Читать книгу Фокус-покус. История одного циркача - Геннадий Логинов - Страница 2

Выступления «Мистического цирка Чезаре Великолепного» всегда привлекали к себе широкое внимание общественности. Жонглёры и акробаты, эквилибристы и клоуны, шпаго- и огнеглотатели, силачи и фокусники, дрессировщики и наездники отличались здесь поистине невиданным мастерством. Ведь, согласитесь, далеко не в каждом бродячем цирке можно встретить одарённого трюкача, способного проехаться на одноколёсном велосипеде по натянутому шпагату без страховки, держа на своей голове целую кучу народа. И не везде найдётся силач, способный взять в рот пригоршню гвоздей, разжевав их и выплюнув спрессованными и погнутыми до неузнаваемости.

Здесь также имелись различные аттракционы, будь то обычные карусели, комната кривых зеркал, комната страха или зал восковых фигур; гадалки и музыканты, такие, как Загадочная Эльвира и Человек-Оркестр; многочисленные яркие палатки, торговавшие всевозможными сладостями, наподобие леденцов и конфет, и различными безделушками, вроде свистулек, трещоток и масок.

Немалый интерес у почтенной публики всегда вызывали автоматоны, заводные механизмы различной степени сложности, начиная от бьющих в тарелки кукол, ходячих статуй и задирающих ноги танцовщиц, зазывавших гостей на представление; золотистых крякающих уточек, синхронно выделывавших сложные действия в специальном бассейне; раскрывающих искусственные хвосты павлинов, – и заканчивая редкими экземплярами, способными писать картины, играть на музыкальных инструментах и даже совершать на выбор более сложные комплексные действия.

Среди целой плеяды заводных устройств, особой зрительской любовью неизменно пользовался «Индус» – шахматный автомат в виде сурового мужчины в чалме, готового сойтись в игровой баталии с каждым, кто осмелится бросить ему вызов. Таковые всегда находились, а репутация непревзойдённого шахматиста, способного посрамить даже именитых чемпионов, не только не отпугивала игроков, но даже и напротив, была весьма привлекательной. В сущности, за всё время существования бродячего цирка, «Индус» проигрывал только дважды, и оба раза это событие воспринималось как нечто выходящее из ряда вон.

Первый раз «Индус» проиграл партию одному очень высокопоставленному чиновнику, который слыл человеком эксцентричным и оказывал бродячему цирку своё покровительство в обмен на определённые услуги, носившие личный характер. Чиновник имел репутацию заядлого, но весьма посредственного шахматиста, что заставило многих усомниться в натуральности его выигрыша, поскольку до этого автоматон раскалывал без особого труда соперников, превосходивших победителя в разы.

Второй раз «Индус» проиграл самую сложную партию за время своей практики, в неравной битве уступив лавры первенства в шахматах Чезаре Великолепному. На кон в этом случае было поставлено очень многое, и хотя доподлинно неизвестно, чем рисковал сам Чезаре, но факт остаётся фактом: выиграв пари у бывшего владельца цирка, этот загадочный и жуткий человек с обаянием мефистофелевского типа, возникший в тот знаменательный день словно бы из ниоткуда, стал новым владельцем цирка и первым же делом заменил его название, а следом – и специфику.

Впрочем, помимо двух памятных поражений на счету «Индуса» имелась и одна памятная ничья, сыгранная с циркачом-лилипутом, известным под псевдонимом Фокус-покус. Но это событие, конечно же, нельзя было ставить в один ряд по значимости со случившимся ранее.

Однако мало кто знал, что именно, на самом деле, отличало «Индуса» от прочих автоматонов. Перед началом каждой партии Густав, артист-механик, отвечавший за исправность всех автоматонов, сначала торжественно представлял «Индуса» и список его побед почтенной публике, демонстрируя восковую статую с множеством проработанных деталей и сочленений, позволявших ей обладать довольно развитой мимикой, открывать рот, двигать глазами, сгибать и передвигать руки, шевелить пальцами и сжимать кисть, а затем – распахивал массивный ящик, заменявший «Индусу» нижнюю половину тела. На верхней части ящика располагалась стилизованная под цирковой манеж шахматная доска с весёлыми разноцветными клетками, имевшими подчёркнуто тёмные и светлые оттенки, и массивными фигурами, в виде силачей, акробатов, факиров, вольтижировщика, шпрехшталмейстера и клоунов – с одной стороны, и разномастных аплодирующих, улыбающихся и смеющихся зрителей – с другой. Ниже находилась дверца, а за ней – перед публикой представал сложнейший механизм со множеством шестерёнок, жгутов и цепочек.

