Читать книгу Плата за свободу - Геннадий Мурзин - Страница 5

1

Евгений Дмитриевич Шилов, депутат городской Думы, поднялся к себе на второй этаж, открыл ключом дверь кабинета, вошел, приблизился к рабочему столу и, заметив на столешнице пылинки, скривился.

– Сволочи! Все хотят хорошо жрать, но не хотят хорошо работать, – произнес он вслух и добавил. – Придется свою уборщицу нанять.

Он грузно опустился в кожаное кресло с высокой спинкой: кресло под ним издало жалобный визг. Шилов вновь сгримасничал. Он потянулся к перекидному календарю, ручкой, лежавшей перед ним, сделал запись: «Завхоз! Новое кресло!!!» Три восклицательных знака означали, что депутат возмущен до предела.

Лежавший в правом кармане пиджака мобильный телефон подал свой голос.

– Да… Ты где?.. Здесь?.. Само собой, жду… Сейчас, вишь ты! До пленарного заседания – всего ничего.

Выключил телефон и отложил в сторону. Встал. Подошел к холодильнику. Открыл. Взял бутылку пива «Балтика», повертел в нерешительности в руках и вернул на место. Достал бутылку «Обуховской». Налил полный стакан и выпил. Потом еще налил стакан и выпил. Крякнул и вернулся на место. Кресло опять запищало. Он вновь сгримасничал.

Сегодня он болезненно реагирует на любую мелочь. Потому что встал с головной болью. Вчера он с приятелями выезжал на природу. Там были его фирменные шашлычки. Не те шашлыки, что продаются на каждом шагу, приготовленные либо из свинины, либо из говядины. Его шашлыки были настоящие, то есть из молодого барашка. Ну, а где шашлычки, там и его любимая водочка «Кристалл». Опять-таки не та водка, которую продают везде, а та, московского разлива, доставленная ему из столицы. Москвичи, даже в условиях рынка, остаются людьми, по его мнению, ушлыми: себя считают элитой, гурманами, а потому им – все самое качественное; в провинцию же отправляют по безумным ценам, так сказать, второсортное.

Короче, набрались к вечеру. Он – тоже. В чем, в чем, а в этом он никому не уступает. Перебрав, вчера, сегодня болеет. Полечиться бы, но нельзя: сегодня у него день ответственный. Он должен на пленарном заседании городской Думы всем утереть носы. Убедительно показать, что могут деловые люди из частного бизнеса и чего никогда не смогут коррумпированные и крайне ленивые толстозадые представители муниципальной власти.

Он достал из стола баночку с вьетнамским бальзамом, потер виски, почувствовал сразу же холодок и некоторое ослабление головной боли.

В кабинет кошачьей походкой вошел его помощник, под два метра ростом, но страшно худющий, кожа да кости. Остронос. Бегающий и хитрый взгляд карих глаз. На голове редкие рыжеватые волосы тщательно прилизаны. Ему двадцать четыре. Почти два года назад закончил факультет журналистики Уральского госуниверситета. Основное место работы – редакция городской газеты «Тагильский труженик».

Он входил в предвыборный штаб. Там и попал на глаза Шилову, который сразу обратил внимание на шустрого паренька. «Проныра, – подумал Шилов. – Он-то мне и нужен». После победы на выборах официально взял себе в помощники. Разумеется, по совместительству. Шилову не выгодно было, чтобы он уходил из «Тагильского труженика» – как-никак, а самая тиражная и наиболее (по-прежнему) популярная газета в городе. Не горел желанием уходить и молодой журналист. Причины были. Нет, не материальные. Одна из самых весомых причин – он являл собой третье поколение журналистов, работающих в «Тагильском труженике».

Его дед Еремей Павлович Южаков, выходец из батраков села Южаково Пригородного района, в тридцатом вступил в ВКП (б). Имея за плечами четыре класса, он навострился писать заметки-доносы на зажиточных односельчан, именуя их кулачьём, эксплуататорами трудового народа. «Кулачьё» бесследно после таких заметок исчезало, а селькор Ерёмка становился неподражаемо популярным. Наверное, это и послужило основанием для его назначения в 1934-м сразу редактором газеты «Тагильский труженик». В журналистике он мало что смыслил, но зато был классово близок советской власти.

