Читать книгу Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин - Страница 11

Всеволод Борисович Азаров в 1930 году на маневрах Перекопской дивизии познакомился с писателем Матэ Залкой. Тот дал семнадцатилетнему юноше рекомендацию в ленинградский журнал оборонной литературы «Залп». Приехав в Ленинград, Азаров вступает в литературное объединение Красной Армии и Флота. Его учителями становятся Н. Тихонов, А. Прокофьев, Вс. Рождественский.

В 1931 году Азаров публикует первое стихотворение. А в 1932-м первую книжку «Мужество». Вслед за ней, в 1933-м, – «Спать воспрещено». В 1936 году Азаров знакомится с немецким певцом Эрнстом Бушем, сочиняет русский текст для его «Песни народного фронта». Тогда же он замыслил поэму «Товарищ Тельман» (напечатана в 1956-м).

С начала войны работает корреспондентом в редакциях фронтовых газет в Кронштадте. Участвует в работе писательской группы при Политуправлении Балтийского флота, возглавляемой Вс. Вишневским. В осаждённом Ленинграде выходит книга очерков «Кронштадт ведёт бой» (1941) и книга стихов «Ленинграду» (1942). Вместе с Вс. Вишневским и А. Кроном в 1942 году пишет героическую комедию «Раскинулось море широко…»

После войны выпускает несколько лирических сборников, ведёт работу по межреспубликанским творческим связям, переводит поэтов народов СССР. Наконец, руководит литературным объединением «Путь на моря», откуда вышли несколько известных писателей-маринистов.

Он автор документальной повести «Всеволод Витальевич Вишневский» (1966, 1970).

Хороший он был поэт? Неплохой. Вот прочтите его стихотворение «Старое танго»:

Умер Всеволод Борисович 11 апреля 1990 года. Родился 14 мая 1913-го.

* * *

Ну что можно сказать о Курте Воннегуте? Что он один из известнейших американских писателей прошлого столетия? Банальность! Что его романы выпускались в Советском Союзе большими тиражами? Опять банальность! Что его в Америке, быть может, любили меньше, чем у нас? Бана… То есть как «меньше»? С какой стати?

А вот с какой. Цитирую «Записные книжки» С. Довлатова:

«…с Гором Видалом, если не ошибаюсь, произошла такая история. Москвичи стали расспрашивать гостя о Воннегуте. Восхищались его романами.

Гор Видал заметил:

– Романы Курта страшно проигрывают в оригинале…»

Известно, что Довлатов был большим выдумщиком. Но в данном случае мог рассказать и правду. Известно ведь, что переводчицей Воннегута была Рита Яковлевна Райт-Ковалёва. Они дружили. Переписывались. Оба раза, когда в СССР приезжал Воннегут, они встречались. И в 1974-м. И в 1977-м.

«Если бы нужно было несколькими словами определить переводческий метод Райт-Ковалевой, – написал Корней Иванович Чуковский, – я сказал бы, что она добивается точности перевода не путём воспроизведения слов, но путём воспроизведения психологической сущности каждой фразы».

А русский, то есть переведённый на русский Курт Воннегут как раз такой психологической сущностью и отличается. Так что вполне возможно, что знаменитая «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» на русском постигается глубже, чем на английском. Во всяком случае, я такую возможность допускаю.

Трудно удержаться от цитирования:

«– А ведь мы так и не знаем, какие отметки у Эли, – сказал доктор Ремензель. Сказал он это очень добродушно, словно заранее примирившись с мыслью, что особых успехов от Эли ожидать нечего.

– Наверно, вполне приемлемые, хоть и посредственные, – сказала Сильвия.

Этот вывод она сделала из отметок Эли в начальной школе, весьма посредственных, а то и совсем плохих.

Директор удивлённо посмотрел на них.

– Разве я вам не сообщил его отметки? – сказал он.

– Но мы с вами не виделись после экзаменов, – сказал доктор Ремензель.

– А моё письмо… – начал доктор Уоррен.

