Читать книгу Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы - Геннадий Васильев - Страница 70

Друзья мои!

Оглавление

Евгений Толмашов. Разговор


Дружба, как и любовь, – ценность непреходящая. Случается по-разному. Наверное, самое редкое явление – друзья детства, оставшиеся друзьями до старости. Но и к солидному (назовем его так) возрасту обрести новых друзей не каждому удается. А уж если удается – они-то часто до последнего дня. До смерти – чьей-то.

«Когда мне будет 70 и больше…»

Когда мне будет 50 плюс-минус…

Владимир Ланцберг

Когда мне будет 70 и больше,

я стану тоньше. Или, может, толще.

Я буду с бородою или без.

В одном готов вам клясться неустанно:

гитару я терзать не перестану

и песенки вам отпускать на вес.


Когда мне стукнет 70, я выйду

на сцену, вы не подавайте виду,

что голос у меня уже не тот.

Я с чувством, с расстановкой, с придыханьем

спою вам и обрадую стихами.

Иль огорчу: стихам ведь свой черед.


Когда мне будет 70 плюс-минус,

я буду горд тем, что еще не двинусь

туда, где – мрак, опека и хаос.

Я выйду к юбилейному концерту,

я так спою! Расставлю все акценты.

Но вы-то? Вы придете? Вот вопрос.


Когда мне будет 70 и выше,

я буду рад, что не поехал крышей,

что белый свет пока еще мне бел.

Я буду знать: еще Великий Скульптор

по камню бьет резцом, готовясь к культу.

Я так хочу, чтоб он подольше бил.


* * *

Почти экспромт

Большой артист народного театра

уж не вернется к юности, обратно.

И старости не хочет подчиниться.

Всё чинится, пред старостью чинится.

Она ему: «Пора!» – а он: «Лехаим!» —

и рюмку ей. И старость утихает.


«Какая разница, к кому обращены…»

Какая разница, к кому обращены

и нелюбовь моя, и ненависть нагая?

Я эти строки не затем слагаю,

чтоб на кого-то сбросить груз вины.


Я сам виновен в том, чего не смог

сложить и спеть, о чем не смею помнить,

что не лежу под сенью спелых смокв —

сижу в снегах, ветра листают память.


Нажив друзей и накопив врагов,

земную жизнь пройдя за середину,

я отличаю от холста холстину

и умных отличу от дураков.


Я видел жизнь. Я мир в себе коплю.

Я уважаю тех, кто вольно дышит.

Но если я кого-то не люблю —

он от меня ни слова не услышит.


«Натянутая тетива ли…»

Натянутая тетива ли

звенит или струна моя?

Все реже снятся фестивали.

Все чаще – тайны бытия.


Не то чтоб подступает старость —

рука тверда, глаза сухи.

Но – реже песни под гитару.

Но – чаще скорбные стихи.


Вот и сейчас, на склоне лета

(до сентября подать рукой),

простились мы с одним поэтом.

Прими, Господь, и упокой.


Поговорив, погоревали —

и разошлись, печаль жуя…

Все реже снятся фестивали.

Все чаще – тени бытия.


«Ну что, Вадим? Когда-нибудь сойдемся…»

Вадиму Кускову на 60 лет

Ну что, Вадим? Когда-нибудь сойдемся.

Прочтем стихи. Споем у костерка

иль у камина. Досыта напьемся

чайку покрепче.

Мясо с уголька

на блюдо ляжет, истекая соком.

К нему – аджика, остро-сладкий сон…

Но к мясу – чай?! Каким, простите, боком?

Шашлык всегда с вином соотнесен.

И мы нальем и выпьем, как случалось,

и бережно потренькаем струной…

А чай – ну, что ж… Пока нам не до чая.

Нам календарь подсунул счет: шесть – ноль.

Мы в юбилей пришли, слегка потерты,

зато ничуть не съедены виной:

никто из нас не числился в «шестерках»,

и никого не множили «на ноль».

Хороший счет – шесть – ноль! Тебе на пользу.

Ты – из певцов, из наших. Ты – таков!

Звени, гитара! Чаще, песня, пойся!

Волнуйся, сердце! Будь здоров, Кусков!


«Нас оценят потом. Мы, быть может, заслужим…»

Нас оценят потом. Мы, быть может, заслужим.

Не в монетах оценят – разберут по слогам.

Наш язык пригодится. Наша речь станет нужной

этим елям поникшим. Этим черным снегам.


Хороводит Харон. Переправу готовит.

Он угрюм и бормочет себе о своем.

Что нам в жизни иной, где ни крова, ни крови?

Мы пока еще драхму за губой не жуем.


Мы живем как придется. Поем, как умеем.

Нас оценят потом, когда кончится всё.

А монету, Харон, тебе ссудит Емеля.

Или щука добудет. Иль еж принесет.


«Некуда ехать. Не с кем общаться…»

Так далеко унес его поток,

И мне его не вычерпать шеломом.

Александр Мирзаян. «Гамлет»

Некуда ехать. Не с кем общаться.

Время с собой говорить.

С кем попрощались – пора попрощаться.

Не попрекать, не винить

годы, людей или века изломы —

были. И быть им. И вот:

много воды утекло, и шеломом

черпай – не черпай: течет.