Служил Южаков партии большевиков честно на ниве журналистики. Но это не помешало «загреметь» в лагерь по политической, 58-й. Кто-то, как и он совсем недавно, на него настрочил донос в НКВД. Приехали ночью и увезли редактора. Вернулся из мест не столь отдаленных изможденным никому не нужным стариком в 1956-м.

Его сын Владилен, названный так в честь вождя мирового пролетариата, после реабилитации отца смог-таки поступить на факультет журналистики УрГУ имени Горького. Закончив, получил красный диплом. Ему предлагали место в «Комсомольской правде», но Владилен категорически отказался, изъявив желание работать только в «Тагильском труженике».

Памятуя о том, что Владилен – наследник жертвы политических репрессий, его стали двигать по служебной лестнице. Уже через три года молодой журналист, обладающий бойким пером, занял кабинет заместителя редактора «Тагильского труженика». Но тут у него не заладилось. Коллеги стали часто его видеть «под мухой», причем прямо на рабочем месте, о чем поспешили сообщить, приватно, конечно, в горком КПСС, чьим органом и являлась газета. Вызвали для беседы раз, потом другой, третий. Пользы – никакой. Побеждал не разум, а Бахус, который оказался всесильным. Владилена тихо переместили на должность ответственного секретаря многотиражки «Тагильский металлург», где он и пробыл до ухода на пенсию, потому что здесь сквозь пальцы смотрели на его слабость.

И вот теперь пришло третье поколение – Олег Владиленович Южаков. Внук большевика и сын коммуниста слыл еще в университете ярым антикоммунистом. Он любит говорить: «Мои предки, дурачьё, служили идее, а потому либо жрали баланду в лагере, либо мантулили за гроши. Мне ни то, ни другое не подходит». И это правда…

Олег, не дожидаясь приглашения, прошел к столу и примостился сбоку, разложив перед собой листы бумаги.

Шилов спросил:

– Ну, что?

– Согласно вашему, Дмитрич, плану выступление подготовлено.

– На сколько?

– Как вы и сказали, ровно на пять минут. Если отвлекаться не будете.

– Не буду. А то еще глупость какую-нибудь сморожу.

Олег не сумел сдержать улыбки.

– Чего скалишься? – угрюмо посмотрев на него, спросил Шилов.

– Да, так… извините, Дмитрич, – он поспешно протянул три странички, отпечатанных на принтере. – Вот, ваш текст выступления.

Шилов небрежно перебрал странички и отложил в сторону. Полез в карман и достал измятую купюру.

– Стольник… Хватит?

– Дмитрич, мы же договаривались, что за тексты выступлений, статей будет по-божески… Сделал на совесть… Подошел творчески…

– А «по-божески» – это сколько?

– Минимум, в пять раз больше.

– Вижу, парень, ты с голоду не помрешь, – пробурчал недовольно Шилов, но спорить не стал, а полез в нагрудный карман, вынул кожаный портмоне, достал еще четыре купюры и протянул. – Бери. Пользуйся, пока я добрый.

Олег обиделся и не сразу взял деньги.

– Причем тут ваша доброта, Дмитрич? Мы же договаривались: я буду хорошо делать эту работу, а вы будете за нее дополнительно и хорошо платить.

– Извини, парень, – он придвинул поближе купюры. – Бери-бери.

Олег взял купюры, аккуратно сложил и положил в свой портмоне, заблаговременно приготовленный.

– Вы пробежали бы краем глаза, – сказал он, кивнув в сторону текста. – Вдруг что не так.

– Да ты что? Я тебе полностью доверяю. Ты не подводил меня… Ну, ладно… А как там…

Олег, как всегда, понял с полуслова, что очень нравилось Шилову.

– Все в порядке. С шестого телеканала уже прибыли оператор и корреспондент. В фойе ждут. Без проволочек…

– Какие еще могут быть проволочки? – удивился Шилов. – Мы ихнему начальству каждый месяц по запечатанному конвертику вручаем. За что платим? За распространение нужной нам информации и за нераспространение вредной для нас информации!

– Интересно, сколько?

– Много будешь знать – слишком скоро состаришься.

– Избитая поговорка… Ну, ладно. Не хотите – не надо.

– А кроме шестого телеканала?

