Читать книгу Юмористические рассказы. Часть вторая - Геннадий Мещеряков - Страница 7

– Сколь идем, Кузьмич, а все степь, когда кончится?

– Никогда, или не знаешь, Пахом, в Казахстан она протянулась, к лиманам.

– Я больше к Волге ходил, откуда она зачинается.

– Зачинается, все бы тебе о зачатии говорить. Сколько детей-то настрогал, пока столяром работал.

– Осьмнадцать.

– Осьмнадцать. Чего уж не двадцать до ровного счета.

– Грамотный ты очень, осилил бы я двадцать-то? С осьмнадцатью еле справился, высох весь.

– Это да. Наша ветла на пруду лучше выглядит, а он лет десять без воды.

– Попробуй сам не попить с год, чай, сдохнешь.

– Смотри, Пахом, Узень показался и водохранилище.

– На твою лысину похоже водохранилище, обросло все камышом.

– А по мне так краше картины нет: словно лента с ожерельем вплетена в степь.

– Ты вот что скажи, Кузьмич, все же ветеринар. Помнишь, как выкладывал мово жеребца? Убег он тогда от нас, так с одним яйцом и остался.

– Говорил я, надо спутать ноги, а ты: удержу. Вот он тебя и лягнул в промежность. Может, поэтому перестали вы с Манькой рожать.

– Я тогда так закрутился на месте, что воронку в земле вырыл. Ты еще в нее провалился, когда пьяный от меня уходил.

– Темно было в два часа ночи. Не надо было Маньке поднимать тосты за каждого из своих детей, удивительно, как она помнит их всех по имени?

– Она завсегда так, если за здоровье и на благо.

– Так о чем ты хотел меня спросить?

– Скажи мне, Кузьмич, в степи засуха, полынь не растет, а где суслики воду берут? У них ведер нет, чтобы носить ее с Узеня.

– Они умные, Пахом. Роют норы вблизи водоемов, и бегают к ним, когда захотят пить.

– А если козявка. Сколь ей надо ползти до реки, как нам с тобой до Волги.

– Для козявки каждая утренняя росинка – ведро воды, Пахом. В природе все предусмотрено. Вот мы идем с тобой по степи пешком, ботинки расползлись. А камыши рядом. Почему не сплести лапти? Насади на крючок жука, закинь удочку – вот тебе и уха. Понял намек?

– Устроим отдых у реки?

– Соображаешь. А почему настрогал восемнадцать детей, никак не пойму.

– А чо понимать. Дерево с одной веткой – бревно, а с осьмнадцатью?

– Восемнадцать бревен. Знаешь, как называют твою Маньку?

– Знаю, свиноматкой, зато есть к кому пойти в гости.

– Вот и идем третьи сутки. Предлагал ехать на автобусе до Грачева Гая, нет, ему лучше напрямки.

– Дешевле. Только еда да башмаки в расходе. А если из камыша лапти сплетем, забесплатно дойдем.

– Забесплатно. Эх, Пахом, Пахом. А отца твоего как звали?

– Царство ему небесное, Генрихом.

– Значит, ты Пахом Генрихович. Удивительное соответствие, и фамилия по образу и подобию – Беззубов.

– У самого один зуб остался, показывашь его. Лучше скажи, как ты живешь без бабы? Не верю я Гришке. Он говорит, ты сам себя, ну того…

– Оскопил что ли?

– Ну, да.

– Если Гришка говорит, значит, правда. Поэтому он и отпускал со мной в командировки без всякой боязни свою жену, хотя она известная блудница.

– Все шутками отделывашься. А мне не до шуток: как будем через Узень перебираться, плавать я не умею.

– Надуем целлофан и переберемся, Узеня тут – три ручья. А знаешь, почему я пошел с тобой через степь?

– Я бы заблудил один.

– Куда тебе еще блудить. Вон видишь, наблюдает за нами из кустов лиса, и слышал ли ты ночью, как плакал заяц. Кто-то его обидел? Узнал бы я об этом, будучи дома? И для меня честь быть рядом с тобой, возможно, единственным в наши дни героем.