На самом же деле механизм, безусловно, имелся, но тот, что демонстрировался зрителям, отчасти являлся муляжом, за которым скрывался Август – брат-близнец и помощник Густава, по совместительству являющийся профессиональным шахматистом. Сложная система переотражающих зеркал и рычажков позволяла ему наблюдать за обстановкой вокруг, манипулируя мимикой «Индуса» и перестановкой фигур. Отслеживанию ходов способствовало ещё и ухищрение иного рода: на днище каждой фигуры был приделан магнит, в то время как под каждой клеткой был подвешен металлический шарик, и при перестановке фигуры с одного места на другое шарики отлипали и прилипали, семафоря о текущем положении.

Перед каждым ходом «Индуса» Густав демонстративно заводил механизм, давая Августу дополнительное время на раздумье перед ходом, после чего тот, используя рычажки для движения, сгибания, сжимания и разжимания восковых рук автоматона, перемещал выбранную фигуру с места на место. В том случае, если «Индус» брал фигуру, совершал шах, мат или какое-либо особое действие, наподобие рокировки, взятия королевы, превращения пешки в иную фигуру или что-нибудь ещё в том же духе, он выражал это мимикой и жестами. К примеру, в случае шаха – три раза кивал, а в том случае, если игрок по ошибке совершал недопустимый ход (допустим, ходил ферзём, как конём, или наоборот) или пытался как-либо сжульничать (переставить фигуру туда, где она не должна находиться или своровать её с доски) – качал головой и прекращал партию.

Иногда он мог и просто решить головоломку на радость публике – к примеру, обойдя всё поле конём так, чтобы тот побывал на каждой клетке не более одного раза.

Когда-то помимо шахматных партий проводились и партии в шашки, но в итоге всё-таки было решено ограничиться шахматами, поскольку для сторонних наблюдателей (плативших уже за сам факт присутствия на игре) шахматные фигуры смотрелись не в пример разнообразнее и интереснее, шахматные партии в среднем длились значительно дольше, а головоломки, задачи и этюды представляли собой увлекательное зрелище для ценителей, решаясь подчас весьма оригинально и различными способами (порой – с использованием правил, которые почти никогда не имели практической ценности в игре, но могли оказаться полезными при решении шахматных задач – например, вертикальная рокировка). Помимо сугубо классического формата игры могли проходить и более экзотично, с использованием необязательных и редко используемых правил, особых способов расстановки фигур, свежих экспериментов, форы и прочего, что оговаривалось заранее, но это случалось нечасто.

Конечно же, «Индус» не являлся первым изобретением подобного рода, будучи всего лишь одним из многочисленных потомков знаменитого «Турка» Фон Кемпелена, некогда разоблачённого в своей статье ещё Эдгаром Алланом По. Но об этом имели представление лишь люди искушённые. Да и то – по факту, все хитрости, связанные с «Индусом», предназначались исключительно для поддержания иллюзии разумности игрового автоматона, в то время как сама игра в шахматы велась честно и без каких-либо ухищрений. Поэтому заяви кто-нибудь во всеуслышание, что за машину на самом деле играет человек, – он поступил бы не лучше, чем тот, кто заявил бы во время постановки «Фауста», что Мефистофель – не гений зла, а всего лишь переодетый актёр. В этом не было никакой подлости, низости или мошенничества, просто того требовали законы представления.

Как бы то ни было, до поры до времени цирк казался волшебным местом, особым миром, существовавшим параллельно с серой обыденностью. Полный ярких красок, улыбок и смеха, он служил развлечению, при этом стараясь доступными средствами сделать мир и людей если и не лучше, то, во всяком случае, веселее и радостнее. Люди, пребывавшие в самом подавленном расположении духа, приходили туда, оставляя свою грусть за порогом, и вскоре мысли о яде и пуле, верёвке и мыле исчезали, подобно каплям воды, унесённым стремительным потоком.