– Договорился с областным радио: я им сам подготовлю информацию и сегодня же сброшу по факсу.

– А что с «Тагильским тружеником»?

– Ну, тут совсем просто…

– Раз просто, то, наверное, не будешь и за это требовать допплату?

– Ну, уж, нет, Дмитрич?

– Я пошутил, парень.

– Договорился с шефом, что мне на первой полосе завтрашнего номера оставят местечко для коротенькой информационной заметки… Собственно, текст у меня уже готов. Хотите прочту? – Шилов в знак согласия кивнул. И Олег прочитал. – Депутат Шилов, прошедший на выборах от НТПС «Высокогорье», вчера, выступая на пленарном заседании городской думы, сделал сенсационное заявление. Он обвинил своих коллег-депутатов в том, что они, лоббируя интересы крупного бизнеса, получают за это существенную мзду. В частности, по его мнению, этим грешат депутаты, прошедшие по списку КПРФ. В мздоимстве был обвинен, например, депутат Огородников. И Шилов в любое время готов доказать свое обвинение в суде».

– Отлично! Ты молодец! Спасибо!

– За спасибо шубу не сошьешь.

– Ну, и хапуга же ты, а?! На уме – одни бабки.

Олег возразил:

– Никакой я не хапуга. Я получаю то, что зарабатываю головой. Одни зарабатывают ногами, другие кулаками, а я – головой. Что же касается денег, то и вы, я думаю, Дмитрич, от них не отказываетесь.

– Ты прав: от денег не отказываюсь. Предпочитаю, чтобы их было как можно больше.

– Ну, вот…

– А, что, подробный отчет в «Тагильском труженике» будет?

– Обязательно. Об этом я тоже с шефом договорился. Представлю вас, Дмитрич, в лучшем виде. Можете не волноваться.

– Рад слышать. Ты для меня – настоящая находка.

– Находка, но лишь до той поры, пока платите, Дмитрич. Кстати, по итогам года неплохо бы от НТПС получить в подарок машинёшку. Предпочтительнее – «Вольво». Как считаете?

– Ну, до конца года еще дожить надо. Не рановато ли заводишь речь?

– В самый раз, Дмитрич. Раньше – лучше. Гарантия, что не забудете. Так как, а? Есть шанс?

– Могу лишь обещать, что этот вопрос поставлю на исполкоме ОПС.

– Так есть шанс?

– Шанс есть всегда, парень.

– Вы только не забудьте, Дмитрич.

– Ты не дашь забыть, – поддел Шилов и захохотал.

2

Васек крутанул баранку вправо и «Мерседес на большой скорости въехал во двор многоэтажного кирпичного дома. Вот и желаемый шестой подъезд. Он затормозил. И подал звуковой сигнал, давая знать, что он уже на месте, что «карета» подана. На балконе четвертого этажа появилась молодая женщина с распущенными белокурыми и густыми волосами. Она слегка перегнулась через перила и рукой дала знать: поднимайся, мол, в квартиру.

Парень недовольно покачал головой и хмыкнул. Ему это не понравилось. Шеф, посылая, сказал, что супруга будет уже ждать внизу, у подъезда. А тут… Зачем ему подниматься? Совсем ни к чему. Впрочем, подумал он, надо, наверное, помочь женщине тяжелую сумку спустить.

Он вышел. Поднялся на четвертый этаж. Там когда-то было три двери и, соответственно, три квартиры. Теперь дверь одна, так как квартиры объединены в одну. Шеф сделал перепланировку и евроремонт. Хотел нажать на кнопку звонка, однако, заметив, что дверь слегка приоткрыта, толкнул и вошел. Его встретила хозяйка. Он остановился, выказывая тем самым, что у него нет никакого желания задерживаться здесь надолго. Потому что хозяин ограничил во времени.

Хозяйка же, судя по ее внешнему виду, наоборот, никуда не спешила. Она, поправляя на голове влажные волосы, загадочно улыбалась. Ее серые глаза, судя по всему также влажные, оценивающе проскользили по парню сверху вниз, на секунду задержались на ширинке, где даже джинсы не могли скрыть бугор, и остались довольны увиденным.

