Читать книгу Шоу ушастых вундеркиндов - Геннадий Киселев - Страница 7

Уильям Шекспир отдыхает

Оглавление

– Макс, Елена Прекрасная в школу отца вызвала, – захлопал ресницами Мишка.

– За что?

– Ни за что. Тебе хорошо. Лежишь, болеешь. Апельсины-мандарины трескаешь, а тут…

– По делу можешь говорить?

– Ну, принёс я мяч в школу, чтоб на переменке поиграть с ребятами. Ну, выпал он у меня из парты и покатил прямо к учительскому столу. Ну, выдала она, что у меня в голове никаких шариков, кроме этого мяча, никогда не водилось. А потом в дневнике накатала.

– Сказал бы, что дневник дома забыл.

– Как же! Она мне туда за «Чуден Днепр при тихой погоде» в начале урока трояк влепила.

– Покажи?

– Что показать, трояк?

– Дневник покажи, центральный нападающий.

– Смотри, если хочется.

– Поглядим… «Хотелось бы, наконец, увидеть вас, Родион Фёдорович, для серьёзного разговора о сы-не. Жду завтра в четырнадцать часов». Мишка, у тебя же папа в театре артистом работает!

– В театре не работают, в театре служат. Так говорится.

– Как собачонка, что ли…

– А в глаз?

– Он её видел когда-нибудь?

– Откуда. У него – то спектакли, то гастроли. Ни на одном собрании в школе за пять лет ни разу не был.

– Везунчик. Мне бы так. А фотка отца у тебя есть?

– Дома сколько хочешь. А ты это к чему?

– Отец у тебя видный мужчина. Так моя мама говорит. И девчонки наши, когда спектакль с его участием посмотрят, весь следующий день только о нём и шепчутся. А что это мать твоя от такого знаменитого на весь город артиста ушла?

– Потому и ушла, что к славе его ревновала страшно. Она-то была актриса так себе. Ей ролей почти не давали. Вот и мучилась. Всё в другой театр его перейти уговаривала. Он ни в какую! Она сейчас, как она говорит, трудоустраивается на новом месте. Так что я пока с папой живу. А с чего ты разговор такой странный завёл?

– Много будешь знать, быстро состаришься. Слушай меня внимательно, – почему-то перешёл на шёпот верный друг. – Сейчас ты вернёшься в школу, там стенд есть с фотографиями наших учителей. Так ты фотку нашей любимой классной руководительницы аккуратненько вытащишь…

– У тебя самого все шарики на месте? Отец настоящий трагический актёр. Он из-за этого вызова в школу мне такую сцену устроит, что злодейства шекспировского Ричарда третьего невинной забавой покажутся. А уж за воровство фотографии Елены…

– Что значит актёрский ребёнок! Слова в простоте не скажет. Чего ты мне дурацким Ричардом голову морочишь? Я предлагаю разыграть прикольную сценку, где главными действующими лицами станут: твой отец и наша Елена Прекрасная. Шекспир со своим «Гамлетом» может отдыхать. Так вот…

…В школе Мишка на цыпочках прокрался к стенду с надписью: «Они сеют доброе, вечное!» Слегка потянул рамочку с фотографией на себя…

И тут раздался стук каблучков. Унимая предательскую дрожь в коленках, он с независимым видом обернулся и к своему ужасу увидел ту, кого в данную минуту желал бы видеть меньше всего. Проклиная про себя футбольный мяч, Макса с его прикольной идеей, он не придумал ничего лучше, чем сунуть фотографию Елене Прекрасной прямо в руки.

– Что это значит, Медведев?!

– Елена Владимировна, меня папа попросил…

– Попросил снять со стенда мою фотографию!?

– Если бы только снять. Вы ещё ему дарственную надпись накатать должны.

– Что я должна сделать?

– Накатать… в смысле, написать что-нибудь на обороте.

– Зачем заслуженному артисту республики фотография с посвящением от неизвестной учительницы русского языка и литературы?

– Моё дело маленькое. Он попросил, я передал. Не хотите, как хотите. – Мишка понял, что в ситуации, в которую он, по совету своего лучшего друга попал, наступил момент, когда пора было срочно «сматывать удочки».

Но следующая фраза Елены Владимировны настроила его на оптимистический лад.

– Что ты, как я могу отказать в такой пустяковой просьбе твоему отцу. Но мы с ним незнакомы. Где же он мог меня увидеть?

– Из-за кулис. У артистов привычка такая. Перед началом спектакля поглядеть в щёлочку на зрительный зал. Помните, вы нас на утренний спектакль про французских коммунаров водили?

– Припоминаю…

– Вот тогда он вас в эту самую щёлочку углядел. А потом дома всё время спрашивал меня: кто такая эта очаровательная дама, что рядом с тобой в кресле сидела?


Вся ахинея, которую нёс Мишка, была явно шита белыми нитками. Но женщины, даже если они классные руководительницы, народ загадочный.

– В театре столько красивых артисток, он мог бы… – запинаясь через каждое слово начала она, – он мог попросить фото кого-то из них…

Не самый лучший ученик пятого «А» беззастенчиво перебил её.

– А он артисток терпеть не может. Ему одной на всю жизнь хватило.

– Хорошо… – Елена Владимировна с опаской, но всё же шагнула в искусно расставленную двумя авантюристами ловушку, – я подпишу. Только не в коридоре. И в учительской неудобно. Выйдем на улицу, Медведев.