«Не пиши мне больше, не пиши…»

Не пиши мне больше, не пиши.

Наши судьбы не пересекались.

Все былое – только дневника лист.

Не пиши мне больше. Не пиши.


Не пиши мне больше. Не пиши.

Все, что было, – было не сегодня.

Нас судьба сводила, будто сводня,

понуждая грезить и грешить.


Не пиши мне больше. Не пиши.

Окропил я прошлое. Окрапил.

Нацеди себе сердечных капель —

и усни. Но только не пиши.


Белый день, сентябрьский небосвод.

Облака – сметана с майонезом.

Все деревья пусть уходят лесом.

Не пиши мне больше. Ничего.


И звонить не стоит по ночам.

Я не молод, да и ты – другая.

Все глаголы мы уж проспрягали,

все стихи допели при свечах.


Не пиши мне. Клинопись вредна,

и чистописанье не поможет.

Пусть тебя сомненья не тревожат:

чаша дружбы выпита. До дна.


* * *

Песня о мартовских бардах

На мотив песни С. Струненко —

А. Городницкого «Паруса Крузенштерна»

Такое бывает весною,

когда еще холоден март:

кружит на ветру надо мною

словечко заветное: бард.


Не только со мною бывает,

другие – я знаю! – туда ж.

От марта до самого мая

мы входим в осмысленный раж.


Во Владике и в Салехарде,

в Москве и других городах

весной просыпаются барды,

бредут неизвестно куда.


От самых до самых окраин,

в Эрлангене, Туле и др.,

торопятся барды. Пора им

бежать из уютных квартир.


Они еще очень неспеты,

слова зелены, как трава,

но полнится музыка светом

и зреют, и крепнут слова.


Гитары расправлены гордо,

а дома скучает жена,

и барды под вестом и нордом

бодрят себя рюмкой вина.


И, стрелки нагладив на кепи,

гитару достав из чехла,

поют про долины и степи

живущим в медвежьих углах.


А кепи – для форса и фарта.

А стрелочки – вызов струне.

И март подчиняется бардам,

зима уступает весне.


Так каждой весною бывает,

и нынешний март – не другой.

И струны ветра раздувают,

и выгнуты грифы дугой.


* * *

Памяти Олега Немировского

Друг другу кивнем на бегу – и в кивке

друг друга забудем.

А люди уходят. Без нас. Налегке.

Хорошие люди.


Друзья ли, приятели… Тот ли, чей слог,

чей голос – порука.

Ушел. Я глядел – и окликнуть не смог.

Ни взглядом, ни звуком.


Короткая жизнь – как случайный ночлег.

Рожденье – и тризна.

«Как ныне сбирается вещий Олег…»

И ныне. И присно.


«Гитаристы- музыканты…»

Гитаристы- музыканты

мне твердят (а я не спорю):

«Не дал Бог тебе таланта,

ты застрял в ля-ля-миноре!


Не работаешь руками,

пальцы держишь в черном теле.

Что – стихи? Стихи – стихами!

Надо, чтобы струны пели!


От твоих минорных стонов

микрофоны зафонили.

Ты ж, не зная пентатоники,

плюешь в полифонию!


Квинта, кварта, интервалы…

Ты не прячь от них лицо!

Я ведь помню – ты, бывало,

путал терцию с торцом!


Ты – потертый. Ты – нетрезвый.

Твой успех всегда – случаен.

Ты бемолей от диезов

без труда не отличаешь».


Так твердят мне музыканты,

гитаристы и эстеты.

Я киваю: «Нет таланта.

Что поделаешь – ну, нету!»


Я согласен и покорен.

Я, бекаром прикрываясь,

как в лимоне, в ля-миноре

с кислой миной ковыряюсь.


Но со мной – моя эстетика

и при мне – моя стилистика.

Мне важна моя патетика,

букв и слов эквилибристика.


Я притопываю пяточкой,

смех кисля лимонной долькою.

Мне шести ладов достаточно.

Остальные – Славе Нольфину.


* * *

Юрий Деев. Город

Письма из города

Письмо первое

Мы здесь живем затем, чтобы постичь

верховность времени, презумпцию пространства.

У вас – не то. В зарю горланя клич,

петух поет о пользе постоянства.


Былая связь становится слабей.

Тисками времени пространство гнет и плющит.

Мы здесь затем, чтоб думать о себе,

не допуская мысли о грядущем.


Благоухает стирками белье,

и нет заплат на нем, и нет следов от штопки.

Бросаясь бликами, сверкает сталью штопор,

в тугую пробку целя острие.


Летит в пространство наш победный клич.

Мы здесь живем. Нам время не постичь.


Письмо второе

Не все слова сопровождает музыка.

Не всякой музыке сопутствуют слова.

Весенний ветер пахнет то арбузами,

то огурцом. Торопится трава

на белый свет взглянуть. И с тополей

весенний дух сочится, как елей.


Я не певец. Я только составитель слов.

У воробьев – восторг, гремит в кустах симфония.

Что убиваться в поисках гармонии,

когда на птиц такое снизошло?

Они аккорд составят – и кричат.

И нотный куст от воробьев курчав.


Весна из города совсем не так видна,

как из деревни. К нам грачи не прилетают, и


Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Подняться наверх