На хозяйке был яркий и длинный халат из китайского шелка, небрежно запахнутый, но готовый в любую секунду раскрыться. Красивые груди чуть ли не вываливались наружу, дыша свежестью и чистотой, а сквозь прогалину, образованную полами халата, виднелась почти вся верхняя внутренняя часть немного полноватых голых бёдер.

«Да на ней ничего нет, – отметил про себя парень. – Странно все это. Может, передумала с поездкой по магазинам?»

Парень, переминаясь с ноги на ногу, смущенно сказал:

– Тамара Васильевна, вы… это… поторопились бы… если, конечно…

Хозяйка, продолжая все также загадочно улыбаться, показала рукой в сторону гостиной.

– Проходи, Васёк, проходи. Устраивайся на диване, а я сейчас, еще минуту, другую и буду готова.

Парень ничего не сказал, а только подумал: «Тут минутой не обойдешься».

– Но шеф… – попробовал возразить парень, однако этого ему не дали.

– Проходи, говорю! – уже властно произнесла хозяйка и добавила, – А с твоим шефом ничего не случится. Подождет!

– Но…

– Я что сказала?!

– Извините.

Парень послушно прошел в гостиную, устроился, где было приказано, нервно перебирая в руке связку ключей. Ему показалось странным то, что следом за ним вошла и хозяйка, села рядом с ним. Присела в пол-оборота. Присела так, что полы халата распахнулись. Парень подумал: «А под халатом-то и в самом деле ничего». Оторопел. Он постарался не смотреть в ее сторону, но глаза предательски, независимо от его воли и желания, все-таки устремлялись туда, вглубь, где отчетливо просматривались аккуратно подстриженные каштановые кудряшки с капельками воды на них. «Она только что из ванной!» – подумал парень, и по молодому его телу пробежала дрожь. Тотчас же представил себе, как эта женщина лежит в пенных облаках, в просветах которых отчетливо проступает холм Венеры, и лениво, наслаждаясь, поглаживает свои все еще упругие груди, пощипывает вздыбленные розоватые соски. «Хороша, стерва! – подумал он и из груди вырвался вздох. – Как говорится, хороша Маша, да не наша».

Хозяйка правильно поняла его вздох, поэтому положила руку ему на ногу, выше колена, а прелестными пальчиками надавила в пах: ну совсем-совсем рядом!

Парень не из тех, кто на баб бросается, как изголодавшийся пес на хороший кусок мяса; не Донжуан, конечно; не бабник какой-нибудь. Но все же он живой и не может уж совсем-то не реагировать соответствующим образом на столь откровенные поползновения этих шаловливых пальчиков.

Хозяйка, видимо, почувствовала парнишечью восставшую плоть и потому, глядя в глаза, прямо спросила:

– Ты хочешь?..

– Я? Что хочу?! – не понял парень или сделал вид, что не понял.

– Ну, какой ты, честное слово, тупой! – и уточнила. – Бабу хочешь?

– Какую бабу? – парень не робкого десятка, но и он от такой прямоты засмущался.

– Например, меня, – ответила она и тотчас же спросила. – Я тебе нравлюсь, а? Скажи, нравлюсь? Ты бы стал, а?

– Тамара Васильевна, вы… это… Зачем… нехорошо, совсем нехорошо… Вы же жена моего шефа и он…

Она громко рассмеялась.

– И только-то?! И это единственное препятствие?! Ты еще совсем зелёный. Ну, и что? Жена шефа не женщина? Она не имеет права чуть-чуть побаловаться с таким молодым и таким миленьким парнем? – она будто нечаянно провела ладонью, слегка надавив, по ширинке, проверяя температуру мужского «градусника». – Ну, как? А?

Парень, отчаянно противостоя охватившему его желанию, чуть-чуть отодвинулся от хозяйки в сторону.

– Нельзя это, – слабея, сказал все же он. Он пытается отвести взгляд от полностью открывшейся женской промежности из-за еще шире раздвинутых ног, в результате чего вся прелесть пылающего жаром женского естества оказалась как на ладони.

Его обуревало желание. Он продолжал из последних сил сопротивляться, но соблазн был настолько огромен, что еще чуть-чуть и он упадет к ее ногам. Он со всей страстью разгоряченного молодого мужчины набросится на нее. Набросится как лев на только что пойманную добычу. Вот-вот и последние силы для сопротивления иссякнут. Он растерзает ее! Он войдет в неё! И долго-долго станет упиваться ею!