Но с приходом Чезаре Великолепного, имя и происхождение которого оставалось загадкой даже для обитателей цирка, многое изменилось не в самую лучшую сторону. Конечно, говоря исключительно о финансовом положении дел, нельзя было не отметить, что обновлённый цирк, безусловно, являлся более прибыльным. Но, как известно, не всё в этой жизни измеряется лишь деньгами. Некоторые работники ушли, не желая мириться со сложившимся положением дел, но подавляющему большинству просто некуда было деваться.

Особым спросом пользовалась так называемая «Коллекция изящных уродств», для пополнения которой труппа кочевала по миру, находя необычных людей и животных (живых, и не очень), никогда не задерживаясь на одном месте подолгу. Великаны и лилипуты, бородатые женщины и гермафродиты, обладатели рудиментарных хвостов, сиамские близнецы и люди, покрытые густой шерстью с ног до головы, выглядели на общем фоне наиболее заурядными представителями этой части представления. В массе – это были люди замечательной души, но озлобленного характера, формировавшегося в условиях циничной жестокости окружающих.

Многими годами позднее подобного рода увеселения были повсеместно закрыты, как унижающие честь и достоинство человеческой личности, что, с одной стороны, было, безусловно, правильно, но вместе с тем оставило без средств к существованию множество людей, не имеющих возможности заниматься в своей жизни чем-либо ещё.

Среди посетителей цирка, приходивших поглазеть на тех, кто чем-то разительно от них отличался, потыкать пальцами и посмеяться всласть над чужим горем либо с задором покричать, наблюдая за стравливанием необычных животных, было и немало таких, кто за пределами этих мест любил порассуждать вслух об упадке морали и нравов, почитая себя за культурного и высокодуховного джентльмена или леди.

Фокус-покус никогда не понимал, какая загадочная сила привлекает зрителей, подобно магниту, заставляя их насмехаться над всяким, кто внешне сильно отличается от них самих. Казалось бы, ну что забавного может быть в том, что человек имеет слишком высокий или, напротив, слишком маленький рост относительно подавляющей массы окружающих? Возможно, здесь работал тот же принцип, что порождал травлю в любых сообществах, будь то учебное заведение или воинская часть. Люди консолидировались против кого-то не похожего на них внешностью, происхождением или характером, желая, с одной стороны, ощутить себя на ступень выше кого-либо в социальной иерархии и вместе с тем не сделаться объектом для унижения самому. Похожим образом консьержка, имевшая возможность осложнить жизнь другим, начинала создавать людям проблемы на пустом месте, возомнив из себя Цезаря от власти: пускать или не пускать кого-либо в дом (на законном или незаконном основании – вопрос другой).

В основе подлости лежал банальный страх оказаться ниже, слабее и хуже кого-либо, очутившись на обочине жизни (как бессознательно мерещилось моральным уродам и слабакам), страх, на который один за другим наслаивались уже и прочие негативные черты, будь то завистливость, алчность, гордыня, насмешливость и прочая дрянь. Всему виной был страх, порождавший желание обзавестись «обязательными» внешними атрибутами «сильной личности», для того чтобы что-то доказать окружающим и в первую очередь себе лично. Но ни школьные хулиганы-задиры, искавшие себе мальчиков и девочек для битья, ни заурядное хамло, в изобилии встречающееся даже в самых культурных городах планеты, ни великосветская чернь, смердящие души которой источали не заглушаемое аристократическими манерами зловоние, ни за что не признались бы себе в этом открыто.

Как бы то ни было, Фокус-покус был человеком без комплексов. Он любил и ценил мир таким, какой он есть, принимая и уважая себя таким, какой он есть. И, выходя на манеж, он развлекал собравшихся короткими выступлениями между номерами, зная как никто другой, что истинные уроды не выступают посреди шапито и не кочуют из города в город в караване из разноцветных фургонов, а сидят на оплаченных местах и насмешливо тычут пальцами в артистов.