Когда придуманная на ходу и блестяще разыгранная беззастенчивым импровизатором интермедия была завершена, он на голубом глазу спросил:

– А заслуженному артисту завтра приходить?

– А как же! – с излишней горячностью воскликнула Елена Владимировна, немного порозовела, но нашла в себе силы достойно завершить эту сценку. – Мы должны с ним поговорить о твоём будущем.

– Без проблем, – великодушно согласился юный враль.

К отцу с фотографией он подлез во время традиционного вечернего чаепития. Тот недоумённо пожал плечами, мельком глянул на изображение и уже собрался забросить фотокарточку куда подальше, но сын перевернул её обратной стороной.

Заслуженный артист прочёл посвящение раз, другой, снова глянул на незнакомое личико и промурлыкал:

– И кто же эта прелестная незнакомка?

– Наша училка по русскому.

– Друг мой, что за вульгарщина? «Училка». И сколько же сейчас, – отец сделал ударение на слове «сейчас», – лет этому, прямо скажем, милому созданию?

– Это её последний снимок. Я его со стенда свистнул… – начал Мишка и тут же прикусил язычок.

Но отец не заметил его оплошности. Он был увлечён разглядыванием «милого создания» и текстом на обороте, который, судя по выражению лица, доставил ему удовольствие.

– А с чего это вдруг она решила мне преподнести сей презент?

– Да она на все твои спектакли ходит. И ко мне пристаёт. Расскажи ей, да расскажи, какой ты в быту. Хочет знать, какими бывают великие артисты в домашней обстановке.

– Она так и сказала?

– Сказала. А что, ты разве не великий, – перешёл в атаку Мишка. – Вся школа так считает. А она, как услышит твоё имя, так даже нормально правила правописания на уроке объяснить не может. – И, не передохнув, закончил. – Ты бы ей свою фотографию подписал. Знаешь, как ей приятно будет.

– А где же я ей её вручу? На дополнительные занятия по русскому записаться разве что, – улыбнулся трагический артист.

Мишка подхихикнул.

– Впрочем, завтра передашь ей от меня поклон, вручишь фото. И скажи, что на ближайший спектакль «Гамлет» ей контрамарка обеспечена. Стоп. Ей же наверняка на двоих пригласительный нужен будет. У такой очаровательной дамы наверняка поклонник есть.

– Какие в школе поклонники?! У нас же учителя сплошь женщины. Когда им по поклонникам бегать. Тетрадки бы успеть проверить. Фотографию я ей передам, а вот контрамарку ты уж сам вручи. Ладно?

– Погоди, а ты часом ничего не натворил?

– Ничего я не натворил. Она хотела, чтобы ты у нас с лекцией выступил о системе этого… как его…

– Станиславского, что ли?

– Ага.

– Что-то ты, братец, темнишь. Ладно. Завтра разберёмся. Скажешь ей, что приду. А сейчас спать. У меня спектакль сегодня трудный был. Отелло изображал.

В школу Мишка пришёл ни свет ни заря. Подкараулил Елену Владимировну на входе, отвёл в сторонку, передал фотографию, и тут червячок сомнения заполз к нему в душу. А не переборщили ли они с лучшим другом, затевая эту комедию? С такой пылкостью прижала к себе классная руководительница снимок, на котором был изображён отец, читающий монолог Гамлета «Быть или не быть», что ему стало не по себе. Дал бы ему отец пару подзатыльников за фокусы с мячом и дело с концом. Но сделанного, увы, не воротишь.

Зная вспыльчивый характер отца, он сам предъявил его паспорт охраннику, проводил родителя до класса, открыл дверь и благоразумно встал за его широкой спиной.


Взрослые застыли, не сводя друг с друга глаз, забыв о его существовании. Первой опомнилась учительница.

– Медведев, – ангельским голосом чуть ли не пропела она, – можешь идти на урок.

Мишка поперхнулся от неожиданности.

– Елена Владимировна, уроки у нас закончились.

– Неужели? – она послала лучезарную улыбку трагическому артисту. – Я последнее время такая рассеянная… тогда иди во двор, поиграй с ребятами. Родион Фёдорович, у вас такой замечательный сын…

Начинающий авантюрист понял, что благоразумнее всего исчезнуть. Пусть доигрывают эту сценку самостоятельно. Классно всё получилось!

В одном только его друг ошибся. Не потянуло всё это на прикол.

Отец позвонил, как всегда, после спектакля.

– Не спишь? Тогда подожди ещё немного. Елена Владимировна пригласила меня в гости к родителям на пирог. Вернусь, чаёк перед сном пополь-зуем.

– Всё в порядке, папа, – бодро отрапортовал Мишка, – я же актёрский ребёнок, мне к спартанскому образу жизни не привыкать. Ужин сам себе разогрею.

И повторяться эта ситуация стала чуть ли не каждый вечер. До тех пор, пока однажды в доме не появилась Елена Владимировна. И осталась в нём навсегда. Они с отцом поженились. А вскоре Мише стало не досуг гонять мяч. Его пересадили от Макса и усадили за учебники по русскому и литературе. Как ни странно, это занятие увлекло его настолько, что он не возражал, когда его перевели в другую школу с углублёнными занятиями по этим занимательным предметам. И даже начал читать пьесы великого драматурга.

Не поверите, но Уильям Шекспир начал поощрительно улыбаться с портрета прикольщику, когда они случайно встречались взглядами на уроке литературы.


Шоу ушастых вундеркиндов

Подняться наверх