Хозяйка прочитала его мысли и не стала ждать того самого «вот-вот». Она повалила парня и впилась в его губы своими губами. Поцелуй, так показалось парню, длился вечно. Он молчал и только, закрыв глаза, блаженно улыбался.

Вот женщина порывистыми движениями стащила с парня пиджак, рубашку, дернув вниз «молнию» на ширинке джинсов, преодолевая тесноту, проникла рукой внутрь. Ее горячая и нежная ладонь обхватила до предела напряженную мужскую плоть. И это все! Парень уже не мог сопротивляться. Он, закрыв глаза, лишь бормотал нечто.

– Что… что вы делаете, хозяйка. Шеф ведь… о-о-о… Как замечательно!.. Убьет, если… Что я с его женой…

– Успокойся, дурачок, – ласково промурлыкала ему в ухо женщина. – Откуда ему знать? Будем знать только ты и я. Это будет наша маленькая тайна, хорошо, малыш?

– Убьет… Честное слово убьет, – продолжал слабеющим голосом парень.

Женская рука стянула с него штаны, а затем и плавки, бросив их на пол.

Кобылица оседлала молодого жеребца.

И Васек отключился. Теперь ему было совсем-совсем нестрашно. Никого и ничего нестрашно! Страх ушел. А на смену ему пришло страстное, необузданное, нестерпимое желание насладиться этим разгоряченным женским телом, от которого исходил сладковатый и дурманящий, лишь больше возбуждающий запах розового масла.

Он забыл про все! Он вспомнит, но это будет потом. А сейчас весь мир сосредоточился для него вот на этих, как он и предполагал, упругих небольших грудках, напряженно торчащих в разные стороны сосках; на этих немного припухлых бедрах и необыкновенно стройных ножках, округлых ягодицах; на этих розовых в экстазе открытых бархатистых губах, красиво обрамляющих рот, откуда вырываются страстные, необычайно возбуждающие парня, вскрики-всхлипывания; на этих манящих вратах рая, распахнутых для него, ради него, во имя его. И парень по-звериному зарычал от избытка наслаждения.

3

Фомин, встав со стула, который тотчас же облегченно вздохнул, с наслаждением потянулся, разминая старые косточки, и собрался было выйти из кабинетика, но его остановил затрезвонивший телефон. Он без особой охоты дотянулся до трубки.

– Алло!.. У телефона?.. Подполковник Фомин… Так точно… Что?! Генерал Краснов будет?.. Понял. Жду… Так точно… Здравия желаю, Ваше Превосходительство!.. Что?.. Не по Уставу? Это пока не по уставу, господин генерал… Зато по-русски, в лучших российских традициях… Понимаю… Виноват, господин генерал. Молод еще, исправлюсь. Время есть… Что?.. Извините, это шутка такая моя… Так-так… Понял, что ближе к делу… А что вас интересует?.. Понял… Да… Я могу приехать с докладом… Да… Хорошо, направлю рапорт… Да… Никак нет, я не тяну кота за хвост… Прошло всего ничего – три месяца… Много?.. Я так не считаю… Здесь несколько лет плели лапти языками… Разве не так?.. А ситуация сейчас, я считаю, нормальная. Занимаемся анализом. Шерстим помаленьку. Не так быстро, как хотелось бы, но продвигаемся и продвигаемся в нужном направлении… Ищем хоть какие-то следы… Да… так точно… Слушаюсь… Я вас прекрасно понимаю… Ну, конечно… Да… Есть надежда, есть!.. Я не отступлюсь, если вы позволите, конечно, но докопаюсь до истины. Она, истина, значит, где-то совсем-совсем рядом… Откуда?.. Интуиция подсказывает… Обещаю… Нет, искусственно затягивать розыск не стану. Не в моих интересах. Хоть и люблю тагильчан, но в Екатеринбурге все-таки лучше… Дома?.. Всё, говорят, в полном порядке… Как и положено в семье офицера полиции… Нет-нет, им не привыкать… Ничего, перебьются… Разумеется, сразу… Сообщу, конечно… Воробьев недоволен? Мной?.. Что редко выхожу на связь?.. Не в моих правилах с разными пустяками лезть к начальству, тревожить понапрасну… Да… Но разве есть недовольные?.. Я здесь ни от кого и ничего не слышал. Работаю в тесном взаимодействии, насколько, конечно, это возможно… Две проблемы, господин генерал: первая – местное руководство назойливо любопытствует насчет оперативной информации… Понимаю, что это понять можно. Но ведь и меня тоже надо понять… Чего я буду балаболить, если… И вторая проблема, сходная с первой: пресса одолевает… Я все понимаю, но спасу нет… Понимаю, что следует мирно сосуществовать, однако… Что вы, я не скандалю: отбалтываюсь, как могу… Ну, вот и вы понимаете, что нельзя трезвонить насчет оперативной разработки… И без того приходится держать ухо востро… Потому что наблюдаю некоторую утечку информации… Пока пустяковая, но все равно… Доложу лично… есть, очень много здесь есть людей, проявляющих болезненный интерес к тому, чем мы занимаемся… Да… Понимаю, что дело обычное и привычное… Спасибо!.. Служу Отечеству!.. Конечно, передам… А как же! Они у меня молодцы: носами землю роют… Согласен: видимого результата нет… Пока нет, но все еще впереди… Хорошо… Еще раз благодарю.

