описаний, какая была там растительность, не нашёл. А без них не с чем сравнивать, какие деревья росли тогда – и что осталось сейчас. Удобным было то, что пересчет деревьев по их названиям вели на склонах горы рядом с поселением Кавалерово. Виталий задумал провести археологические раскопки и искать в каждом слое почвы пыльцу растений и по ней определить видовой состав тайги прошлых столетий. Учёного секретаря заинтересовала предложенная Виталием тема, но он не смог предложить руководителя, так как таких исследований ещё не проводилось. Не имея представления о мире учёных и о том, как делают карьеру, он поехал в Уссурийский сельхозинститут к своему руководителю дипломной работы Фролову Виктору Петровичу посоветоваться, и тот ему предложил работу ассистента преподавателя и квартиру в малосемейном общежитии. Виталий после командировки на Синюю собирался с женой обсудить перспективу переезда в Уссурийск и решить дальнейшую судьбу семьи. Оставаться работать в лесхозе, служить тайге, охранять её от пожаров, растить кедровые рощи, или променять тайгу на город, на его дым котельных, на пыль, на шум и прочие человеческие блага и делать карьеру учёного…