Читать книгу Сказки на кушетке. Кай, Аленушка, Мертвая царевна, Кощей Бессмертный и другие персонажи глазами психотерапевтов - Геннадий Малейчук - Страница 13

Возможно, вы заметили, что Русалочка испытывает боль, но не пытается ее облегчить. И на протяжении всей истории она никогда не борется, не настаивает на своем, не требует того, что ей нужно. Это происходит потому, что Русалочка лишена контакта с собой и со своими желаниями. Ко всему прочему, окружающие не способны понять девушку, поддержать ее.

Возможно, если бы бабушке не нужно было воспитывать еще пятерых внучек и заниматься государственными делами, она заметила бы эмоциональные страдания Русалочки. Но старуха занята формальными, социальными сторонами жизни внучки. Она не видит ни ее потребностей, ни ее психологической боли. Русалочка тоже усвоила такое отношение к себе: она не знает своих желаний и не умеет их выражать и удовлетворять, не способна строить глубокие доверительные отношения с другими, просить о помощи и заботе.

К тому же девушка не осознает своей зависти и злости к уже повзрослевшим сестрам – она молча ждет своего пятнадцатилетия. Это происходит потому, что люди с оральным типом характера лишены контакта со своей агрессией и враждебностью. Русалочка не смеет противоречить бабушке, не заявляет о том, чего хочет… Ее типичное состояние – это постоянная печаль.

Британский психоаналитик Мелани Кляйн в своих работах предложила модель, которая описывает корни депрессивных тревог в ранних отношениях ребенка с матерью. Ребенок, находясь в контакте с матерью, со временем начинает воспринимать ее как «хорошую мать»: как человека, который может сдержать его страх и его разрушительность. Ведь мать заботится о нем и любит его. Но в тоже время часть злости ребенка проецируется на мать, которая в эти моменты воспринимается как «плохая».

Позднее ребенок присваивает «хорошую», сильную мать, учится справляться со своей агрессией, сдерживать свою деструктивность и меньше проецирует на родителя свою враждебность. Но при этом его хорошие и плохие чувства переживаются так, будто они направлены к разным людям: он любит хорошую, заботливую мать и ненавидит плохую, покидающую, наказывающую его женщину.

Когда наступает «момент истины», ребенок начинает понимать, что «плохая» и «хорошая» мать – это разные стороны одного и того же человека. В этот момент ребенок сталкивается с переживанием, что мать, от которой он зависит и которую он любит, – это та самая мать, которую он ненавидит и атакует. Понимание этих фактов влечет за собой душевную боль и мучительные переживания. Ребенок начинает бояться, что его агрессивность и жадность «испортят» маму, истощат ее силы. Именно эту тревогу о безопасности и благополучии любимого человека Мелани Кляйн назвала депрессивной тревогой.

Как раз на этой стадии малыш особенно нуждается в контакте с матерью. Ему важно убедиться, что, несмотря на все проявления его враждебности, мама по-прежнему любит его, заботится о нем, что с ней все в порядке. Только так ребенок может научиться отличать внутреннюю реальность, где мать выступает как слабая и истощенная, от внешней реальности, где с ней все благополучно.

Депрессивные переживания ведут к появлению таких чувств, как вина, грусть, скорбь. Если эти чувства переносимы для ребенка, он начинает использовать их для изменений. Например, старается быть заботливым, доставлять матери меньше хлопот, радовать ее своим поведением, контролировать проявления злости. Но при этом злость никуда не исчезает – она просто сдерживается.

Когда ребенок взрослеет, у него появляются возможности для исправления причиненного матери вреда – как реального, так и существующего в фантазиях. Репарация[3] может быть разной: помощь маме по дому, хорошая успеваемость в школе, примерное поведение. Желание произвести репарацию стимулирует развитие навыков, умений, интересов.

Таким образом, одна из задач, решаемых путем развития, – это поиск ответа на вопрос «Может ли выжить любовь, атакуемая ненавистью?». Сомнения в своих хороших качествах ведут к разочарованию в себе и в возможности защитить любимый объект (маму, значимого взрослого). Для того чтобы избежать болезненных переживаний вины, дети и взрослые продолжают использовать такие защитные механизмы, как отщепление («Я не чувствую злости»), проекция («Это они злятся и хотят разрушения»), отрицание («Я не такой») и др.

Что происходит, когда вышеописанные процессы прерываются, не дойдя до своего логического завершения? Мы видим это на примере Русалочки. Даже когда родитель на время покидает ребенка, последний злится и чувствует дискомфорт. В случае смерти матери на фазе сепарации-индивидуации привычный мир ребенка рушится. Мать не возвращается, а заместители не могут компенсировать ее утрату.

Но брошенный, разочарованный младенец все равно пытается адаптироваться к ситуации. Постоянные страдания, отчаяние и протест ничего не меняют и ведут к сильной психологической боли. Поэтому ребенок ищет компромисс, который позволяет ему выжить и справиться с болью, – начинает подавлять свое Я.

Смерть матери, вероятно, спровоцировала у Русалочки фантазии о своей разрушительности, «плохости», деструктивности и опасности. Поэтому на протяжении всей истории девушка ни разу не проявляет агрессии к другим. Разрозненные стороны «хорошей» и «плохой» матери не позволяют Русалочке провести интеграцию собственного Я. Таким образом, у девушки формируется особый способ отношения к себе и к миру.

Как и у других оральных личностей, у Русалочки в поведении, взглядах и видимых чувствах будет проявляться полярность. Она может «прилипать» к другим людям, бояться одиночества и в тоже время оставаться не в состоянии выразить свои потребности и попросить о помощи.

Использование местоимения «мы», предложений с долженствованиями («мне нужно», «я должна» и т. п.) ярко иллюстрирует отсутствие у «Русалочек» ясных представлений о себе. Лишь акцентируя внимание клиента на его собственных чувствах и желаниях, терапевт помогает начать процесс его «отделения» от других.