Фомин положил трубку, встал, вышел из-за стола и заходил по кабинетику. Туда: раз, два, три, четыре шага. Обратно: раз, два, три, четыре шага. Как маятник. Это – явный признак его нервного возбуждения. Разговор с генералом не прошел бесследно. Он, измеряя шагами небольшое помещение, выделенное городским управлением, недовольно бурчит себе под нос:

– Ну, что же это за начальство такое, а? Ать, два и – в дамках, что ли? Так только в сказках. Не понимает, что ли, начальство, что самое проблемное в оперативном розыске – это наверстывать упущенное. Два года с лишним ни шили, ни пороли, а теперь же – вынь да положь… Ишь, какие торопыги. Их бы на мое место… Да… Но генерал так просто не позвонит. Неужели уже давят? Сомнительно очень. Впрочем, Чайковский был прав, предупреждая, что теперь у тагильчан наверху есть свой влиятельный человек. Краснов не может с этим не считаться, – Фомин хлопнул себя по лбу. – Ну, конечно, это он, прокурор Казанцев, капает на мозги генералу. Демьяненко, мэр-то, говорят, в хороших отношениях был с Казанцевым. В свое время вместе на природу, на шашлычки выезжали. Да, как говорится, с чем боролись – на то и напоролись. Давно ли на всех углах талдычили: телефонное право, телефонное право. И что? Пришла новая власть, наступили иные времена, а телефонное право как процветало в советские времена, так и буйно цвет и сегодня. Но сейчас еще подлее и наглее, чем тогда, – это как пить дать. В том же Нижнем Тагиле, ну, кто раньше мог вмешаться в ход следствия или доследственных действий? Ну, первый секретарь горкома КПСС, конечно, – раз. Ну, четыре секретаря райкомов КПСС – это два. И все! А сейчас? – Фомин стал загибать пальцы. – Городской голова, главы администраций четырех районов, депутаты законодательного собрания во главе со своим председателем, сотня, другая «денежных мешков». И все хотят рулить, все хотят влиять: кто с помощью рычагов власти, кто посредством денег. Вот тебе и независимость! Вот тебе и свобода! – Фомин остановился. – А, кстати, сегодня пленарное заседание городской думы. Схожу-ка я туда, посижу в уголке, послушаю, о чем калякают, присмотрюсь к кой-кому. Там есть прелюбопытные экземпляры, колоритнейшие личности.

4

Илья Дмитриевич Соболев, председатель городской думы, уже встал и вышел из-за стола, чтобы отправиться в зал заседаний, когда в кабинет вошел, ну, очень крепко сбитый мужчина.

– Извините, гражданин, если вы ко мне, то мне некогда, спешу, знаете ли, на заседание.

– Я – не гражданин, господин председатель, – заметил вошедший, и в уголках губ появилась еле приметная ухмылка.

– То есть? Если не гражданин, то кто же?

– Подполковник Фомин, господин председатель.

– Кто-кто? – переспросил Соболев, внимательно разглядывая вошедшего богатыря.

– Подполковник Фомин, – ровным голосом повторил тот. – Разрешите присесть?

