Читать книгу Лицом к лицу со знаменитостями - Геннадий Александрович Разумов, Геннадий Разумов - Страница 5

В день смерти вождя народов Лёня Аллилуев в институт не приходил, не был он и на следующий день. Впрочем, он и раньше не очень-то часто посещал занятия, что, однако, не мешало ему всегда вовремя сдавать курсовые работы и на экзаменах получать твердые четверки.

Это был высокий стройный юноша с благородной породистой внешностью, красивым удлиненным лицом и мягкими зачесанными назад светло-каштановыми волосами. С самого первого дня учебы он мало общался с однокурсниками, ни с кем не заводил дружбы, был тихим и молчаливым. Никто о нем ничего не знал, известно было лишь, что он увлекается радиолюбительством и что у него есть еще младший брат Володя, который тоже не попал учиться туда, куда хотел.

Только к третьему курсу Лёня как-то оттаял, стал более разговорчивым, контактным, сдружился с одним – двумя нашими сокурсниками. Наконец, он настолько перестал быть букой, что даже дал себя уговорить предоставить свою квартиру для новогодней попойки. Оказалось, он был единственным из всей нашей группы, у кого дома в это время не было родителей («они в отъезде», – объяснил он).

Наступал 1953 год, и под лозунгом «Новый год с новыми девчонками» мы, нахватав где попало каких-то «чувих», поехали к Лёне. От метро «Библиотека Ленина» мы прошли по мосту через Москва-реку и подошли к возвышавшемуся справа на набережной огромному тяжеловесному зданию с многочисленными подъездами. Помню, я обратил тогда внимание на то, что в очень редких окнах этого дома горел свет. Это было странно – ведь наступала новогодняя ночь! «Вот сони», подумал я.

Лёня ждал нас на углу. Мы вошли в роскошный отделанный мрамором вестибюль, который вполне мог бы принадлежать какому-нибудь «Дворцу строителей», а не жилому дому. Потом поднялись в просторном лифте на пятый этаж и вошли вслед за Лёней в широкую прихожую, где стояла много-рожковая деревянная вешалка и висело зеркало в овальной золоченной раме.

Особое впечатление производила большая гостиная с круглой белой колонной посредине. Ее окружал широкий овальный кожаный диван, на котором, угомонившись под утро, мы заснули вповалку крепким юношеским сном.

В этой комнате, где мы пировали прямо на полу, бросался в глаза большой прямоугольный портрет. На холсте маслом в полный рост была изображена стоящая вполоборота красивая стройная женщина в строгом вечернем платье.

В ту ночь мы и не подозревали, что, хотя и чуть-чуть, но очень опасно прикоснулись к одной из самых страшных тайн тогдашнего кремлевского Двора. Ведь в ту новогоднюю ночь мы побывали в том самом «Доме на набережной», который так ярко описал позже Ю.Трифонов, а женщина на том большом портрете была не кто иная, как та самая застрелившаяся Надежда Аллилуева, жена Сталина.

Наш однокурсник Лёня был ее родным племянником, и с братом Володей они сейчас жили одни потому, что их мать Анна Сергеевна по приказу своего замечательного зятя была отправлена в лагерь, откуда вышла только в 1954 году в психически нездоровом состоянии.

А отец Лёни, Станислав Францевич Реденс (кажется, из латышских стрелков), в прошлом видный деятель НКВД, еще раньше погиб в бериевских застенках. Такая же расправа, без сомнения, ждала и Лёню с братом, если бы не своевременное покровительство со стороны их всесильного тогда кузена Василия Сталина, который, как мы позже узнали, опекал братьев. И главное, конечно, если бы не своевременная кончина их великого родственничка, дяди Иосифа. Дальнейшая судьба Лёни Аллилуева ничем не примечательна и мало отличалась от судьбы других моих однокашников. Он окончил вместе со всеми институт, женился на девушке с нашего курса и попал по распределению на работу в институт Гидропроект. Там он и протрубил до самой пенсии, занимался проектированием гидротехнических металлоконструкций (затворов гидростанций, шлюзовых ворот и всяких других железных устройств). Некоторое время он работал в Египте на строительстве Асуанской гидроэлектростанции. В отличие от своего брата Володи, который позже написал воспоминания, Лёня никогда, нигде и никому не говорил о своем происхождении, о своих родителях. Не знаю, была ли это врожденная скрытность характера или заложенное с раннего детства неистребимое чувство страха.