– Какое письмо? – спросил доктор Ремензель. – Разве нам послали письмо?

– Да, я вам написал, – сказал доктор Уоррен. – И мне ещё никогда не было так трудно писать… Сильвия покачала головой:

– Но мы никакого письма от вас не получали. Доктор Уоррен привстал – вид у него был очень расстроенный.

– Но я сам опустил это письмо, – сказал он. – Сам отослал две недели назад.

Доктор Ремензель пожал плечами:

– Обычно почта США писем не теряет, но, конечно, иногда могут послать не по адресу. Доктор Уоррен сжал голову руками.

– Вот беда… Ах ты, Боже мой, ну как же так… – сказал он. – Я и то удивился, когда увидел Эли. Вот не думал, что он захочет приехать с вами.

– Но он же не просто приехал любоваться природой, – сказал доктор Ремензель, – он приехал зачисляться в школу.

– Я хочу знать, что было в письме, – сказала Сильвия. Доктор Уоррен поднял голову, сложил руки:

– Вот что было написано в письме, и мне ещё никогда не было так трудно писать: «На основании отметок начальной школы и оценок на вступительных экзаменах должен вам сообщить, что для вашего сына и моего доброго знакомого, Эли, нагрузка, которая требуется для учеников Уайтхилла, будет совершенно непосильной. – Голос доктора Уоррена окреп, глаза посуровели: – Принять Эли в Уайтхилл и ожидать, что он справится с уайтхиллской программой, будет не только невозможно, но и жестоко по отношению к мальчику».

Тридцать африканских юношей в сопровождении нескольких преподавателей, чиновников госдепартамента и дипломатов из их стран гуськом прошли в зал.

А тут и Том Хильер с сыном, даже не подозревая, как худо сейчас Ремензелям, подошли к столику и поздоровались с доктором Уорреном и с родителями Эли так весело, будто ничего плохого в жизни и быть не может.

– Мы с вами ещё поговорим, если хотите, – сказал доктор Уоррен, вставая, – но попозже, а сейчас мне надо идти. – И он торопливо пошёл прочь.

– Ничего не понимаю, – сказала Сильвия. – Совершенно ничего не понимаю.

Том Хильер с сыном уселись за стол. Том взглянул на меню, хлопнул в ладоши и сказал:

– Ну, что тут хорошенького? Здорово я проголодался! – И добавил: – Слушайте, а где же ваш мальчик?

– Вышел на минутку, – ровным голосом сказал доктор Ремензель.

– Надо его поискать, – сказала Сильвия мужу.

– Погодя, немного погодя, – ответил доктор Ремензель.

– А письмо! – сказала Сильвия. – Эли знал про письмо. Он его прочёл и порвал. Конечно, порвал! – И она заплакала, представив себе, в какую чудовищную ловушку Эли сам себя загнал.

– Сейчас меня абсолютно не интересует, что сделал Эли, – сказал доктор Ремензель. – Сейчас меня гораздо больше интересует, что сделают другие люди.

– Ты о чём? – удивилась Сильвия.

Доктор Ремензель встал, внушительный, сердитый, готовый к отпору.

– О том, что я сейчас проверю, насколько быстро можно заставить некоторых людей тут, в Уайтхилле, переменить решение, – сказал он.

– Прошу тебя, – сказала Сильвия, стараясь его удержать, успокоить, – прежде всего нам нужно найти Эли, Сейчас же!

– Прежде всего, – прогремел доктор Ремензель, – нам нужно, чтобы Эли был принят в Уайтхилл. А потом мы его отыщем и приведём сюда.

– Но, милый… – начала было Сильвия.

– Никаких «но»! – сказал доктор Ремензель. – В данный момент тут, в зале, находится большинство членов попечительского совета. Все они – мои ближайшие друзья или друзья моего отца. Если они велят доктору Уоррену принять Эли, он будет принят. Раз тут у них есть место для вон тех типов, так уж для Эли, черт побери, место найдётся!

