Читать книгу Идущий на смех. Книга-игра - Геннадий Логинов - Страница 230

Общей кормилицей всех,

Кто на свете живет,

Повсеместно я называюсь;

И впрямь, никакие бесстыдные дети

Так не терзают сосцов материнских,

Как грудь мою зубом.

Пышно я летом цвету,

Зимою холодною мерзну.

Видеть меня никому не дано

И руками схватить невозможно,

Резкий голоса звук разношу я сейчас же далеко,

Грохотом страшным гремя,

Дубы сокрушать я способен

Ибо – я весь небосвод и все на земле потрясаю.

Цвет изменяя, бегу,

Покидаю и небо и землю,

Ни в небесах постоянного нет,

Ни на суше мне места.

Нет никого, кто так терпел бы

Постоянно изгнанье,

Но зеленеет весь мир,

Орошенный дождем моих капель.

Существовать без меня – ничто,

Поверь мне, не может.

Но и обличье мое и лицо

Навеки сокрыто.

Кто же не знает, что мной

Руководится все мирозданье,

Весь небосвод, и движенья луны,

И сияние солнца?

Дочкой Тавмантовой я

Считаюсь по древним сказаньям.

Но я открою сама,

Откуда на деле я родом:

Солнца румяный приплод,

Рождена дождевою я тучей.

Но, хоть и весь небосвод озарю,

Не вздымаюсь ко звездам.

Некогда пел поэт,

Своим красноречием славный:

«Бросимся вместе туда,

Куда Бог и Фортуна прикажут!»

Древние люди меня

«Госпожой» называли напрасно,

Ибо всем миром один

Управляет Христос милосердный.

Тело в морщинах мое,

И все оно бурой покрыто

Ржавчиной, ибо я тру

Шершавый металл заскорузлый.

Золото также лощить

Мне привычно и мрамора глыбы,

Будучи тверже всего,

Я ровняю любую поверхность

Голоса нет у меня,

И я лязгаю с визгом и скрипом.

Разнообразно звучит, заливаясь,

Мой голос певучий,

И никогда не издаст

Клюв мой хрипящего звука,

Вид мой невзрачен,

Но песня отнюдь не презренна.

Я неустанно пою,

Судьбы не пугаясь грядущей.

Пусть меня гонит зима,

Но ведь летом опять прилечу я.

Нам не Юпитер отец,

Сатурна мерзостный отпрыск,

Коего, в песнях хваля,

Превозносят облыжно поэты.

И не Латона на свет

На Делосе нас породила.

Вовсе не Цинтия я,

Да и брата не звать Аполлоном,

Горнего нас породил

Верховный владыка Олимпа,

Что восседает теперь

На престоле небесной твердыни.

Мы меж собою на равных

Правах мироздания делим,

Правя теченьем ночей

И движением дней управляя.

Если бы брат и сестра

Вековым их не ведали ходом,

Хаос покрыл бы, увы,

Непомерной все сущее тьмою,

И воцарился бы мрак —

Эреба кромешного в мире.

Шесть очей у меня,

И слышу шестью я ушами,

Пальцев десятью шесть

На теле своем я имею;

Если бы даже отнять

Из них четырежды десять,

Все-таки вижу, что мне —

Четырежды пять остается.

Черное тело мое —

Цветоносной земли порожденье,

Плодного я ничего

Не рожаю утробой неплодной,

Хоть и вещают певцы в стихах своих,

Будто бы мною

Порождено Евменид преисподнее,

Мрачное племя.

Вовсе мне не под стать

Воплощенье вещественных тварей,

Только я тьмою своей

Объемлю все мирозданье.

Вечно враждебно мне то,

Что всем на радость – сиянье

Солнечных Феба лучей,

Озаряющих все поколенья.

Злобным разбойникам я

Всегда пребываю любезна,

Ибо стараюсь укрыть

В своем их сумрачном лоне.

Мне дорогую сестру воспел,

Как известно, Вергилий:

«Всюду идя по земле,

Она голову в тучах скрывает.

Чудище, страшное всем,

У которого сколько всех перьев,

Столько ж и бдительных глаз,

А под ними (и вымолвить дивно)

Столько же и языков;

Столько уст и ушей

У ней столько ж.

Ночью меж небом она

И землею летает во мраке».

Некогда консулом был я римским,

Воином конным,

Законодателем встарь,

Когда управлял государством.

Ныне же я на горбах

Тащу тяжелейшую ношу,

И тяготит меня груз

Своей непомерной громадой.

Я устрашаю теперь

Коней табуны рогоногих,

И убегают они

От четвероногого зверя

Только завидят мое

Непомерное, страшное тело.