Читать книгу Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора - Геннадий Левицкий - Страница 3

По усыпанной камнями песчаной земле на коленях передвигался человек. Аккуратно подстриженная борода и усы говорили, что он следит за своим внешним видом, а уважительное отношение к нему со стороны товарищей убедительно свидетельствовало, что сей мужчина был для них старшим и скорее всего являлся образцом для подражания. Но то, чем сейчас занимался этот, с виду правильный и обязательный человек, вступало в противоречие с его внешним видом и первым впечатлением.

Накинутый на него плащ из простого сукна тянулся полами по земле, меняя при этом свой цвет, но человек был слишком увлечен, чтобы заботиться о чистоте его. На спине белого одеяния издалека был виден красный крест. Несколько человек в черных плащах с капюшонами здесь же воодушевленно рылись в земле. Делали они это весьма бережно и неторопливо. Аккуратно лопатами снимали пласт земли вместе с растительностью и откладывали в сторону. Затем углублялись примерно на два локтя и, если ничего не радовало их глаз, закапывали ямку в обратном порядке. Земля утрамбовывалась ногами до тех пор, пока вся извлеченная масса не оказывалась на прежнем месте. Последним водружался пласт дерна, и холм оставался в первозданном виде – как будто на нем не производилось никаких действий.

Чуть поодаль копошившихся в земле людей стояли воины, положив ладони на рукояти мечей. Плащи с одинаковыми крестами выдавали в них некую общность. Они внимательно следили за окрестностями, лишь изредка бросая косой взгляд на землекопов. Но когда радостные крики возвещали о находке, вместе со всеми воины бежали утолить свое любопытство.

Находки складывались на разостланном плаще. Их собралось довольно много: медные и серебряные монеты различных государств, наконечники стрел, предметы домашней утвари и кусочки металла непонятно от каких вещей и, следовательно, неизвестного назначения.

За работой людей с крестами на плащах наблюдала толпа местных жителей и пилигримов. Одни уходили, другие приходили, но толпа оставалась. Иногда зрители плотно обступали людей в черном, что служили изрядной помехой для работающих.

– Отойдите назад, прошу вас, – периодически требовал человек в плаще, который изначально имел белый цвет, но теперь его полы стали сероватыми. Несмотря на эту неприятность, окружающие относились к нему с уважением. – Мы обязательно покажем вам все находки, – обещал он.

По всему видно, этот немолодой человек, с почти детским восторгом просеивающий землю у подножия Голгофы, был главным среди копошащихся франков. Иудеи и арабы не понимали его речи и продолжали теснить монахов. Тогда в дело вступали люди в белых плащах и с мечами. Они вежливо, но настойчиво отодвигали зевак на почтенное расстояние.

Позади толпы стоял пожилой иудей и с интересом наблюдал за происходившим. Мужественное загорелое лицо ничем не отличалось от остальных окружавших землекопов лиц. Вот только глаза у него были необыкновенные. Умные, проницательные, грустные – они были голубыми. Этот цвет, присущий северным народам, никак не вязался с окружавшими песками и жарким солнцем. Обладатель необыкновенных глаз испытывал некоторое неудобство. Ему приходилось постоянно щуриться, чтобы уберечь зрение от яркого южного света, оттого вокруг глаз высыпало множество морщин, хотя этот пассивный наблюдатель не был древним стариком.

Он равнодушно взирал на то, как извлекались из земли мелкие монетки. Вдруг один из монахов достал из ямы наконечник копья. Его передавали из рук в руки с выражениями искреннего восторга:

– Это не наше оружие.

– У мусульман копья совсем другие, наконечники гораздо короче.

– Его сильно разрушило время, хотя хранился металл в сухом песке, – проронил участвовавший в раскопках мужчина в белом (местами) плаще с крестом. – Возможно, ему не менее тысячи лет.

Сторонний наблюдатель приблизился к воину, который в свою очередь завладел полуразрушенной находкой и с трогательной осторожностью вертел в руках.

– Это римское копье, – произнес голубоглазый иудей на родном языке монахов, участвовавших в раскопках.

– Возможно, то самое, что нанесло рану Спасителю, – с волнением промолвил старший, не удивившись даже, что иудей свободно изъясняется на языке франков.

– Едва ли, – выразил сомнение иудей. – Центурион, нанесший ему рану, не оставил оружие. Он унес копье с собой.

– Ты прав, скорее всего, – с сожалением согласился старший. – А может, и нет…

– Ты найдешь немало таких наконечников, если продолжишь поиски. Тысячу лет назад – вскоре после казни Спасителя – здесь разразилась самая жуткая на земле война: римские легионы сражались с восставшими иудеями. Все пространство нынешнего Иерусалима было покрыто изломанным о живую плоть железом, человеческими телами и кровью. До сих пор в некоторых местах почва красная от напитавшей ее крови. А римскими копьями и мечами у нас играются дети из бедных семей, которые не могут позволить себе настоящие игрушки.

– Можешь ли ты сказать что-нибудь о прочих наших находках?

– Это наконечники мусульманских стрел, а вот этот остался от ромеев Константинополя… В свое время и они освобождали Гроб Господень. Вот эта мелкая истертая монетка – римская тетрадрахма. Ведь тебя более всего интересуют вещи из этого времени? – догадался незнакомец. – А вот эта железка тоже от римлян – называется солеа. Это своеобразная обувь для лошади, чтобы не изнашивались копыта – вместо подковы.

– Это именно то место, которое использовалось для казни приговоренных к распятию? – хотел уточнил крестоносец и добавил, оправдываясь: – Я недавно в Палестине, и впервые пришел на этот холм.