– Но я спешу, знаете ли…

– Только одну минуту отниму.

– Ну, хорошо, – председатель думы, недовольно поморщившись, вернулся на свое место. – Могли бы и позвонить прежде, чем…

– Виноват, господин председатель. Но до вас чрезвычайно трудно дозвониться.

– Так-таки и трудно?

– То частые гудки, то никто трубку не снимает.

– Слушаю вас.

– Не знаю, в курсе ли вы, что я возглавляю оперативную группу уголовного розыска Главного управления внутренних дел…

– Что-то такое краем уха слышал. Но чем занимаетесь – не знаю.

– Мы занимаемся, господин председатель, фактом странного исчезновения с горизонта Курдюкова, одного из лидеров местного преступного мира.

– Ну, это не новость. Этим, как вы изволили выразиться, фактом полиция занимается два года и пока безуспешно. И что вас ко мне-то привело? Вряд ли я вам могу быть полезен. Я с этим лидером никогда не встречался. Не знал, не знаю и впредь знать не хочу.

В уголках губ подполковника опять появилась ухмылка.

– А вы, Илья Дмитриевич, сказали неправду.

– Неправду? – подняв на него глаза, спросил хозяин кабинета.

– По меньшей мере, однажды вы все-таки с ним встречались.

– Вы шутите?

– Нисколько, Илья Дмитриевич.

– Не понимаю…

– Понимать тут нечего. Три года назад, вспомните, город проводил олимпиаду по тяжелой атлетике…

– И что из того?

– А то, что одним из основных меценатов, или как нынче выражаются, спонсоров, был не кто иной, как сам Курдюков.

– Может, и был он спонсором. Что из того?

– Ничего. Разве что за одним небольшим исключением. На открытии олимпиады вы с Курдюковым стояли бок о бок, и, как всем показалось, очень дружески с ним все время общались. Припоминаете?

Соболев отвел взгляд.

– Вы прекрасно информированы.

– Служба, Илья Дмитриевич, служба такая. Обязывает.

– Что же вы хотите от меня?

– Самую малость.

– То есть?

– Позвольте мне поприсутствовать на заседании думы, посидеть где-нибудь в уголочке.

– А зачем это вам? Будут дебаты, а тема их явно не по вашему профилю.

Фомин еще настойчивее повторил:

– Все-таки позвольте.

– Собственно, ничего секретного не предвидится. Сидите, если вам так хочется и если у вас так много свободного времени.

– И хочется и время есть.

– Не понимаю: зачем? Ничего интригующего не предвидится, – и, состроив на лице подобие улыбки, добавил. – Во всяком случае, искомого вами человека там, в зале не окажется – это точно.

Шпильку, запущенную в его огород, Фомин уловил, но оставил без внимания. И только сказал:

– Я знаю.

Фомин встал и направился к выходу.

– Ломаю голову, как вас представить…

– Никак, – обернувшись, заметил Фомин. – Сделайте вид, что в зале никого из посторонних нет.

– Я-то любой вид могу сделать, но депутаты…

– Если обратят внимание, то скажете: Фомин из Екатеринбурга, здесь по долгу службы. Скромно и со вкусом.

– А настаивать будут, спрашивать, кого вы собой представляете? Тогда что?

– На самый уж крайний случай скажете, что представляю главное управление внутренних дел Свердловской области. Надеюсь, это-то их удовлетворит?

5

Она, ласкаясь, встретила мужа у самого порога.

– Что-то ты, милый, сегодня раненько, – проворковала Тамара Васильевна, прижимаясь к мужу и преданно заглядывая ему в глаза. – На работе нормально? А? Сегодня без проблем? Как настроение? Может, потрахаемся, а? – жена потянулась, и сквозь широкий вырез халата показались розоватые соски грудей. – Что-то очень уж хочется – прямо невмоготу.

– Сдурела? Мужика надо сначала накормить-напоить, спать уложить, а уж после и об остальном заговаривать. Мужик голоден, как волк зимней порой, а у нее одно на уме.

– Не сердись, дорогой мой. Это я так… На всякий случай, – жена направилась в сторону кухни. – Пойдем. Не знала, что так рано приедешь. А то бы разогрела.

– А сама-то, гляжу, разогретая.