Широким шагом он подошел к ближайшему столику и стал что-то говорить могучему старцу свирепого вида, который завтракал в одиночестве. Старик был председателем попечительского совета.

Сильвия извинилась перед растерянными Хильерами и пошла искать Эли.

Расспросив разных людей, Сильвия наконец нашла сына. Он сидел в саду один, на скамье под кустами сирени – на них уже набухали почки.

Услышав шаги матери по хрусткому гравию дорожки, Эли не тронулся с места, готовый ко всему.

– Узнали? – сказал он. – Или надо ещё объяснять?

– Про тебя? – сказала она мягко. – Про то, что ты не попал? Доктор Уоррен нам всё рассказал.

– Я порвал его письмо, – сказал Эли.

– Я тебя понимаю, – сказала она. – Слишком долго мы с отцом уверяли тебя, что твоё место в Уайтхилле, иначе и быть не могло.

– Фу, легче стало! – сказал Эли. Он попытался улыбнуться, и оказалось, что это не так трудно. – Честное слово, стало легче, раз уж всё открылось. Хотел вам рассказать, всё начинал, а потом духу не хватило. Не знал, как подступиться.

– Это я виновата, а не ты, – сказала Сильвия.

– А что делает отец?

Сильвия так старалась успокоить Эли, что совершенно забыла, чем там занимается муж. И вдруг поняла, что доктор Ремензель делает чудовищную ошибку. Она вовсе не хотела, чтобы Эли приняли в Уайтхилл, она сразу поняла, какая жестокость – отдавать его сюда.

Но она не решалась рассказать сыну, что именно затеял его отец, и только сказала:

– Он сейчас вернётся, милый. Он всё понимает. – И добавила: – Ты тут посиди, а я его найду и сейчас же вернусь.

Но ей не пришлось идти за доктором Ремензелем. В эту минуту в дверях показалась его высокая фигура: доктор увидал жену и сына в саду. Он подошёл к ним. Вид у него был совершенно подавленный.

– Ну как? – спросила жена.

– Они… Они все отказали, – сдавленным голосом сказал он.

– Вот и хорошо! – сказала Сильвия. – Гора с плеч. Честное слово!

– Кто отказал? – спросил Эли. – Кто в чём отказал?

– Члены совета, – сказал доктор, отводя глаза. – Я просил их сделать для тебя исключение – изменить решение и принять тебя в школу.

Эли вскочил, сразу вспыхнув от стыда, от возмущения.

– Ты… ты что? – Голос его звучал совсем не по-мальчишески – он был вне себя. – Ты не должен был просить! – крикнул он отцу.

Доктор Ремензель покорно кивнул:

– Они тоже так сказали…

– Это неприлично! – сказал Эли. – Какой ужас! Как ты мог!

– Ты прав, – сказал доктор Ремензель, покорно принимая упрёки.

– Теперь мне за тебя стыдно! – сказал Эли и видно было, что он говорит правду.

Доктор Ремензель чувствовал себя глубоко несчастным и не знал, какие найти слова.

– Прошу прощения у вас обоих, – сказал он наконец. – Очень нехорошо вышло, нельзя было даже пытаться…

– Значит, Ремензель всё-таки попросил для себя поблажки! – сказал Эли.

– Наверно, Бен ещё не привел машину, – сказал доктор, хотя это было и так вполне ясно. – Давайте подождём здесь. Не хочу туда возвращаться.

– Ремензель просил лично для себя, как будто эти Ремензели что-то особенное! – сказал Эли.

– Не думаю… – начал было доктор Ремензель, но конец фразы так и повис в воздухе.

– Не думаешь чего? – переспросила Сильвия.

– Не думаю, – сказал Ремензель, – что мы ещё когда-нибудь сюда приедем».

Конечно, не владея английским, я не смогу дотошно оценить прелесть перевода. Но убеждён, что он выполнен Райт-Ковалёвой по крайней мере на уровне оригинала. С исчерпывающей психологической точностью каждой фразы.

Умер Курт Воннегут 11 апреля 2007 года. Родился 11 ноября 1822-го.