– Да. Именно здесь был распят Иисус Христос, – подтвердил необычайно осведомленный иудей. – Эта груда камней была ранее часовней, которая называлась Кальвариум, в центре ее и стоял Крест Спасителя. Часовню разрушили персы пятьсот лет назад. Сто лет назад она была восстановлена и вновь подверглась разрушению по приказу халифа Хакима.

– Теперь мы ее отстроим, и наша церковь стоять будет столько, сколько будет существовать этот мир, – пообещал франк.

На землю опускались сумерки. Продолжать исследование холма не представлялось возможным. Но крестоносец не собирался оставлять навсегда свою затею.

– Жан и Гюи, – обратился он к слугам, – вы остаетесь охранять место, где найден наконечник копья. Завтра мы сюда вернемся.

Они пришли к холму завтра – как обещали. Здесь уже прогуливался вчерашний иудей, прекрасно изъяснявшийся на языке франков, но теперь он переговаривался с единоплеменниками на их наречии.

Вместе со всеми копал землю и главный среди странных монахов – странных, потому что с оружием. Он неизменно прибегал к помощи голубоглазого еврея, как только из земли извлекалась находка непонятного назначения. Гость и местный житель, объединенные одинаковой страстью вскоре беседовали как старые знакомые, вместе работали, вызывая изумление окружающих.

К исходу второго дня общения человек с красным крестом на плаще, наконец, решил, что пора бы познакомиться. (Более всего он не хотел потерять столь ценного знатока событий тысячелетней давности.) При расставании он слегка склонил голову и представился:

– Гуго де Пейн.

– Понтий, – в ответ произнес иудей.

Слово это заставило вздрогнуть крестоносца.

– Странное имя. Его носил тот, что осудил Господа. У нас так никого не называют.

– В Иерусалиме, кажется, я один лишь его ношу, – признался иудей. – Но почему тебя удивило имя? Разве Господь не простил прокуратору Иудеи его прегрешенья?

– Простил… – нехотя согласился крестоносец. Все же надо было время, чтобы привыкнуть к имени нового знакомого. – Разве меня одного удивило твое имя?

– Собственно, так меня звали только в семье. До недавнего времени я жил в Риме и там иногда называл себя Павлом, чтобы не смущать собеседников. А в Иерусалиме немногим до тебя доводилось представляться.

– Если ты не против, буду звать тебя Павлом, – предложил франк, который всерьез стал опасаться за жизнь нужного собеседника со странным именем. – Так мы избегнем постороннего любопытства, которое нам ни к чему.

– Я бы согласился несколько лет назад, но теперь мне слишком нравится имя, данное при рождении, – неожиданно возразил иудей. – Ведь я прожил жизнь, и глупо бояться на склоне лет, что имя может кому-то не понравиться. Но если ты случайно оговоришься и назовешь меня Павлом, то нисколько этим не обидишь.

– Что привело тебя в Иерусалим? На воина, пришедшего освобождать Гроб Господень, ты не похож… – Франк желал знать о Понтии-Павле все. Он подозревал, что с именем собеседника связано нечто необычное, но неудобно пытаться выудить чужую тайну. Гуго де Пейн мыслил, что человек сам должен открыться, если посчитает нужным.

– Мой отец… Он пожелал быть погребенным в Иерусалиме, как только узнал, что город находится во власти тех, кто верует в Иисуса. В пути нас ограбили, в общем, дорога была необычайно трудна. Мы достигли Святой земли, но отец умер вскоре после того, как добрался до места, на котором мы сейчас стоим.

– Так вот почему глаза твои грустны… – сочувственно произнес Гуго де Пейн.

– Для меня тяжелая утрата, – признался Понтий. – Утешает то, что мечта отца исполнилась и он умер счастливым человеком.

– И что же ты собираешься делать дальше? Вернешься в Италию? – продолжал задавать вопросы Гуго де Пейн, удивляя самого себя. Ведь он никогда не считал себя любопытным человеком. Тем более, он не имел интереса к чужим жизням, ибо своя была насыщена удивительными событиями.

– Нет. Как и отец, я надеюсь быть погребен в Иерусалиме – слишком многое связывает нашу семью с этими местами.

Хотя говорил Понтий с печалью в голосе, крестоносец обрадовался, что он никуда не исчезнет и еще будет возможность пообщаться с этим голубоглазым иудеем, изъясняющимся на языке франков. Однако когда Понтию не хватало франкских слов, он добавлял их из необычного латинского диалекта, забытого современной латынью.

– Где ты остановился, Понтий?

– Недалеко от этого места. Видишь у дороги покосившуюся хижину с крышей, заплатанной свежими пальмовыми листьями. Хозяева ее исчезли – видимо, нашли жилье получше. По крайней мере, из него меня никто не гонит и плату за проживание не требует.

– Ну а меня можно найти в Храме Соломона – там иерусалимский король выделил для нас с братьями несколько помещений.

– Твое жилище лучше моего, – признался иудей.

– Я не богаче тебя и всего лишь пользуюсь милостью короля. Буду рад видеть тебя в гостях и заодно поможешь разобраться с некоторыми находками. И еще, я собираюсь попросить у короля разрешение исследовать свое место жительства. Ведь подо мной руины иерусалимского храма.

– Было бы интересно, – не удержался иудей, но тут же поостыл.

Его, нищего еврея, не очень-то и ждали во дворце Балдуина, и воспользоваться приглашением было весьма проблематично.

– Я пришлю за тобой людей, как только смогу принять, – пообещал крестоносец.