Колобов отправился в туалетную комнату, чтобы холодной водой освежить лицо и, заодно, руки помыть. Жена пошла на кухню и там загремела столовыми приборами.

Минут через пять Колобов уже сидел за столом и перед ним стояла большая с позолотой тарелка, на которой лежали две больших котлеты, граммов по двести каждая – не меньше, картофель фри с малосольными хрустящими на зубах огурчиками, квашеной капустой и зеленым горошком.

Муж приступил к трапезе. Жена села напротив, положив на стол чуть-чуть припухлые ладони, не спуская с него нежного и полного страсти взгляда.

Неожиданно муж перестал есть, положив вилку с уже нанизанным куском котлеты, потянул носом, принюхиваясь.

– Что-что, милый? – насторожившись, спросила жена.

– Аромат слишком густой. Можно даже сказать, тяжелый.

– Но это твои духи, любимые.

– Да, но… Похоже, весь флакон сразу вылила на себя…

Он, не закончив фразы, с прежним аппетитом принялся за еду. Что-что, а готовить его жена умеет. Ее фирменное блюдо, как она называет, – котлета по-киевски. Почему «по-киевски», а, скажем, не «по-свердловски», и что она туда, в фарш кладет, так и останется для него загадкой. Да и картофель на гарнир готовит по только ей одной известному рецепту. Короче, пальчики оближешь! Особенно сегодня, так кажется мужу, она постаралась. И он оценил по достоинству.

Колобов отодвинул в сторону совершенно пустую тарелку (он даже подлив зачистил кусочком хлеба и отправил в рот), откинулся с блаженным выражением лица на спинку мягкого стула, обтянутую не бараканом, как обычно, а темно-синим велюром, и внимательно посмотрел на жену.

– Ну, вот! Теперь можно и…

Жена поняла с полуслова.

– Пойдем.

Изучая сияющее счастьем лицо, Колобов заметил:

– Что-то ты, моя птичка, сегодня без умолку щебечешь.

– Ну, вот, – жена притворно надула пылающие сладострастием розоватые, слегка припухлые губки, – опять не слава Богу.

– Да, нет, – муж поспешил успокоить жену, – я что… я ничего… Наоборот, даже счастлив, что у тебя сегодня такое замечательное настроение. Чувствую, что мы с тобой сейчас покувыркаемся на славу.

– Это я тебе обещаю.

Колобов положил в налитый кофе сахар, сливки и стал медленно размешивать, наслаждаясь распространяющимся ароматом.

– Да, – он вспомнил что-то, – ты напрасно так долго держала машину. Пришлось ехать по делам на другой машине, сам сидя за рулем. Что так? Я же предупреждал водилу, чтобы слишком не задерживался. Обматерил, понятно, парня.

– Он, милый, совсем не виноват. Это – я. Это – меня, когда попадаю в магазин, никакими силами не оттащить от тряпок. Сам ведь знаешь.

– Это точно. Купила что-нибудь?

– Нет, – жена тяжело вздохнула.

– Почему?

– Присмотрела я шубку из шиншиллы. Продавец, элегантный молодой человек, восхитившись, заметил, что она мне очень идет и сидит на мне замечательно.

Муж фыркнул.

– Было бы странным, если бы продавец сказал обратное. Ему что? Ему лишь бы сбыть с рук вещь. Тем более такую дорогую. А, кстати, зачем тебе она? У тебя есть: несколько месяцев назад купили.

– Пожалел, да? Для любимой жены пожалел? Я это предвидела, поэтому и не стала брать.

– И ничего я не пожалел. Бери, если нравится. Не нищие, слава Богу. Не обеднеем.

– Вот, за это спасибо, милый, – жена подошла к мужу, чмокнув в лоб, шепнула на ухо: – А на Васеньку не сердись, ладно? Моя вина.

– Он уже для тебя Васенька? – ревниво пробурчал Колобов, подозрительно посмотрев на жену.

– Не ревнуй, мой дурачок! Разве я тебя на кого-либо променяю?! Да, ни за какие коврижки! Пойдем, милый, пойдем, – она настойчиво потянула мужа за рукав. – Займемся нашим высшим пилотажем. Ты заслужил этого. Или хочешь прямо здесь, на кухонном столе? Я не возражаю…